Бешеные псы - Грейди Джеймс - Страница 2
- Предыдущая
- 2/88
- Следующая
— Какой именно солоноватый? — переспросил доктор Фридман. — Как… у слез?
— «Как у слез»… — передразнил его Рассел. — Да какая, к черту, разница! Речь о том, что я сделал. Ведь тогда, именно тогда, когда Элвис орал на всю забегаловку, у меня появилась возможность сделать это.
Сестра вытряхнула таблетки в стаканчик.
— У вас наконец появилась возможность сделать… что? — спросил доктор Фридман.
— Убить полковника Херцгля.
— Но это же не входило в ваше задание. Вы же не были наемным убийцей.
— Только не говорите, кем я был и кем не был! — пронзительно завопил Рассел. — Кем был, тем и был, и я сделал это!
— Расскажите нам о вашей официальной миссии, — сказал доктор Фридман, пристально глядя на ветерана.
— Моя официальная миссия вроде как закончилась, дружище?! Никто из этих ублюдков — ни мусульмане, ни хорваты, ни, уж точно, эти проклятые сербы — не использовал ничегошеньки из того, что успели понатаскать в Югославию плохие мальчики Дядюшки Сэма за время холодной войны. Ни у кого из них не было ядерных чемоданчиков. Или вам кажется, что они хотя бы на минутку задумались? Ведь больше всего они хотели изничтожить друг дружку, а что тут может быть лучше атомной бомбы?
— И все-таки — почему вы там оставались? — спросил доктор Фридман.
— А как я мог уехать? — Рассел весь сжался на своем стуле. — Никто и глазом не успел моргнуть, как обыкновенные стычки превратились в бойню. В то, что происходило за стенами того ресторана, то, что мне пришлось увидеть собственными глазами, пока я разыгрывал попсующего сербо-американского парнишку, который вернулся, чтобы отыскать свои корни и помочь своим героям… Там быть чокнутым считалось за правило. Если ты уже не спятил, когда все это началось… И чем я, по-вашему, закончил? Как оказался здесь?
— Вот и расскажите.
— Я убил полковника.
— Зачем?
— Потому что случай подвернулся. Что-то большое, важное я остановить не мог, но уделать этого жирного отморозка, которого я собственными руками упрятал бы за решетку, пока был еще в здравом уме… До того как смыться, я мог прикончить его за… за все те ужасы, что он натворил. И собирался творить дальше.
Когда Элвис наконец выдохся со своим «Лас-Вегасом», полковник сказал: «Невмочь терпеть. Ты потом» — и пошел себе через обеденный зал в сортир.
— Один?
— Вы на что намекаете — «один»? Конечно, один. Вы что, думаете, мы были вроде компашки канзасских школьниц на балу?
Рассел покачал головой.
— Они не желали меня слушать. Не верили мне. Телефоны работали. Не везде, но… я сообщил своему непосредственному начальству в Праге. Черт возьми, я даже напрямую позвонил в Лэнгли. Они все талдычили, что я «отстранен». Мол, «переутомился». Пора выпадать в осадок. Чистая работа. Миссия выполнена. Так что возвращайся-ка ты домой и… Они бы мне не поверили.
— Только сначала, — сказал доктор Фридман. — Потом появились бы спутниковые фото, другие источники.
— Начало, оно и есть начало. Вы лучше загляните в конец.
— Значит, вы остались.
— Я пошел в сортир. — Рассел нервно моргнул. — Это был мой шанс.
Катись он, этот полковник, сказал я его головорезам, надо в сортир. Те только заухмылялись.
Никто даже не посмотрел, как я шел через зал. Сортир был в конце коридора, за распашными дверьми. Лампочка в коридоре перегорела, так что он стал вроде длинного темного туннеля. Воняло мочой, крысами, ракией… я же понимаю, вам хочется знать, как там пахло, док, не стоит благодарности.
Но Фридман не стал его прерывать. Он чувствовал близость кульминации, понимал, что она надвигается.
— Я сунул правую руку в карман гимнастерки, — сказал Рассел, — мой нож и «калаш» остались на столе, но за два дня до этого, когда они сожгли школу, полную ребятишек, я подобрал стальную проволоку около метра длиной и сунул в карман. Воображал, что мог бы устроить «растяжку», чтобы покончить с полковником и со всей его командой. Но такой уж я человек — не практик, скорее, оптимист. Когда я шел в тот сортир, я был не практичнее дзенского монаха.
Прежде чем распахнуть дверь, я намотал один конец проволоки на правую руку. Десять шагов в полной темноте, и вот: «Вива Лас-Вегас!» — я стоял перед закрытой дверью мужского сортира, намотав другой конец проволоки на левую руку.
У меня было два варианта, — продолжал Рассел. — Налететь или подкрасться… подкрасться, как ниндзя, или обрушиться, как Скорцени, [1]с развевающимися знаменами.
Я всегда был вроде Скорцени. Ворвался прямо, а сам ору не хуже Элвиса, полковнику это нравилось. Он стоял перед зеркалом. В кабинке было… было, хм… Полковник стоял спиной ко мне, изображая что-то типа буги, и тут я — хлесть!
Рассел крутанулся на своем стуле, изображая, как проволочная петля захлестнулась вокруг шеи полковника и как он душит эту рыпающуюся тушу.
— Крепкий он был мужик, и это оказалось не просто. Специально для вас, док, я чувствовал, как от него разит потом и чесноком. Стоило коснуться его шеи, и руки мне обжигало, как кислотой.
«Ух ты! — подумал я. — Кожа… а жжется, как кислота».
Новая подробность. Манипулируемая сенсорная память. Браво, доктор Фридман! За две недели вы превратили старую шарманку Рассела в источник таких тонких воспоминаний, можно сказать, докопались до сути.
— Проволоку я, конечно, там и бросил, — сказал Рассел. — Вышел и вижу — кранты!
— Как это? — спросил доктор Фридман.
— Пожарный выход оказался заперт! Ничего не оставалось, как вернуться к этим двум сербским ублюдкам… на мое счастье, они — ради прикола — сожрали мою миску картофельной похлебки.
— Пора принимать лекарства, — кашлянув, напомнила сестра.
«Черт бы ее побрал, — подумал я. — Может, Рассела вот-вот прорвет».
Доктор Фридман, словно соглашаясь со мной, замахал на нее рукой.
Поэтому я спросил:
— Кто-нибудь что-нибудь сказал, когда ты вернулся из сортира?
Мне хотелось дать Расселу возможность самому разоблачить свою выдумку. Самому увидеть, что он врет.
— Да. Они все гоготали надо мной, потому что жратва-то моя уплыла.
— Что они сказали про тебя? — подхватил мою мысль седовласый Зейн.
Но Рассел только пожал плечами.
— «Ну и непруха, америкашка!» — сказали они. То, что они сожрали мой суп, дало мне повод напустить на себя обиженный вид, схватить свою амуницию и ринуться на улицу. Выбрался я, прошел мимо остальных шестерых парней, словно их там и не было, свернул за угол… а потом бежал три дня, только пятки сверкали. Гнал на мотоцикле, пока не попал на морпеховский вертолет. Рассказал все в Управлении и прямиком сюда.
Зейн посмотрел на меня. Мы могли бы расколоть Рассела. Но это была работа Фридмана. И потом, если ты никого не раскалываешь, может, и тебя никто не расколет.
— Забавно, что я убил его и ничего не чувствую, — сказал Рассел. — Ну просто… ничегошеньки. Конечно, Элвиса я с тех пор не слушаю. Наверное, поэтому и попал сюда.
— Вряд ли, — ответил доктор Фридман.
Рассел высоко поднял брови над черными очками.
— Какая разница, что вы теперь думаете, док, — ухмыльнулся он. — Все равно вы от нас уходите.
— Доктор Фридман, — повторила сестра, — уже время. У нас расписание.
Доктор кивнул. Сестра стала раздавать стаканчики с водой и лекарствами — как сласти в кино: тонизирующие, седативные, транквилизаторы, сладкие таблетки в стаканчик Хейли, карамельки всех цветов радуги для страдающих от посттравматического стрессового синдрома с признаками шизофренического расстройства.
— Сегодня во второй половине дня состоится последнее собрание, — сообщил доктор Фридман. — До него я хотел бы побеседовать с некоторыми из вас индивидуально, но после обеда я уезжаю.
Эрик поднял руку, готовясь выпалить, что сегодня на обед мясная запеканка, но одобрительного кивка не последовало.
— Сегодня днем нам надо кое о чем потолковать, — продолжал доктор Фридман, — и всем следует ожидать этого с удовольствием. Приятного аппетита.
- Предыдущая
- 2/88
- Следующая