Принцесса Заземелья - Брукс Терри - Страница 2

Винс еще немного понаблюдал за вороной, восседавшей на самой верхней ветке, словно королева над подданными. С такой царственностью. Почти с презрением. Как будто эта птица знала, что во всем превосходит других.

Винс покачал головой. Птицы не способны так думать. Было глупо воображать обратное.

Он взглянул на часы. Пора отправляться домой. Жена и дети ждут его к ужину. К тому же сегодня будет игра, которую он очень хотел посмотреть. Винс зевнул и потянулся. Завтра его ждет еще один рабочий день.

Мужчина направлялся к стоянке, где утром оставил свою машину, когда что-то заставило его оглянуться. Ворона с красными глазами следила за ним, ловила взглядом каждое движение. Винс почувствовал себя очень неуютно и покачал головой. Ему не нравилось, когда кто-то так пристально смотрел на него – особенно птица. В этом было что-то пугающее. Ему почудилось, будто ворона выслеживает свою добычу. Казалось, она непременно отыщет его и убьет, если когда-нибудь окажется на воле.

Винс отвел взгляд от вороны с красными глазами и пошел дальше, ругая себя за дурацкие мысли. В конце концов, это всего лишь птица. Всего лишь птица.

Директриса Харриет Эпплтон, надменно выпрямившись, сидела за своим столом – огромным деревянным монстром. По мнению Мистаи, единственное его предназначение заключалось в том, чтобы заставить студентов, оказавшихся в сей гнусной обители, почувствовать себя ничтожными, крохотными созданиями. Стол ярко блестел слоями полировки – по всей видимости, так отрабатывали свои провинности девочки, которые либо плохо себя вели, либо просто оказались в немилости у власть имущих. Такие недоразумения не были редкостью в подобных учреждениях, где понятия «честность» и «справедливость» давно стали старомодными словами, вышедшими из употребления.

– Входи, Мисти, – пригласила мисс Эпплтон. – Присаживайся.

«Сказала кошка мышке», – подумала Мистая.

Больше всего на свете ей сейчас хотелось, не стесняясь в выражениях, пояснить, что эта милая женщина может сделать со своим предложением. Тем не менее Мистая закрыла дверь и подошла к двум стульям, стоявшим у стола. Она помедлила немного, выбирая, какой лучше, и наконец опустилась на сиденье.

Из окна кабинета виднелся студенческий городок, деревья с облетевшими листьями, земля, покрытая утренним инеем, а также каменные и походившие на крепости кирпичные здания, которые, казалось, съежились на декабрьском морозе. Новая Англия в это время года была не самым приятным местом для теплокровных существ, и, судя по всему, строениям такая погода тоже не по вкусу. Хотя сложно сказать наверняка.

– Мисти, – начала между тем директриса, вновь обратив на себя внимание посетительницы. Мисс Эпплтон спокойно положила руки на стол, твердо глядя на девушку. – Полагаю, нам нужно побеседовать наедине. Только в этот раз разговор будет отличаться от всех предыдущих.

С этими словами она взяла папку – единственный предмет, лежавший на почти пустом столе, помимо телефона, статуэтки совы и стаканчика с ручками и карандашами. Ах да, еще здесь стояла рамка, но фотографию Мистая не видела. Ей, конечно, хотелось узнать, кто запечатлен на снимке, но для этого пришлось бы обойти стол и встать за спиной директрисы, а на это девушка не осмелилась бы ни при каких обстоятельствах.

Мисс Эпплтон открыла папку и нарочито медленно принялась пролистывать страницы, хотя Мистая была уверена, что она читала их столько раз, что могла бы уже выучить наизусть. Директриса изрядно ее раздражала, но была отнюдь не глупа.

– Ты оказалась в моем кабинете уже в третий раз за последние три месяца, – спокойно произнесла Харриет Эпплтон, намеренно понизив голос. Мистая полагала, что директриса таким образом пытается донести до нерадивой ученицы всю серьезность ситуации. – К сожалению, ни один из этих визитов не был таким приятным, как мне бы хотелось. И, что меня еще больше расстраивает, наши беседы ни к чему не привели.

Мисс Эпплтон сделала небольшую паузу, но Мистая молчала, не сводя взгляда с лица своей собеседницы – резкими, острыми чертами оно чем-то напоминало физиономию Круэллы Девилль из фильма про собак. Неужели в американских школах не бывает симпатичных директрис?

– Ты впервые оказалась здесь, – наконец продолжила женщина, – за подстрекательство к беспорядкам. Скандал с нашими садовниками, если я правильно помню. Ты заявила, что у них нет никакого права срубать дерево, хотя это было особое распоряжение совета попечителей. Если выразиться точнее, ты организовала акцию протеста, в которой приняли участие сотни школьниц. Занятия были сорваны на три дня.

Мистая кивнула:

– У деревьев тоже есть сознание и душа. То, о котором вы упомянули, жило уже двести лет и знало все глубинные основы нашего мира, оно было почтенным и гордым представителем своего вида. Но никто не захотел вступиться за него, так что это сделала я.

Директриса улыбнулась:

– Да, тогда ты говорила то же самое. Но, думаю, ты вспомнишь, что я предложила сначала обговаривать подобные вопросы либо с вашим куратором, либо со мной. И желательно до того, как в следующий раз организуешь школьный бунт. Это помогло бы избежать последующего дисциплинарного взыскания.

– Оно того стоило, – упрямо заявила Мистая, воинственно подняв голову.

Харриет Эпплтон вздохнула:

– Я рада, что ты так считаешь. Однако, похоже, урока из этого происшествия ты не извлекла. В следующий раз ты оказалась в моем кабинете по той же самой причине. Ты не пришла сначала ко мне, как я предложила. Взяла все в свои руки. Насколько я помню, речь шла о ритуальном рубцевании. Ты организовала новый клуб – не получив разрешения администрации и даже не побеседовав об этом с учителями, – касавшийся какой-то программы единения с природой. Вместо того чтобы раздавать его членам нашивки или значки в качестве знаков отличия, ты отдала предпочтение рубцеванию. Судя по твоим словам, это какой-то вид африканского искусства, хотя я так и не поняла, каким образом это затрагивает нас. Больше двадцати учениц получили эти отличительные шрамы, прежде чем об этом стало известно куратору и мне.

Мистая ничего не ответила. Что тут скажешь? Конечно, мисс Эпплтон была права, хотя при этом не имела ни малейшего представления о том, что составляло основу мироздания. Если нет времени на то, чтобы сформировать прочные связи с живыми существами вокруг тебя – а не только с другими учениками, – ты рискуешь причинить природе непоправимый вред. Данное правило она твердо усвоила в Заземелье, однако жители этой страны – вернее, этого мира – ничего не знали. Мистая была поражена до глубины души, выяснив, что ученицы частной Кэррингтонской школы для девочек не имели ни малейшего представления о таких элементарных вещах. Она решила помочь им усвоить необходимые вещи в форме игры. Вступаешь в клуб – получаешь возможность изменить мир. Шрам должен был стать символом искренности членов ее маленькой организации, напоминанием о перенесенной боли – страданий человечества, взращенных на почве невежества. Более того, порезы наносились острыми концами сломленных ветвей деревьев, бывших частью живого мира, который каждый новый участник клуба клялся защищать. Для Мистаи все это казалось вполне разумным.

Кроме того, шрамы наносились на те участки тела, которые обычно были скрыты от посторонних глаз.

– Я не видела никакого смысла в том, чтобы утруждать других решением этого вопроса, – привела она довольно слабый довод в качестве объяснения. – Все, кто хотел участвовать в деятельности клуба, присоединялись добровольно.

– А вот их родители были совершенно иного мнения, стоило им узнать об этом. Я не знаю, что тебе дома разрешают мама и папа, но сейчас ты в Кэррингтоне, поэтому обязана придерживаться наших правил, которые гласят, что для организации клуба или кружка на территории школы требуется разрешение. Эти ученицы еще несовершеннолетние, Мисти. Как и ты сама. Тебе ведь всего пятнадцать!