Подлость союзников. Как Запад предавал Сталина - Паркер Ральф - Страница 21

В силу сплоченности советского общества и в силу бдительности и высокого патриотизма советских людей тем иностранным дипломатам, которые специализировались на выискивании «слабых мест», приходилось ограничивать свою деятельность крохотной горсточкой людей. Старание, с которым сотрудники посольства выискивают эти «слабые места», можно сравнить лишь с тем, как голодная лиса обнюхивает каждую норку в надежде поживиться зазевавшейся полевой мышью. Оброненная кем-нибудь невзначай жалоба или недовольное ворчание служит поводом для ликования всего английского посольства, и советский гражданин, который о чем-либо поговорит с иностранцем, случайно встреченным в троллейбусе или на скамейке в парке, может быть уверен, что все сказанное им будет подробно доложено послу и скорее всего пойдет, в виде доклада, в Лондон с первым же дипломатическим курьером.

Однако эти дипломатические «зондирования» почти неизменно встречают резкий отпор. Однажды в моем присутствии американский дипломат усиленно допытывался у молодого советского писателя, почему тот отказывается «поговорить с ним по душам». Тогда писатель сказал:

«Раз уж вы настаиваете, то скажу вам: потому что мне невыносимо скучно в вашем обществе. От вас я не слышу ничего нового о культуре вашей страны. Ваши друзья, по-моему, совершенно лишены чувства юмора и культурных запросов. Мой желудок не переносит вашей консервированной пищи, и я предпочитаю сигаретам «Лаки страйк» папиросы «Казбек»— они крепче. Мне противно находиться в одной комнате с людьми, которые кладут ноги на стол, и смотреть в лицо человеку, который жует резинку. Меня возмущает, когда молодые иностранные дипломаты, не читающие ни «Правды», ни «Большевика», услышав, что 7 ноября московский митрополит послал поздравление Сталину, заявляют мне, что «революция мертва». Я не могу ответить на их вопросы о ценах на масло в Краснодаре и об условиях жизни в Челябинске. Кроме того, я не люблю людей, которые делают заметки на клочках бумаги, когда я говорю».

Наиболее потрясающий пример того, как английские власти обманывают общественное мнение своей страны, — это их комментарии относительно отмены продовольственных карточек в Советском Союзе.

Это важное решение советской власти совпало с самым трудным моментом для английского лейбористского правительства. На третьем году мира в Англии по продовольственным и промтоварным карточкам выдавали не больше, а некоторым категориям даже меньше, чем во время войны, и качество выдаваемого ухудшилось. Притом не было никаких видов на улучшение снабжения. Правительство убеждало граждан, что и в других странах Европы положение тяжелое.

Представьте же себе, с каким восторгом английское министерство иностранных дел встретило донесение своего посольства из Москвы, в котором «предсказывалось», что через каких-нибудь 6–8 месяцев все московские магазины опустеют, и сообщалось, что цены на колхозных рынках якобы поднялись вследствие отмены карточек и что «введена замаскированная форма нормирования розничной продажи, так что гражданам нет никакой пользы от отмены карточек».

Это донесение, скрепленное печатью британского посольства, было передано в «Дейли телеграф» и напечатано за подписью дипломатического корреспондента этой газеты. Его широко распространяли, передавая по радио и в Англии, и за границу, и сумели так обмануть народ, что даже полгода спустя в Англии очень мало кому было известно об отмене карточек и об изобилии продуктов в СССР.

Следующим шагом Форейн Офис по пути мистификации и обмана было создание у англичан заведомо ложного представления о жизненном уровне в СССР после войны. Спустя несколько месяцев после отмены карточной системы и проведения денежной реформы в Советском Союзе в английскую печать попали — по-видимому, из экономического отдела посольства США — подтасованные цифровые данные, которые должны были показать, как «много часов» приходится работать советским рабочим в различных отраслях труда, для того чтобы прокормиться при нынешних ценах. Цифры эти были напечатаны в газетах и сопоставлены со статистическими данными о положении дел в Англии, чтобы доказать, что английский рабочий живет «несравненно лучше», чем советский. Пропагандистские агентства широко использовали эту «статистику», в особенности на Среднем Востоке и в Скандинавии, но, впрочем, главной целью их было дискредитировать СССР в глазах народных масс Англии.

Но фальсификация «статистиков» из Форейн Офис слишком очевидна. Цены в Советском Союзе они берут послевоенные, а заработную плату — довоенную, не учитывая значительных повышений зарплаты, имевших место после 1940 года. Кроме того, они «упускают» тот факт, что английский рабочий платит за квартиру около трети своего заработка, на выплату прямых налогов промышленный рабочий Англии ежегодно отдает почти полуторамесячную заработную плату, кроме того, он платит много всяких косвенных налогов. Прибавьте к этому постоянную угрозу безработицы и будет ясно, что вся статистика Форейн Офис как небо от земли далека от действительности английской жизни.

Антисоветская позиция английских и американских дипломатов как в зеркале видна и в действиях послушных им дипломатов других стран. Когда, например, сэр Морис Петерсон не явился на вокзал, чтобы встретить премьеров восточноевропейских стран, прибывших в Москву с официальной миссией, это нарушение дипломатического этикета стало предметом горячего обсуждения среди дипломатических представителей арабских и западноевропейских стран: не допустили ли они «ошибку», не последовав английскому примеру? Дипломатический тон в значительной мере задают представители великих держав, за каждым шагом которых внимательно следят их менее значительные коллеги.

Таким образом, на английском и американском посольствах лежит известная ответственность за целый ряд инцидентов, в которых были замешаны дипломаты, аккредитованные в Москве.

В 1946 году Министерство иностранных дел СССР предложило одному из секретарей бразильского посольства Пинха Суаресу выехать за пределы страны ввиду того, что он учинил скандал в гостинице «Националь». В московских газетах об этом инциденте говорилось весьма сдержанно, но всем иностранцам в Москве было известно, как обстояло дело.

Пинха Суарес имел неприглядную репутацию волокиты и пьяницы. Управляющий гостиницы «Националь», где он жил, уже предупреждал его, что ни прохожие, ни милиция не склонны восхищаться его привычкой выбрасывать пустые бутылки из окна номера на тротуар улицы Горького.

Как-то вечером этот бразильский дипломат, уже изрядно пьяный, явился в кафе «Националь» в поисках дополнительной выпивки. Все столики были заняты, но он увидел свободный стул на эстраде для оркестра и попытался водрузиться на него. Директор кафе вежливо, но твердо заметил ему, что в московских кафе не принято вести себя подобным образом. На это тот ответил, что местные обычаи «не имеют значения для Пинха Суареса, бразильского дипломата, пользующегося в СССР дипломатической неприкосновенностью». И чтобы подчеркнуть свои права, он изо всех сил ударил директора кафе.

Посетители ресторана, советские граждане, не могли этого стерпеть, и с их помощью отчаянно сопротивлявшегося дипломата препроводили в его номер. Ни мало не смущаясь этим, он, однако, снова вышел, спустился в холл гостиницы и начал ломать мебель, изрыгая при этом поток оскорблений по адресу Советского Союза.

Само собой разумеется, что, добравшись до Рио-де-Жанейро, сеньор Суарес был принят там как «герой», возвратившийся с поля битвы. Там, вероятно, он продолжал произносить «речь», которую в Москве ему не удалось договорить.

О том, что деятельность других посольств в Москве была подчинена антисоветской политике англо-американцев, говорит и такой факт. В свое время в пользование французского посольства была выделена старинная римско-католическая церковь св. Людовика в Москве. Хотя большая часть прихожан состояла из советских граждан, священники в этой церкви были исключительно иностранцы — французы или американцы. Более того, все они принадлежали к группе «специалистов по России» Ватикана, более или менее тесно связанных с орденом иезуитов.