Операция «Минотавр» - Кунтс Стивен - Страница 49

• Предыдущая
• 49/113
• Следующая

Его как будто сбросили с небес на грешную землю, да еще неприятно щелкнули по носу. Привязанность! Это их гормоны, что-то биологическое, связанное, видимо, с генами.

– Конечно. Ты замечательная женщина, и с тобой хорошо.

– Вот как.

– Ты понимаешь, о чем я говорю. Ты же не из тех девушек, что пишут стихи до двух часов ночи и читают Альбера Камю в кафе.

– Аа-га.

– Ты, – тут Бабун широко улыбнулся, придав себе до сих пор безотказно срабатывавший, чрезвычайно искренний вид – мол, о чем тут говорить, пойдем сегодня переспим, – ты из тех девушек, с которыми ребятам весело.

– Понятно, – кивнула Рита. – Тебе нравятся девушки, которые расстегивают змейку на ширинке зубами и не носят трусиков.

Ему не понравилось, как она это произнесла – губы растянуты, но почти неподвижны, глаза сужены до щелок.

– Рита, я обычно не обсуждаю серьезные дела в служебное время на автомобильной стоянке.

– Может, мне сбрить волосы на лобке и воткнуть пять сережек в левое ухо? А, так ты хочешь крови! Ладно.

– В правое ухо. В левом носят лесби…

– Кретин! – Она отскочила в сторону, опустив плечи, словно заслоняясь от ураганного ветра.

– Эй, Рыжик! – «Рыжик» было ее прозвищем среди летчиков, оно даже было вышито на ее летном костюме. Она повернулась к нему лицом, подбоченившись.

– Никогда не смей называть меня так, Таркингтон. Никогда. Это не для тебя.

– Эй, – начал он, но она уже отвернулась.

Он прокричал ей вслед:

– Я хотел бы узнать тебя получше. Но я не обручаюсь на автомобильной стоянке, будь ты хоть царицей Савской.

Отойдя метров на двадцать, она обернулась.

– Я не просила тебя об обручении, – заявила она.

– Она не просила! Без трусиков, брить лобок… что с тобой, черт побери?

Она пошла дальше. Бабун повернул обратно к штабу. В нескольких метрах от него какой-то капитан-лейтенант, неодобрительно покачивая головой, бросил:

– Знаете, лейтенант, если мне приходится обсуждать с дамой детали туалета или вопросы гигиены, я обычно нахожу для этого менее людные места.

Бабун покраснел, как рак.

– Так точно, сэр, – пробормотал он, не разжимая зубов, и уныло побрел прочь.

Сэмюэль Доджерс орудовал вилкой так, чтобы не потерять даром ни эрга своей драгоценной энергии. Одним быстрым, резким движением столовый прибор нагружался картофельным пюре с зеленым горошком, затем возносился кратчайшим путем по прямой к разверстому вместилищу пищи, в мгновение ока оказывался вылизанным дочиста и тут же опускался за новой порцией. Человек, занятый столь тяжким трудом, должен быть поглощен им без остатка, и Доджерс мудро поступал именно таким образом. Если он и слышал, что говорилось рядом, то не подавал виду.

Бабун Таркингтон многозначительно подмигнул Рите, когда она перевела взгляд с Доджерса и его быстро пустевшей тарелки на него. Она опустила глаза на свою тарелку. Плотно сжав губы, глубоко вздохнула носом, отчего натянулись ткань и пуговицы ее форменной рубашки. Бабун с неудовольствием отметил, что Доджерс-младший не меньше его интересуется физической природой расширения Ритиного бюста. Он был не то чтобы большой, но в высшей степени пропорциональный. Ее высокие груди образовывали симметричные холмы, которые выглядели идеально, исключительно правильными и слегка вздымались, что было заметно в глубоком вырезе ворота. Бабун бросил последний взгляд на эту пару шедевров, отрезая кусочек свиной отбивной и рассуждая о превратностях любви.

– Ну, Бабун, – услышал он слова Джейка Графтона, – ты доволен своей нынешней службой?

– Так точно, сэр. Можете мне поверить. – Капитан весело поглядывал на него. – Чрезвычайно интересный вызов, сэр. Адски интересно, сэр.

Эти слова вызвали явное неудовольствие гурмана на другом конце стола.

Доджерс, видимо, уже покончил с едой, отложил вилку и вытер рот салфеткой.

Насколько мог судить Бабун, ни грамма пищи у него не пропало даром.

– Путь в ад может быть интересным, сэр, но путь в небеса гораздо интереснее.

– Угу, – произнес Бабун, расправляясь с остатками отбивной.

– Путь праведника узок и тернист, и многие считают его слишком опасным, слишком крутым, слишком суровым. – Доджерса понесло, он говорил громко и прочувствованно. – Путь праведников усеян искушениями плоти, духа и сердца. Свернуть с этого тяжкого, достойного пути можно лишь на широкую, короткую дорожку, которая ведет прямиком в ад.

– Душа несется по шестиполосной трассе в розовом «кадиллаке». Аминь, – пробормотал Бабун, даже не взглянув на Риту, которая толкнула его под столом в лодыжку.

– А путь грешников – это прямая автострада, ведущая к обры…

– Надо полагать, – жестко прервал его Джейк Графтон. Повернувшись к Рите, он спросил: – Вы составили план полета в Фаллон?

– Так точно, сэр. – Она описала маршрут, перечислила ориентиры, назвала расчетное время и предполагаемый остаток горючего, когда она окажется над полигоном электронных систем. Джейк спросил, кто из присутствующих бывал на базе морской авиации Фаллон, а затем стал рассказывать анекдоты из своего большого опыта пребывания там. Бабун Таркингтон понял, что Джейк Графтон намерен овладеть застольной беседой до конца десерта, чтобы не слушать идиотские проповеди Доджерса. Видимо, никто не сказал физику, что за столом в кают-компании никогда не затрагиваются три темы: женщины, политика и религия.

Графтон излагал один смешной случай за другим. Рита, покончив с едой и извинившись, ушла, Бабун же остался, увлеченно слушая байки капитана. Доджерс-младший заказал десерт и задал несколько вопросов; даже его старику, похоже, нравились истории Графтона о пари на десять центов в салуне у Мамаши и о том, как пьяные летчики в полночь гоняли на мотоциклах по пустыне, чтобы успеть прийти в себя к вылету, назначенному на пять утра.

Доктор Фриче закурил сигару и удовлетворенно вздохнул. Ему, видимо, тоже пришлись по душе рассказы Графтона о похождениях молодости – в этот теплый вечер во флотской кают-компании за двести километров от моря.

«Как и Джейк Графтон, я люблю эту жизнь», – поймал себя на мысли Бабун. Он вспоминал собственную двухнедельную командировку в Фаллон перед тем, как попасть на авианосец. В Фаллоне все забывали о женах и подружках; именно там, в атмосфере круглосуточного разгула, между молодыми офицерами завязывались дружеские отношения, которые потом продолжались до конца жизни. Там можно было летать на боевых машинах два-три раза в день, показывая все, на что они были способны. Как описывал Джейк Графтон и вспоминал Бабун, это была веселая, беззаботная, волнующая жизнь, идеальное времяпровождение для юноши, становящегося мужчиной.

Когда байки Джейка иссякли, Бабун улыбнулся всем и ушел. Шагая в сторону общежития, он поймал себя на том, что снова насвистывает. «Что-то я часто это делаю в последнее время», – подумал он и громко засмеялся. Жизнь проходит разумно и правильно. Ему так понравилась эта мысль, что он расхохотался, а потом хмыкнул, какой же он все-таки дурак, и злость на Риту прошла без следа.

Никто не ответил, когда он постучал в дверь Ритиной комнаты. Наверное, она в туалете или стирает внизу. Ладно, зайду к ней позже.

Когда он толкнул дверь собственной комнаты, там горел свет, а в кресле у маленького столика сидела Рита. Волосы у нее были распущены по плечам, а надета на ней была лишь коротенькая рубашка, нечто крохотное и прозрачное настолько…

У Бабуна перехватило дыхание.

– Слушай, закрой-ка дверь, пока сюда не сбежалось все общежитие.

– Как ты сюда попала? – спросил Бабун, не отрывая от нее глаз.

– Взяла ключ на доске внизу.

Он запер дверь и присел на краешек кровати, совсем недалеко от нее. Мебель в комнате, весьма немногочисленная, была в стиле раннего Конрада Хилтона.

Он прокашлялся, когда она посмотрела ему прямо в глаза.

– Я писала письмо, – сказала она, не отводя взгляда. – Тебе.

– Угу.

– Я могу дописать и позже.

– А что должно случиться?

• Предыдущая
• 49/113
• Следующая