Бич Божий - Шведов Сергей Владимирович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/19
• Следующая

У Гусирекса были на римскую матрону свои виды. Пульхерия поняла это давно и не очень удивилась, когда всесильный князь вандалов объявил ей, что она отправляется в Арль. Старый Верен не любил больших городов. Не исключено также, что он опасался наемных убийц. Во всяком случае, своей резиденцией он избрал горную крепость, оставив равнину на попечение своих сыновей. Быт в этой крепости отличался исключительной простотой, но отсутствие комфорта мало беспокоило Гусирекса. Этот человек упорно шел к цели, поставленной ему богами, и не собирался сворачивать с избранного пути.

– А почему именно в Арль? – спросила Пульхерия, рискуя вызвать гнев Верена.

Но, видимо, статус лады давал ей право на подобные вопросы, поскольку Гусирекс в ответ на сомнение, высказанное ею, даже глазом не моргнул:

– В Арле находится ставка префекта Галлии сиятельного Сара, ты ведь знакома с ним, лада?

– Этот человек мне многим обязан.

– Вот видишь, как все удачно складывается и для тебя и для меня, – усмехнулся Верен. – Ты скажешь Сару, что Ратмир – сын князя Яромира, наложницей которого ты была.

– А почему я покинула Яромира?

– Потому что Ратмиру грозила гибель от рук людей, не желавших, чтобы вождем свевов в будущем стал сын римлянки.

– И Сар мне поверит? – засомневалась Пульхерия.

– Поверит, когда увидит твой обоз.

– Какой обоз?

– Князь Яромир человек щедрый. – Лицо Гусирекса расплылось в улыбке. – Он не мог прогнать своего сына, пусть и рожденного от римлянки, голым и босым. Золота, которым он одарил вас перед расставанием, хватит и тебе, и Ратмиру на долгую счастливую жизнь.

– А что я должна делать в Риме?

– Не в Риме, а в Медиолане, – поправил Пульхерию князь Верен. – Ты должна завоевать доверие Галлы Плацидии и сделать все возможное и невозможное, чтобы ее сын Валентиниан стал императором Рима после смерти Гонория. Это пока все, лада. О дальнейшем тебе сообщат.

Сар был удивлен, увидев у ворот своей роскошной загородной виллы обоз в полсотни телег. Но еще больше его поразило, что хозяйкой этого обоза оказалась благородная Пульхерия, жена, а точнее, вдова недавно скончавшегося патрикия Аттала. По слухам, принесенными из Испании отступившими готами, Пульхерия погибла вместе с рексом Валией в битве с вандалами, разразившейся четыре года назад. Эта неудачная битва положила конец войне, которую римляне и готы вели против Гусирекса. Многие, в их числе и сам Сар, полагали, что Испания потеряна для империи надолго, если не навсегда. Но тем интереснее было услышать последние новости из вандальского стана, можно сказать, из первых рук.

– Обоз доверху набит золотом и серебром, – успел шепнуть отцу Аэций, распоряжавшийся во дворе.

Сар был потрясен. Он ожидал увидеть сломленную невзгодами женщину, а перед ним сидела богатая и довольная собой красавица с трехлетним ребенком на руках. Мальчика звали Ратмиром. Как сообщила удивленному префекту Пульхерия, Ратмир был сыном рекса свевов Яромира. Не скрыла она от старого знакомого и причину, заставившую ее покинуть Испанию и вернуться в Рим. Причину, в общем-то, очевидную, ибо конкуренты в борьбе за власть не нужны никому. Даже божественному Гонорию, не говоря уже о сыновьях варвара Яромира. Последняя фраза почти случайно сорвалась с языка Сара, но гостью она заинтересовала.

– Я слышала, что божественный Константин умер три года назад.

– Увы, – развел руками префект. – Счастье сиятельной Плацидии было непродолжительным. И все же она успела родить от Константина сына и дочь.

После смерти Константина положение Сара сильно пошатнулось. Он удержался в префектах Галлии только потому, что в окружении Гонория не нашлось человека, способного управлять этой во всех отношениях непростой провинцией. А Сар не только подавил восстание богоудов в Америке, но и сумел наладить отношения с франками, которые в последние годы перестали терзать набегами возрождающуюся к жизни империю. К сожалению, врагов у Сара было больше, чем друзей, и они вряд ли оставят богатого и удачливого патрикия в покое. Даже Галла Плацидия, всем вроде бы обязанная Сару, в последнее время косо посматривала на него, во всем потакая своему любовнику Бонифацию. Тому самому Бонифацию, которого Сар, можно сказать, собственной рукой загнал на ложе распутной Плацидии. А теперь этот обнаглевший юнец переметнулся на сторону Иовия и Олимпия и вместе с ними строит козни против своего благодетеля.

Трудно сказать, почему Сар так разоткровенничался с Пульхерией, но спохватился он только после того, как излил перед ней все свои печали. Префект никогда не был болтуном, наоборот, многие считали его скрытным человеком. Но, видимо, даже у самых стойких людей бывают минуты слабости.

– Если ты поможешь мне, сиятельный Сар, то я в долгу не останусь, – мягко улыбнулась Пульхерия. – Душу женщины может разгадать только женщина, а я давно и хорошо знаю Галлу Плацидию.

Пульхерия была матроной взбалмошной, но далеко не глупой. К тому же за годы, проведенные среди варваров, она набралась опыта, который можно было считать бесценным.

– Это правда, сиятельный Сар, – отозвалась Пульхерия на невысказанные мысли префекта. – Я умею очаровывать мужчин и смирять гордыню женщин.

– Уж не хочешь ли ты, матрона, испытать свое искусство на мне? – ласково улыбнулся гостье хозяин, оглядывая ее тело, слегка располневшее, но не потерявшее притягательности для мужского глаза.

– Только в том случае, если ты, сиятельный Сар, сам пожелаешь этого.

Префект Италии Иовий прихворнул в последние дни. Сказывался, видимо, возраст. К тому же он с трудом переносил влажный климат Ровены. Императору давно уже следовало перебраться в Рим или Медиолан, но Гонорий почему-то медлил, подвергая риску не только свою жизнь, но и здоровье высших сановников. Иовий возлежал у камина и рассеянно слушал доклад нотария Авита, только что вернувшегося из Медиолана. Светлейший Авит был человеком невысокого роста, пронырливым и далеко не глупым. По внешнему виду он напоминал мышонка, что многих вводило в заблуждение на его счет. Ибо «мышонок» обладал твердым характером и при удобном случае мог укусить пребольно.

– Какая Пульхерия? – вскинул Иовий удивленные глаза на Авита.

– Та самая, – улыбнулся нотарий. – Вдова покойного Аттала.

– И что императрица?

– Сиятельная Плацидия приняла Пульхерию как родную сестру.

– А куда смотрел комит Бонифаций? – вспылил Иовий.

– Высокородный Бонифаций бурно протестовал, – вздохнул Авит. – И возможно, в силу этой причины с ним приключился конфуз. Он не сумел в нужный момент откликнуться на зов Плацидии. Увы.

– Это ты о чем, Авит?

– О мужской силе, сиятельный Иовий. Высокородный Бонифаций считает, что на него напустили порчу. И что сделала это именно Пульхерия, которую давно уже подозревают в связях с нечистой силой.

– Как все не вовремя, – с досадой крякнул префект.

Со смертью епископа Амвросия империя потеряла великого мужа, непримиримого борца с ересью и язычеством, умевшего где добрым словом, а где и окриком наставлять людей на путь добродетели. Амвросия Медиоланского побаивались многие, включая Галлу Плацидию и божественного Гонория. Будь жив епископ, он никогда бы не позволил Пульхерии обосноваться в свите императрицы. Объединив усилия, две эти женщины могут попортить много крови не только Иовию, но и Гонорию.

– Ты виделся с магистром двора? – строго глянул на улыбающегося нотария префект.

– Сиятельный Олимпий обещал навестить тебя еще до полудня.

– И где же он?! – воскликнул Иовий.

– Только что покинул карету, – сказал Авит, выглядывая в окно.

Олимпию совсем недавно перевалило за сорок, а выглядел он едва ли не старше пятидесятисемилетнего Иовия. Все-таки распутная жизнь и неумеренное питие, не говоря уже об обжорстве, до добра не доводят. Немудрено, что разборчивый Гонорий потерял всякий интерес к своему давнему сердечному другу. А вслед за этим сошло на нет влияние Олимпия на дела империи, что не могло, конечно, не ослабить позиции партии Иовия.

• Предыдущая
• 14/19
• Следующая