Путь Дракона - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 33

"Какие тебе нужны доказательства?"

"Если я помогу вызволить Клина из Ванаи, вы не получите с этого никакой выгоды. У всех есть боязнь, что твой сын находится там под командованием Клина. Джори Каллиам не может принять протекцию Ванаи.

Доусон моргнул, открыл рот, затем закрыл его снова.

"Канл," начал он, но глаза Даскеллина сузились. Доусон глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Когда он говорил, его голос звучал более весомо, чем он этого хотел. "Я даю клятву, пред ликом Господа нашего и перед троном Антеи, что мой Сын Джори не примет протекцию Ванаи, когда Алана Клина вызовут домой. Кроме того, я клянусь, что ни один из моих домов не получит прибыль от Ванаи. А теперь, не поклянешься ли ты о том же самом, мой старый друг?"

"Я?"

"Твой кузен живёт в городе, я полагаю? Уверен, что ты не захочешь создать впечатление того, что твоя поддержка трона на самом деле служение самому себе?"

Даскеллин раскатисто расхохотался, и этот глубокий тёплый звук смог хотя бы на мгновение оттолкнуть цепкие зубы зимы.

"Боже милосердный, Каллиам. Ты сделаешь из всех нас альтруистов."

"Клянёшься ли ты?" — спросил Каллиам. "Встанешь ли плечом к плечу с людьми, верными Королю Симеону, и поставить возрождение традиций выше собственного величия?"

"Истинные приверженцы трона," — полушутя заметил Даскеллин.

"Именно так," — ответил Доусон. В его голосе от лёгкости не осталось и следа. Он был твёрд, как камень, а его намерения — будто отлиты из стали. "Истинные приверженцы трона."

Даскеллин хмыкнул.

"Ты веришь в это," — сказал он.

"Да," — ответил Доусон.

Тёмные глаза блеснули, изучая лицо Доусона, как будто пытаясь проникнуть сквозь маску. А затем, как это уже было с полудюжиной человек до него — людей, которых Доусон отобрал, зная, что они неравнодушны к тому, к чему он и сам питал слабость — гордость осветила его тёмное лицо. Гордость, уверенность и чувство причастности к чему-то великому и доброму.

"Что ж," — тихо сказал Даскеллин, "Клянусь."

Раздел был наиболее органично сложившимся подразделением внутри города, но ему далеко было от того, чтобы быть единственным. По обе стороны мостов, знать держалась своих особняков и улиц, в то время как люди более низкого сословия жили в маленьких узких ответвлениях улиц и дорог. Если вы жили к северу от площади Кестрил, то это означало что у вас был высокое положение в обществе. Дорожная архитектура города, был настолько сложной, что только его жители могли ее хорошо знать. Улицы имели только одно измерение, по которому можно определить сословие жителя. Самые бедные и самые отчаянные прорыли туннель вниз, чтобы завести там новую жизнь вне руин, оставшихся от предыдущих веков, на которых был построен современный город, и они жили в темноте, грязи и запустении, но сохраняли себя, по крайней мере, от оскорбительного существования зимой.

Лёд и снег выбелили тёмные булыжники мостовой. Повозки двигались медленно, мулы шагали осторожно. Лошади часто останавливались, боясь поскользнуться, сломать ногу и быть зарезанными прямо на месте падения, на улице. Камнипольская зима отказывала жителям даже в достойном способе ожидания экипажа, однако результат встречи с Даскеллином настолько удовлетворил Доусона, что он почти не обращал внимания на неудобства. Позволив служанке повязать пояс своего пальто из темной кожи с расшитыми серебром швами и крючками из гелиотропа, и надев подходящую к наряду широкополую шляпу, он вышел на улицу, направляясь домой, к Кларе.

Он провел детские годы в Камниполе, днем постигая с отцом ритуалы власти, а ночи проводя в шумных пьяных кутежах с другими высокорожденными мальчишками. Даже теперь, десятки лет спустя, снежно-белый камень хранил воспоминания. Он прошел по узкой аллее, где Элиайзер Береньяко бегал голышом, проиграв ему пари той ночью, когда им стукнуло по четырнадцать. Миновал широкий поворот, который вел к улицам, где строили дома тимзинай и ясуру: кварталу жуков и монет. Он прошел под Аркой Морада, где последний сумасшедший дракон-император погиб в когтях своего брата из одной с ним кладки. Арка из драконьего нефрита соперничала по высоте с Королевским Шпилем и была такой тонкой и изящной, что, казалось, ее опрокинет любой ветерок. Он прошел мимо алтаря Сорриал с закопченной южной стеной. Мимо борделя, куда отец привел его в десятый день рождения и купил ему первую ночь с женщиной.

Единственное белое облако в небе дарило городу благотворный свет, разгоняя тени. С повозки булочника по пути с рыночной площади свалилась коробка миндаля, и десяток ребятишек, казалось, возникших ниоткуда, расхватывали орехи, пока возчик не успел остановить их. С западной стены Доусон мог окинуть взглядом великие равнины Антеи, как Бог осматривает мир с высоты. Ветер, гулявший по улицам, щипал и хлестал его губы и щеки. Идеальный город. Все было здесь — от падения драконов до возвышения Белого Пророчества и до восстаний рабов, которые позволили Дому Антеи возродить империю первокровных в городе, построенном драконами. Эти камни были свидетелями веков, поколений.

И сейчас, пожалуй, впервые, Доусон занимал свое место в любимом городе. Он начал дело, за которое его запомнит Камнипол. Доусон Каллиам, барон Остерлингских Падей, который очистил королевский двор и направил Антею на верный и должный путь. Каллиам, который собрал защитников доблести. Который уничтожил силы хаоса и перемен.

Бессмертный Город пригласил его напиться воспоминаниями, и видения будущего склонились перед его волей — будущего, где Кертину Иссандриану и Фелдину Маасу оставалось бежать через грязный снег по своим зимним делам вместо него — и Доусон поддался. Если и были какие-то признаки, предупреждающие о нападении — он их полностью пропустил.

Дорога сворачивала, повторяя очертания мыса. Три человека в тёмных шерстяных пальто и рейтузах стояли, оживленно беседуя, плотной группой в месте слияния двух больших улиц — парке треугольной формы. Пар шёл у них изо рта — белый, подобно перьям и небу. Доусон направился к ним, ожидая, что они уступят дорогу Барону Королевского Двора. Жёсткие взгляды были ему ответом. Никто не сдвинулся с места.

Раздражение вывело Доусона из задумчивости, затем он подумал, что его ранг и титул остались неизвестными. Ближайший мужчина приоткрыл пальто и вытащил широкий кривой нож. Остальные стали по бокам. Доусон издал короткий смешок, полный презрения и недоверия, в ответ убийца с ножом атаковал его. Доусон отпрыгнул назад, пытаясь вытащить собственный меч. Однако еще до того, как он вытащил лезвие из ножен здоровяк слева ударил его по локтю увесистой дубиной. Рука Доусона онемела и меч беззвучно упал на промёрзшую землю. Тип с ножом нанес удар, лезвие ножа разрезало кожаное пальто и вонзилось в грудь Доусона. Доусон вскрикнул и отскочил назад.

Менее всего это напоминало дуэль. В движениях людей не было ни стиля, ни чувства чести. Не было даже красоты обычной тренировки. Человек с ножом держал его, как мясник, а его напарники с дубинами преграждали Доусону путь, как будто он мог развернуться и попытаться убежать, визжа, как испуганная свинья. Доусон выпрямился во весь рост, прижав пальцы к разорванному пальто. Пальцы перчаток окрасились кровью.

"Ты только что сделал свою последнюю ошибку," — сказал Доусон. "Ты и понятия не имеешь, кто перед тобой."

Тип с ножом ухмыльнулся.

— Думаю, имею, милорд, — сказал он и ударил еще раз. Лезвие вонзилось бы Доусону глубоко в живот, если бы десятки лет тренировок не заставили тело отшатнуться назад и в сторону. Бандит слева ударил с размаху, попав ему в плечо. Только упав на колени, Доусон впервые подумал, что это не просто уличные хулиганы в погоне за парой монет. Это ловушка, и предназначена она для него.

Правый сообщник пританцовывал вперед-назад на цыпочках, готовый опустить высоко поднятое оружие в одном дробящем череп ударе. Доусон вскинул руку, но атакующий захрипел и пропал. Убийцы повернулись. Новый человек в сером шерстяном охотничьем костюме извивался на булыжной мостовой, заключенный в жесткие объятия бандита. Как только они разомкнулись, новичок вскочил. Его одежда окрасилась красным, как и короткий меч в его руке. Головорез не поднялся.