Девятый круг - Белл Алекс - Страница 7

Я осознал, что смотрю на него с глуповатой улыбкой. Он дружелюбно рассмеялся и протянул мне руку:

— Я Задкиил Стефоми.

— Габриель Антеус, — сообщил я в ответ, пожимая его руку и радуясь тому, что на этот раз вспомнил свою фамилию без всяких усилий, как любой нормальный человек.

— Антеус? — повторил Стефоми.

— Вам знакома моя фамилия? — быстро спросил я, бессознательно стискивая его ладонь.

— Э-э-э… нет, нет. Пожалуй, она мне незнакома, — ответил Стефоми, высвобождая свою руку и рассеянно потирая ее. — А что, я должен ее знать?

— Нет. Просто вы… вы переспросили это таким тоном…

— Но ведь фамилия-то необычная, вы согласны? — продолжал Стефоми, глядя на меня ясными синими глазами. — Каково, кстати, ее происхождение?

— А-а-а… э-э-э… — Я лихорадочно старался подобрать подходящую страну. — Думаю, это французская фамилия.

— Французская? — переспросил Стефоми. — А вам не кажется, что, скорее, греческая?

— Нет, по-моему, все-таки французская, — повторил я, борясь с охватывающим меня отчаянием. — Но в сущности, я плохо знаю свою родословную.

Я получал удовольствие от разговора, но такие вопросы ставили меня в неловкое положение. Возможно, мне следовало откровенно признаться, что я не знаю ответов на них, что не могу вспомнить. Но поверил бы он мне? Ведь мое состояние нельзя признать нормальным по любым меркам, не так ли? У меня мелькнула мимолетная и горькая мысль, каким легким мог бы стать подобный разговор для других, — им не пришлось бы каждую секунду выдумывать правдоподобную ложь. Я почувствовал, как меня охватывает знакомое паническое состояние, такое же, как при попытке завязать разговор с моей юной соседкой по лестничной площадке. Да и вообще, способен ли я на нормальный диалог? И о чем я мог бы вести разговор? Меня зовут Габриель. По крайней мере это мне известно. Значит, пока я знаю свое имя, все не так уж и плохо.

— А что вы делаете в Будапеште? — спросил я, пытаясь отвести внимание от своей персоны.

— Осматриваю здешние достопримечательности. И изучаю их. Посещаю церкви и соборы. У меня степень доктора по философии религии. Я читал лекции по этому предмету, — ответил он.

— А теперь больше не читаете?

— Нет, похоже, больше не читаю.

— Что же, содержание ваших лекций было слишком спорным? — спросил я, зная, насколько деликатным предметом может быть религия.

— Ха! Проблема заключалась не в содержании, а в том факте, что я мог доказать большинство моих теорий или, по крайней мере, вплотную приблизиться к их доказательству. Людям же это не нравится. Во всяком случае теперь, когда моя карьера лектора, похоже, безвременно закончилась, я продолжаю вести исследования как частное лицо.

— Будапешт весьма подходящее место для этого, — заметил я. — Здесь так много великолепных церквей и соборов.

— Их действительно здесь немало. И я, пожалуй, продолжу свое занятие, чтобы суметь осмотреть их все, — закончил молодой ученый.

«Не уходите, — хотел я сказать. — Пожалуйста… не бросайте меня здесь вот так! Ведь у меня никого нет». Пальцами я нащупал в кармане коробочку с рыбьим кормом. Я устал ждать, что все вернутся домой. И хотя это был всего лишь короткий разговор, собеседник мне безотчетно понравился. Я хотел бы подружиться с этим человеком. Никто другой мне бы не подошел. В какое-то мгновение у меня мелькнула безумная мысль сбить его с ног, унести к себе в квартиру, связать и держать там, чтобы у меня появился кто-то, с кем я смог бы разговаривать и жить под одной крышей. Кто-то способный заменить мне этот дневник. Но ведь люди увидели бы, как я несу его по улицам, возникло бы беспокойство, началось бы полицейское расследование, и я рисковал бы привлечь к себе нежелательное внимание. Да и вообще похищать людей — это не слишком хорошо. Так что я никогда не стал бы совершать чего-либо подобного.

— Простите? — сказал я, осознав, что, погруженный в размышления, не уловил фразы, только что произнесенной Стефоми.

— Я говорю, что мы должны как-нибудь встретиться и выпить по стаканчику, — повторил он с улыбкой. — Я никого не знаю в этом городе, мой венгерский не так хорош, как английский, и я полагаю, нам было бы о чем побеседовать.

— В самом деле? — постарался я сгладить неловкость, с трудом веря тому, что услышал.

— Если, конечно, это вам интересно, — ответил он, пожимая плечами. — Я понимаю, что у вас есть в этом городе друзья, раз вы здесь живете. Но, — он сделал паузу и слегка улыбнулся, — я надеюсь, вы сжалитесь над одиноким странником.

— Буду весьма рад, — ответил я, с удовлетворением отмечая, что в моих словах не прозвучала безысходность.

Стефоми достал из кармана визитку и протянул ее мне:

— Вот здесь номер моего мобильника. Позвоните как-нибудь.

Мы пожали друг другу руки, и он ушел обратно под сень деревьев, оставив меня одного около церкви Святого Михаила. Когда я взглянул наверх, на резное изображение святого, меня охватило чувство глубокой благодарности к нему. Ведь мы со Стефоми встретились именно благодаря нашему общему интересу к религии. И будет славно, если моим собеседником станет реальный человек.

Придя домой, я вынул визитку из кармана и положил ее на стол рядом с телефоном. Потом некоторое время пристально смотрел на нее. Мне не терпелось позвонить Стефоми сразу же. Он сказал: «Позвоните как-нибудь». Но что он подразумевал под этим? Как долго я должен выжидать? Какой период был бы приемлем по правилам этикета? Несколько часов я бился над этой дилеммой и в конце концов предположил, что Стефоми, скорее всего, имел в виду пару дней, может, неделю или что-нибудь около того. Поэтому я решил, что свяжусь с ним через три дня. Думаю, большего срока я просто не выдержу физически.

Если это сработает, то не надо будет никого похищать… Не то чтобы я когда-нибудь всерьез обдумывал такой поступок, нет, я имею вполне ясное представление о различии между правильным и неправильным. Кроме того, у меня все в порядке с самодостаточностью. Я, безусловно, не принадлежу к тем людям, которым постоянно нужен кто-то для поддержания их чувства собственного достоинства. Таким людям всегда требуется окружение из друзей и любимых, которые постоянно рассказывали бы им, какие они замечательные. Нет, мое желание абсолютно здравое: просто время от времени встречаться с другим человеком.

5 сентября

У меня в голове поселились дьяволы. Я начал опасаться этого уже некоторое время назад, но не хотел писать об этих опасениях, чтобы они не сделались слишком реальными. Но теперь я уже не могу отрицать, что это произошло. И они ненавидят меня! Они отняли у меня все своими голыми, покрытыми жесткой кожей руками, крючковатыми пальцами с кривыми когтями. Они владели мною, в то время как я, охваченный греховной манией разрушения, дюйм за дюймом крушил свое жилище, разбивая, разрывая и кромсая все вокруг. Они же и внушили мне, что все насилия и кровопролития в мире не уменьшат моей ярости, не позволят мне избавиться от горечи, которая, словно желчь, подступала к горлу.

Но сейчас они наконец исчезли. Все эти рогатые твари ускакали обратно в свои адские обиталища, а я остался ни с чем… Ни с чем, помимо болезненной пустоты вокруг, которая никогда не будет заполнена, как бы я ни старался, как бы долго ни ждал, сколько бы коробочек с рыбьим кормом ни покупал. Иногда я думаю, что уж лучше бы мне умереть. Почему все это происходит со мной? Что я сотворил такого, за что Бог так сильно ненавидит меня?

8 сентября

Мне трудно описать случившееся. Я не хотел, я избегал этого… но когда-то должен зафиксировать то, что произошло.

В день моей поездки на остров Маргариты я лег спать очень поздно. И когда наконец заснул, мой сон наполнился беспокоящими, устрашающими образами, бормочущими голосами, которые пытались что-то сообщить мне. Но их было слишком много, все они говорили одновременно и чересчур громко, поэтому разобрать отдельные слова было невозможно. И там были люди, пытавшиеся показать мне какие-то картины, но не давали времени, чтобы я толком их рассмотрел, а изображенное на этих картинах было расплывчатым и нестабильным, так что я сумел распознать лишь отдельные детали: церковь Святого Михаила; таинственную женщину с широко раскрытыми от страха глазами, убегавшую от меня в темном закоулке; вырезанного из камня ангела, плачущего кровавыми слезами; смеющегося Стефоми; обнаженных демонов, мечущихся в языках пламени, дерущихся и кусающих друг друга…