Тень воина - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 1
- 1/16
- Следующая
Александр Прозоров
Война
Дом у дороги
Длинные белые кудри были восхитительны. Шелковистые и блестящие, они развевались на ветру, переливаясь, словно речная рябь под яркими солнечными лучами. Ее волосы были просто великолепны – вот только украшали они две гиеньи головы на сером мохнатом теле размером с овцу, дополненном парой широких кожистых крыльев. Гаишник, над которым промчалась тварь, от изумления замер, глупо открыв рот, а нечисть описала крутой вираж вокруг стеклянной будки поста ДПС и ринулась в новую атаку.
– Ква… – выдохнул Олег, чувствуя, как наливается жаром примотанный к запястью серебряный крест, сигнализируя о приближении нечисти, и резко наклонил влево мотоцикл, выкручивая рукоять газа.
Заднее колесо сорвалось в пробуксовку, «Иж» стремительно развернулся вокруг своей оси. Середин отпустил акселератор, выпрямил своего двухколесного друга – и снова до предела открыл заслонку карбюратора, разгоняясь по вечернему, освещенному желтыми фонарями, шоссе.
Стрелка спидометра ушла вправо, едва не уткнувшись в ограничитель, однако тварь скользила по прохладному воздуху быстрее, намного быстрее. Поняв, что уйти не удастся, ведун воткнул нейтраль, со всей силы наступил на рычаг заднего тормоза, чуть наклоняясь в левую сторону. Мотоцикл с визгом развернуло еще раз – вокруг едко запахло паленой резиной. Середин коротко выдохнул, опустил рогатину, направив сверкающий наконечник чудовищу в плечи, как раз между основаниями голов, отпустил поводья и дал шпоры, ощущая в ступнях нестерпимую щекотку. Он фыркнул, брыкнулся и… и открыл глаза.
– Тебе привиделся дурной сон, ведун, – тихо сообщила обнаженная зеленоглазая курносая девушка. У нее были небольшие и аккуратные, словно выточенные ювелиром из лучшего янтаря, ушки с длинными мочками, бледные бесцветные губы, тонкие белесые брови и длинные ресницы.
– Берегиня… – пробормотал Олег, окончательно приходя в себя после ночного кошмара. – Спасибо, что разбудила, а то меня там чуть не съели.
Он зевнул. И тут же засучил ногами под медвежьей шкурой:
– Кто там еще?
– Травяной, – рассмеялась берегиня. – Добудиться я тебя не смогла, как неладное почуяла. Пришлось помощника звать.
Невидимое существо, что крутилось возле ступней, выскользнуло наружу – закачались растущие возле орешника колоски, вздрогнули нижние ветви. Девушка тоже поднялась, бесшумно двинулась к ближним березкам.
– Постой, берегиня! – окликнул ее Олег. – Скажи, куда я заехал?
– Белый луг это, ведун… – послышался голос хранительницы рощи из-за спины, в то время как сама она растворилась среди деревьев перед ним.
Тут же весело застрекотали какие-то пичуги, запрыгнул на волосы и тут же скакнул дальше упитанный зеленый кузнечик, возмущенно всхрапнули лошади. Это означало, что на землю приходит утро и кутаться дальше незачем.
Ведун снова зевнул, сел, отодвинув от себя саблю, откинул край шкуры, сладко потянулся, рывком встал, сбежал по траве к ручью. Войдя по колено, наклонился, ополоснул лицо и шею. На большее решимости не хватило – чай, не май месяц на улице, листопад на дворе. Чуть выждав, чтобы вода протекла, зачерпнул ладонями, напился. В этом мире, милостью Сварога, не нужно было бояться радиации, токсинов или смытых с полей пестицидов. Просто вода – пей не хочу. А есть в такую рань ему не хотелось.
Погладив стреноженных коней по мордам, Олег сказал им по паре ласковых слов, не спеша оседлал грозно фыркающую гнедую кобылку, потом навьючил на чалого мерина узлы с походным кузнечным инструментом, припасами в дорогу, теплым налатником и меховыми штанами – в общем, всем тем добром, что скопилось у ведуна за время скитаний по бескрайним русским просторам. Подумав, положил в чересседельную сумку подаренную князем Владимиром бриганту, оставшись в войлочном поддоспешнике поверх синей шелковой рубахи, в черных мягких шароварах из овечьей шерсти, заправленных в добротные яловые сапоги, и в неизменной косухе, изрядно потрепанной, но еще живой. В туманном рассветном сумраке в таком виде ему показалось зябко, но ведун знал, что через полчаса-час поднявшийся Ярило согреет землю, и, может быть, еще и косуху придется скинуть. Осень осенью, но до заморозков-то еще далеко.
Разметав еле тлеющие угли костра, Середин опоясался саблей, отошел к орешнику, с поклоном оставил у корней последнюю краюху белого хлеба:
– Спасибо тебе, хозяюшка лесная, за доброту да ласку, спасибо и вам, малый народец, что покой мой ночью охранили.
Олег оглядел напоследок окруженную березами зеленую прогалину, ставшую на эту ночь его домом, потом решительно поднялся в седло и выехал на дорогу, описывающую дугу аккурат по изгибу бодрого прозрачного ручейка, у которого он и отдыхал.
Утоптанный глиняный тракт трехметровой ширины уперся в груду валежника, круто отвернул вправо, нырнул во влажную низинку и выбрался уже не в березовую рощу, а в тенистый липовый лес, наполненный жужжанием мух, стрекотом кузнечиков и пением птиц.
– Белый луг, – тихо пробормотал Середин себе под нос, отъехав от березняка метров на триста, и насмешливо хмыкнул: – Белый луг! Да таких названий на каждом погосте[1] по два десятка. Пальцем в небо, что называется…
Милые, конечно, существа эти берегини, заботливые и ласковые, коли с уважением к ним отнесешься, – только вот в познаниях дальше своей рощицы, луга или опушки никогда не идут. А Олегу хотелось бы определиться как-нибудь поточнее. Ведь уже третий день, как он не встречал на своем пути ни единого селения – в то время как рассчитывал проехать если не Смоленск, то хотя бы Брянск. И ладно, стольные города на пути не попадаются – но где все те сотни деревень и хуторов, что должны быть раскиданы на землях густонаселенных среднерусских княжеств?
Собственно, направлялся ведун не в Смоленск, а в Новгород, надеясь отдохнуть несколько зимних недель у купеческого сына Любовода, с которым сдружился в самом начале своего пути, на Лугу завернуть, могилу Рюрика навестить. А то меж боярами слухи пошли, что какие-то чудеса вокруг нее теперь творятся. Ночью будто бы видения случаются, днем завывания какие-то изнутри слышны. Любопытно.
Боярин Радул советовал прямую дорогу – из Киева на Чернигов, а дальше не через Полоцк, а по Смоленскому тракту. Середин киевского богатыря послушался, и вот результат: ни одного города на пути не встретил, а последнюю деревеньку четвертый день как миновал. А дальше – ни встречного, ни поперечного не попадается. Хотя дорога наезженная, пользуются ею активно. Прямо как вымерла земля русская.
Неожиданно примотанный к запястью освященный крестик коснулся кожи теплом, предупреждая о присутствии нехристианской магии, и Середин тут же натянул поводья, оглядываясь по сторонам.
– Небу синему поклонюсь, реке улыбнусь, землю поцелую, – на всякий случай начал он наговаривать защитное заклинание, мысленно закручивая слетающие с губ слова вокруг своего тела, – доверюсь вам по всякий день и по всякий час, по утру рано, по вечеру поздно. Поставьте вкруг меня тын железный, забор булатный, от востока и до запада, от севера и до моря, оттоле и до небес. Оградите меня, сына вашего Олега, от колдуна и от колдуницы, от ведуна и от ведуницы, от чернена и от черницы, от вдовы и от вдовицы, от черного, от белого, от русого, от двоезубого и от троезубого, от одноглазого и от красноглазого, от косого, от слепого, от всякого ворога по всякий час…
Кто его знает, что тут за колдовство творится? А ну как нежить лихая всех людей окрест извела? Так что лучше подстраховаться…
Ведун спешился, просунул правую ладонь в петлю серебряного кистеня, а левой повел в сторону, пытаясь определить, откуда идет воздействие. Крестик нагрелся чуть сильнее, и Олег решительно пересек пыльный тракт, медленно пошел через лужайку меж двух вязов, раздвигая высокую полынь. И вскоре увидел выпирающего из земли чуть выше колена деревянного бородача с кривой ухмылкой на черных губах. Середин облегченно перевел дух: Чур, хранитель границ. Есть, стало быть, жизнь в здешних местах, коли границы кто-то вымеряет. А вот полынь – это плохо. Не часто, видать, сюда хозяева наведываются.
- 1/16
- Следующая