Золотой Лис. 1-2 часть(СИ) - Иващенко Валерий В. - Страница 29

— Нет! — взметнулся даже не крик, а стон смертельно уязвлённой равнодушием дриады.

И тут хранительница рощи, вечная и бессмертная, сделала то, что не ожидала даже и сама. Шаг-другой привели её к замершему телу, и дриада печально опустилась на камень рядом со смертным, а ладонь её приподняла голову смертельно раненого воина — и прижала её к своей груди, в которой никогда не биться сердцу…

Оказалось, что бессмертные всё же заинтересовались, и из глубины пепльно-жемчужной пирамиды стали слышны голоса.

— Любопытно! Это что же, моя верная служительница согласна прервать нить своей судьбы, чтобы вернуть никчемную жизнь этому… этому мерзавцу? — женский голос выражал столь непритворное удивление, коего трудно было бы ожидать от всякого повидавших небожителей.

Басовитый и чуть рокочущий голос хохотнул в ответ.

— Дорогая, ты, право несправедлива к нему — он много лучше многих иных смертных.

Невидимая богиня строптиво фыркнула и заметила, что хоть она и весьма невысокого мнения о жрецах и послушниках в своих храмах, но этот хитрый лис в человеческом облике не дотягивает даже до них.

— Вот как? Славословия и песнопения тех, кто убоялся твоего гнева и надеется выслужить себе хорошее посмертие, милее искренности того, кто мучительно ищет свой путь? — дриада подняла лицо и дерзко взглянула в нестерпимо осветившую её вышину.

Долгие мгновения утекли в бездонную копилку вечности, прежде чем небесная покровительница отозвалась, и печален оказался её голос.

— Он прервал до срока не одну драгоценную жизнь — однако не породил ни единой. Пусть ищет благосклонности у своих воинственных покровителей, но не здесь!

Невидимый собеседник бессмертной снова рассмеялся.

— Тогда зачем ты помогла ему в подземельях, светлейшая? Признаться, это отозвалось нехорошей такой пощёчиной по репутации моей тьмы! За тобой должок, милая.

— Ну, знаешь… — если бы боги умели возмущаться, то можно было бы подумать, что бессмертная именно задохнулась от возмущения. — Ну и ладно! Ну и пусть!

Снова несколько мгновений невыносимой тишины, и замершая дриада услыхала, что за дерзость она уволена с места. Вскоре из священного дерева рощи выйдет другая, не такая нахальная и безрассудная хранительница рощи.

— А ты, милая… что ж, исполнение — враг желания!

Страшный крик издала содрогнувшаяся дриада, когда она вся вдруг излилась в пространство над алтарём драгоценным зелёным сиянием. Оно покружило неуверенно в воздухе, словно ветер перебрасывал клубочек дыма из ладони в ладонь — и бесшумно потянулось в лежащее на камне истерзанное тело.

— Нет… — как ни был слаб голос с трудом балансирующего на зыбкой границе человека, но он оттолкнул зелёный огонёк от себя.

— Ну ничего себе! Этот смертный не только мерзавец, но ещё и тварь неблагодарная! — но бессмертная отчего-то не спешила, всё медлила с окончательным приговором.

В самом низу пирамиды робко замерцал огонёк. Ему вторил ещё один, затем ещё… и когда покровительница соизволила заметить их, они просияли радостным блеском.

— Бессмертная, мы просим за этого хомо!

Уловив смягчившийся взгляд покровительницы, дриады из других рощ приободрились и принялись наперебой расписывать необычность и чуть ли не уникальность этого хомо.

— Не срубил ни одного дерева и даже не пытался вас ловить? — богиня расхохоталась так, что пирамида просияла нестерпимым блеском. — И даже мелкие подношения делал?

Но одиноко паривший зелёный огонёк заметил, что смертный ни разу ничего не просил, а просто делал то по доброте душевной.

— Вот уж во что я меньше всего верю, так это в добрые побуждения этих… гм! — бессмертная запнулась на миг. — Ладно, ладно, не тарахтите! Одно беспокойство от вас только… но и я своих решений не меняю.

И в опустившейся тишине из горних высей прилетело решение. Отныне толика жизненной благодати, отпущенная бестолковой дриаде, связана с жизнью этого хомо. Вся грязь, все в будущем свершённые им мерзости — всё то будет каждый час и каждый миг казнить её сильнее удара топором по священному дереву.

— Поговорим ещё раз, неблагодарная — когда он испустит свой последний вздох. И не хотела бы я тогда посмотреть на жалкие останки твоей сущности, услышать твои горестные вопли!

Против ожидания, разжалованная дриада не разразилась мольбами и рыданиями. Напротив, огонёк просиял драгоценным изумрудом во тьме и восславил неслыханную милость и щедрость небесной покровительницы.

— Спасибо, великодушная — большего подарка ты мне не могла и сделать!

И не успела ошеломлённая богиня даже и разразиться возмущённой тирадой, как огонёк проворно обогнул окровавленную, пытавшуюся оттолкнуть его ладонь — и влился в изогнувшееся дугой тело смертного.

Неслышно погасло сияние божественного присутствия. Сверху слетел потревоженный лист, и ничто не оттолкнуло его от вновь ставшего исцарапанным и грязным каменного круга. Кружа и порхая, последний дар усталого дерева опустился на мерно вздымавшуюся грудь человека. Казалось, он спал — но его страшные раны постепенно перестали отсвечивать сизым, словно по ним прошлась невидимая рука сильнейшего целителя. Ещё немного, они закрылись, зарубцевались свежей плотью, а там и исчезли совсем…

Ридд закашлялся судорожно, словно чистейший воздух упрямо не желал проталкиваться в лёгкие, а затем с хрипом подхватился и сел. Глаза слипались и тоже не хотели открываться, словно их залепили чем-то не очень-то хорошим.

И всё же он справился с собой, вдохнул в грудь этого изумительного, никогда не надоедающего дыхания, и даже сел, кое-как помогая себе дрожащими руками…

— А теперь вставай и уходи отсюда, смертный, не оскорбляй своим присутствием священного места!

Хотя дриада и выглядела точно той же, но вот и чуть враждебный голос, и манера говорить выдавали с головой, что эта вовсе не та, которую парень сейчас ожидал перед собой увидеть. Он затряс головой, изгоняя застившую её муть, и тут же с придушенным воем ухватился за виски — в голове со звоном словно что-то разбилось, и прямо в мозг так стрельнуло, будто накануне обладатель не в меру хлебнул винца под скудную трапезу.

— Где я, красавица? — Ридд осторожно огляделся. — В упор не помню, чтоб я сюда приходил.

Поляна в её сумрачной неподвижности откровенно ему не понравилась. Равно как и ощущение стылого камня под собой. И всё же, погладив грязную поверхность, он быстренько проделал в голове некие вычисления, не имеющие никакого отношения к четырём действиям, и проделал нужные выводы.

— Меня всё-таки исцелили?

Ладони скользнули по телу, по ещё недавно искалеченной груди и левой руке, державшейся только на лоскуте мяса и наспех прихваченной ремнём. Ни малейших следов — но вот остатки одежды выглядели так, словно их жевали и рвали собаки. Нет, пожалуй, то были неупокоенные?

И только сейчас картины последнего боя всплыли в голове, закружили страшным и бесстыжим в своей неприглядности хороводом.

— Хранительница, прошу снисхождения — мне как-то немного не того… — ещё сумел выдохнуть Ридд, прежде чем в его собственной голове что-то чужое неуверенно засмеялось — а потом с великолепием увидавшей мышь девицы он рухнул в обморок…

Следующее пробуждение оказалось хоть и не очень приятным — спать на холодном камне даже летом не рекомендуется никому — но зато Ридд ощутил себя куда лучше.

— Нет, ну отчего так в ушах звенит? — Ридд попытался потрясти головой, добросовестно попробовал выковырять этот больше похожий на хохот звон из ушей, и даже пару раз легонько стукнул себя кулаком по макушке — а вдруг ставшие чуток набекрень мозги вернутся на место?

Молчаливо наблюдавшая за ним дриада хоть и смотрела всё так же отчуждённо, однако активных действий предпринимать не спешила.

— Ничего не понимаю! — Ридд обвёл взглядом сумрачную и чуть туманную поляну. — Не очень-то это место похоже на чертоги смерти.

Не бойся, хомо!

Согласитесь, когда прямо в голове не слышится, не читается по буквам и даже не угадывается, а именно сам собой раздаётся весьма знакомый голос, поневоле закрадываются подозрения в здравости собственного рассудка.