Щит времен - Андерсон Пол Уильям - Страница 44

• Предыдущая
• 44/102
• Следующая

Слова Ванды отозвались в голове Эверарда глухими ударами. Он отложил трубку в сторону и сделал каменное лицо.

— Нешаблонно, — произнес он.

Тамберли рассмеялась.

— Единственно, о чем я прошу вас, — намекните милому доктору, что он не в моем вкусе. Я бы не хотела огорчать его. Кроме того, у нас обоих чудовищное количество дел, требующих исполнения в кратчайший срок, иначе мы действительно можем излишне подействовать на людей в Берингии. — Ванда стала совершенно серьезной. Заметил ли он слезы, блеснувшие на ее ресницах? — Мэнс, вот для этого вы мне и нужны. Для начала — ваш совет, а потом, если вы убедитесь, что я еще в своем уме, ваш авторитет и влияние. Я спросила мнение своего непосредственного руководителя, и тот порекомендовал мне забыть об этом. Как вы сказали, нешаблонно. Он не ханжа, но в его сознание заложен другой курс, и никто не смеет тревожить его покой. И Ральф Корвин той же породы. Он, возможно, оказался захваченным врасплох, когда говорил что-то после второй порции коктейля, ударившего в голову. У вас есть власть, авторитет, связи в этой сфере. Пожалуйста, хотя бы вы подумайте о моей просьбе.

Эверард думал. Они говорили и говорили. Когда он согласился с ней, солнце уже село. Эверард вдруг вспомнил, как он пригласил Ванду в Патруль. И как она вскрикнула от радости. Теперь она устала настолько, что была в состоянии только прошептать:

— Спасибо, спасибо большое!

Оба ожили, когда отправились обедать. Эверард приехал в костюме, подходящем для аудиенции у императрицы Китая, Ванда выглядела тоже элегантно. После обеда они еще долго бродили от бара к бару и говорили, говорили. Когда Эверард пожелал ей спокойной ночи у дверей дома ее родителей, она снова поцеловала его.

Дело шло к зиме. На землю, промерзшую до звона, бураны намели толстый слой снега; бурый медведь уносился в снах к мертвым, а белый бродил по льду, сковавшему море. «Мы» проводили бесконечно-темные дни в своих жилищах.

Сначала медленно, едва передвигаясь, а потом стремительно солнце вернулось в эти края. Ветры стали мягче, сугробы таяли, весело журчали ручьи, плавучие льдины громоздились друг на друга и крошились, рогатые животные и мамонты нетвердой походкой вели новорожденных детенышей в степь, усеянную цветами, как звездами, перелетные птицы возвращались в родные края. В прежние времена эта пора была самой счастливой в жизни «мы».

Они боялись нехоженых троп глубинных земель, волков и духов, но ходили, ибо не могли не идти. Осенью охотники заставили «мы» отметить камнями дорогу. И потом им пришлось самим же ходить по ней с данью, которую требовали от них чужаки.

Когда выпадал снег, «мы» освобождались от дани до весны, но в теплое время года мужчины из каждой семьи «мы» обязаны были совершать подобные путешествия один раз между полными лунами. Так приказали охотники.

Тяжело нагруженные Арюк и его сыновья шли три дня. Они знали, что на обратный путь уйдет не менее двух суток. Некоторые поселения «мы» находились еще дальше, чем жилище Арюка, другие — ближе к стойбищу охотников, но отлучки одинаково тяготили всех, поскольку это время было потеряно для охоты, сбора ягод и работы на собственную семью. А вернувшись домой, они принимались за подготовку следующей партии дани. На поддержание собственной жизни оставалось слишком мало времени и сил.

«Мы» поговаривали об общей встрече, чтобы обсудить, не поставлять ли дань сообща. Такие походы были бы безопаснее и веселее, но потребовали бы еще больше времени и людей. В конце концов они порешили, что все будут ходить сами по себе — пока не разберутся получше в новом порядке вещей.

Итак, Арюк с сыновьями Баракуном, Олтасом и Дзуряном совершали первую весеннюю ходку. Дома они оставили жен Арюка и Баракуна с маленькими детьми. Мужчины несли длинные толстые бревна, каковые им было приказано доставить, и еду для себя на время похода. Ветер и дождь подхлестывали их, грязь налипала тяжелыми комьями на ноги, массивная ноша пригибала к земле. Вой и отдаленный рык преследовали их по ночам, а с рассветом они снова устало тащились по взбирающейся вверх суше, пока наконец не добрались до стойбища охотников.

Арюк с сыновьями оглядели его с высоты холма. Стойбище располагалось не у подножия холма, а на просторной плоской площадке, где почва была хорошо просушена. С более высокого холма с северной стороны стекал ручеек и бежал через весь поселок.

Благоговейный трепет охватил «мы». Во время их последнего появления здесь они изумлялись при виде высоких жилищ из кожи, которых было куда больше, чем у народа «мы», вместе взятых. Арюк размышлял, не холодно ли в таких жилищах зимой. Сегодня глазам их предстали громадные дома, сделанные чужаками из камня, торфа и шкур. Между жилищами сновали люди, казавшиеся с холма совсем крохотными. Дым очагов поднимался в тихое и ясное небо, освещенное послеполуденным светом.

— Как они это сделали? — вымолвил Олтас. — Какой силой они владеют?

Арюк вспомнил слова, услышанные от Той, Которой Ведомо Неизвестное.

— Я думаю, у них есть орудия, которых нет у нас, — медленно ответил он.

— Все равно, — сказал Баракун, — какая работа! Где они взяли столько времени?

— Они убивают крупных животных, — напомнил сыну Арюк. — Одна добыча кормит их много дней.

Слезы усталости и боли скатились по щекам Дзуряна.

— Почему тогда они т-требуют наших подарков? — запинаясь, произнес он.

У отца не было ответа.

Арюк повел сыновей выше по склону. По пути им попался длинный каменистый холмик. За ним, в том месте, где бежал ручей, скрытое от глаз охотников и, стало быть, от «мы», стояло нечто, поразившее их. На какой-то миг кровь бросилась в голову Арюка.

— Она, — простонал Баракун.

— Нет, что ты! — взвыл Олтас. — Она ведь наш друг и никогда не оказалась бы здесь!

Арюк взял себя в руки и унял дрожь, охватившую его. Он тоже, должно быть, закричал бы, если б не смертельная усталость. Уставившись на круглое серое сооружение, он сказал:

— Мы не знаем, что это, но, вероятно, скоро выясним. Пошли!

Они заковыляли вперед. Люди из поселения наблюдали за их приближением. Дети высыпали на улицу, радостно крича и путаясь под ногами. Несколько мужчин бежали за ними вприпрыжку с копьями и топориками — Арюк выучил эти слова, — но они улыбались. Он предположил, что остальные на охоте. Когда «мы» дошли до домов, женщины, и кучка детей сбились в толпу. Арюк в который раз увидел морщинистых, беззубых, согбенных, слепых людей. Слабым здесь не было нужды уходить прочь, чтобы умереть в одиночестве. Молодые и сильные могли прокормить немощных.

Провожатые довели «мы» до строения, более просторного, чем остальные. Там их ждал мужчина, одетый в кожу, отделанную мехом, и в головной повязке, украшенной перьями трех Орлов. Арюк знал, что охотники называли его Красный Волк. Он еще не один раз переменит имя в течение жизни, потому что оно должно выражать определенный смысл. Для Арюка его собственное имя было просто набором звуков, на который он откликался. Если бы когда-нибудь он задумался над смыслом имени, то понял бы, что оно значит «Северо-Западный Ветер» и должно произноситься с другим ударением, но Арюку такие мысли никогда не приходили в голову.

Он вдруг забыл про Красного Волка и забыл про все на свете. Из толпы вышел еще один человек. Он возвышался над людьми и даже над предводителем охотников. Толпа почтительно расступилась перед ним, с улыбками и приветствиями, показывающими, что мужчина этот не посторонний в лагере. Его лицо — худое и безбородое, но с усами под горбатым носом, — коротко стриженные волосы, кожа и глаза, тело и походка напомнили Арюку Ту, Которой Ведомо Неизвестное. Его снаряжение и вещицы, висевшие на груди, были точно такими, как у нас.

Дзурян громко застонал.

— Кладите ношу! — распорядился Красный Волк. — Он немного выучил язык «мы». — Хорошо. Накормим вас, спать будете здесь.

• Предыдущая
• 44/102
• Следующая