Золотой Лис. 1-2 часть(СИ) - Иващенко Валерий В. - Страница 12

— Смогу. Не акробат, а взломщик — и он знает, что с ним будет, если на первый раз ему отрежут уши и нос, а затем прижгут калёным железом. В подвалах банка позавчера поймали.

Да уж, с недоверчивым видом покивавший Ридд тоже знал. После таковой процедуры даже самый искусный целитель или маг не отрастит болезному утерянные части тела. Да и в банковских подвалах, где в арендованных именных сундучках он держал кое-что из своей добычи, тоже бывал частенько. Господа банкиры там так понамудрили с защитой, что частенько ошибались и сами, отчего немало пугались и с ними иногда даже происходил мокрый конфуз.

— Только не эльф, а эльфийка… — выдал последнюю поправку барон.

Нет, определённо, в роду у маменьки-ведьмы или же папеньки-барона наверняка имелись если не высококлассные лицедейки из королевской оперы, то уж недюжинной силы барды точно! Потому что Ридд, в это время прихлёбывавший из своей чарки и смаковавший действительно великолепное вино, поперхнулся настолько красиво и оглушительно, что забеспокоился даже подчёркнуто невозмутимый барон.

— Ох, прошу прощения, ваш-милость, это коварное винцо таки ударило в голову, — прокашливавшийся Ридд скорчил такую кислую мину, словно перед этим пил не прекрасное божоле, а разбавленный виноградный уксус. — Почудилось, будто у вас эльфийка-взломщица есть…

— Не почудилось, — сухо заметил уже овладевший собой повелитель замка. Брезгливо он вытирал забрызганную руку и кружевную манжету добытым из рукава платочком и сейчас оказался весьма кстати отвлечён именно на это.

Так, кажется, тут следовало изобразить паузу и тяжкие раздумья… но потом Ридд тряхнул головой, словно отгоняя невесёлые или досужие мысли.

— Безобразие какое-то! Но уламывать ту остроухую бестию будете сами, ваша милость. А мне придётся ещё и амулет с защитой от чёрного заказывать, — он снова сердито поморщился и украдкой, но стараясь, чтобы барон то всё же приметил, брезгливо сплюнул в сторонку. — Баба-напарница? Ох, пресветлый Динас и пресвятой Шамот, как же низко я пал!

Стоило признать, все достойные балаганных лицедеев ужимки и старания Ридда принесли свои плоды — барон принялся мягонько, осторожно его убеждать. И даже увещевать… но в конце же концов, не камень человеческие сердца? Да и вновь наполнились чарки чудесным нектаром графства Божоле.

Короче, Ридд хоть и позволил в конце концов себя уговорить, но всё же ушёл от барона в крепко расстроенных чувствах. Потому что уже когда последний раз поднимались чарки за успех всего мероприятия, барон вдруг ненавязчиво и задушевно поинтересовался — а не имеется ли у мастера Ридда родинки вот в этом самом месте на правой ноге?

На этот раз парню изображать удивление даже не пришлось. Потому что на виски выступила холодная испарина, а успокоившееся сердце снова пустилось вскачь бешеным галопом. Да, да, да — была у него там родинка. Однако со временем обнаружилось, что когда пришла пора садиться в седло и овладевать нелёгким искусством верховой езды, то место очень сильно натирало. И ночью, за горсть серебра один такой себе бродячий целитель-без-патента сковырнул мальчонке родинку — да так ловко, что даже и следа не осталось…

— Никак нет, ваша милость, не имеется, — ответил Ридд, изо всех сил надеясь, что его волнение всё же осталось незамеченным.

Но поскольку удивление и даже недоумение на породистом лице собеседника написаны были просто огромными буквами, парень отодвинул чарку и хмуро вылез из-за столика.

— Чтоб на будущее не было никаких неясностей и недомолвок, — заметил он в полыхнувшие удивлением глаза и принялся расстёгивать ремень, а затем и шнуровку на брюках.

Он прекрасно догадывался, откуда у барона таковые сведения — но вот откуда старушка-баронесса могла знать о том, что происходило совсем в другом краю королевства много лет назад? "Ох, зря, барон — ты ж почти подписал своей матушке смертный приговор" — некстати промелькнула в немного шумящей от вина голове шальная мысль. И хотя она, казалось, улетела прочь, однако на самом деле крепко затаилась где-то недалеко, в полутёмном уголочке памяти…

Огненный глаз светила поднялся в высшую точку своего дневного пути и сейчас рассматривал город и округу жарким, ревнивым взглядом. Впрочем, здесь, в тени арки городских ворот и на ветерке, оказывалось вполне терпимо даже в доспехах — потому десяток стражи ввиду совершенно безлюдного часа лениво перебрасывался давно поднадоевшими немудрёными шуточками и неприкрыто мечтал о конце смены, когда можно будет наконец скинуть с себя опостылевшее железо и освежиться хорошим запотевшим келихом тёмного эля или даже кое-чем покрепче. А затем… что там затем, разморенные жарой и бездельем солдаты додумать не успели. Потому что из тесноты города к воротам вышла самая странная парочка, каковую они только когда-либо и видали.

По булыжной мостовой, спотыкаясь и неловко оступаясь на выбоинах, ковыляла стройненькая девица весьма недурственных, стоило признать, пропорций. За руку её вёл разбитной и весёлый парень, при одном виде которого руки солдат сами собой потянулись к поясам — кто погладить рукоять оружия, а кто и проверить целостность кошеля.

Но самое диковинное заключалось в том, что лицо и голова этой девицы оказывалось замотанным таким слоем лекарской корпии, что рассмотреть её не было ни малейшей возможности.

— Что ж ты с девкой-то сделал, изувер? — хмуро поинтересовался перегородивший им путь десятник.

И тут сопровождавший бабёнку парняга в долгополом плаще и с тростью выдал такую историю, что солдаты ещё долго удивлялись и качали пропотелыми под шлемами головами. Оказалось, это пейзанка из Малой Кречетовки, что за дальними виноградниками. Спросонья она плеснула водой на раскалённую сковороду с маслом. Понятное дело, брызнуло так, что целитель едва и глаза-то спас. Но потом строго-настрого повелел повязки пару дней не сымать — и девка на эти слова согласно покивала замотанной головой, даже что-то такое замычала тоненьким от боли голосом…

— Вот и веду её обратно в Кречетовку, да не за просто спасибо, — парень при этих словах так многозначительно ухмыльнулся и подмигнул серым глазом, что солдаты понятливо усмехнулись, а десятник перед тем, как освободить путь, окинул стройную фигурку взглядом и молодецки подкрутил ус.

— Да уж, я б с такой пару ночей просто не слезал бы, — вдумчиво заметил он вслед осторожно пробиравшейся прочь по дороге парочке, а затем вскинулся в почти охотничьей стойке при виде вывернувшей сюда из переулка повозке Сима-пивовара.

О, это совсем другое дело! Есть шанс стрясти лишнюю монетку-другую — всему десятку на вечерний эль. А ну, стой, стой, деляга…

— Видела бы ты сейчас себя со стороны — пугало огородное и то рядом с тобой писаным красавцем покажется, — с такими словами похохатывающий Ридд за дальними рядами подвязанных виноградных лоз свернул в проход, затенённый листьями и приятно радовавший зелёной прохладой.

Недолгий путь вывел обоих нелепо спотыкающихся и ковыляющих путников в истомлённое полднем поле. А там быстрый переход по шуршащему разнотравью — и вот настороженно шуршащая священная роща уже приняла парочку под свои тенистые своды.

Парень огляделся, прислушался и даже чуть обострил своё восприятие, как научился делать, жадно подглядывая из-за угла за неосторожно проделывавшими то поблизости патентованными волшебниками. А затем его ладони протянулись к голове настороженно застывшей спутницы и принялись безжалостно обдирать с неё нехитрую, но оказавшуюся столь действенной маскировку.

Первыми наружу вырвались роскошные золотистые локоны короткой причёски, равно удобной в обиходе и в деле. Да уж, по одному только этому можно запросто отличить перворождённую от человеческой женщины — Ридд против воли замедлил свои действия, нежно и бездумно пропуская меж пальцев этот нежнейший и драгоценнейший шёлк. Но потом лишь качнул головой, удивляясь несвоевременности своих мыслей, и вернулся к прерванному занятию.