Чуть свет, с собакою вдвоем - Аткинсон Кейт - Страница 20

Прошлое есть прошлое, сказала себе Трейси, оно мертво, потеряно, а вот настоящее живо, здорово и спит в дальней спальне. А впрочем… можно перезвонить Линде и невзначай ввернуть: «Келли Кросс, Линда, у нее все дети пристроены, не знаешь?» Трейси позвонила — в трубке только длинные гудки. Вот и славно — у Трейси своих проблем выше крыши, не хватало взваливать на себя Линдино бремя. И однако же… Кэрол Брейтуэйт. Давненько Трейси о ней не вспоминала. Кошмарный был день. Бедный ребятенок.

Она достала из холодильника банку пива. Открыла, набрала номер Барри Крофорда. Бывший коллега ответил раздраженно — но иначе он и не разговаривал.

— Хотела спросить, Барри, — ты в последнее время не сталкивался с Келли Кросс?

— Девочка-развлекалочка? Давно в деле? Нет, я слишком высоко в пищевой цепи, мне донные отложения не попадаются. А что? По улицам соскучилась?

— Нет-нет, ничего особенного. А потерявшихся детей никто не заявлял?

— Детей? Я поспрошаю. Я не знаю, может, ты совсем с катушек съехала, но, вообще-то, ты уже не первый месяц на пенсии.

— Да-да.

Барри перезвонил почти сразу. Ничегошеньки, вообще ничего, никакие птенцы ни из каких гнезд не выпадали. Трейси слышала, как в трубке воет сирена, бубнят рации. Вот чертовня же — она и впрямь скучает.

— Ты где?

— В фургоне на вызове. В Мабгите в мусорном контейнере женский труп, — сказал Барри. — Рабочая лошадка.

— Как и все мы. А ты что там делаешь?

— Еду глянуть что и как. Дежурил, перехватил вызов.

— А расследование чье?

— Отдал Энди Миллеру, — ответил Барри. — Ты не знаешь. Выпусник-метеор. Очень блестящий.

А вот Барри не блещет. Юрский период.Как и Трейси. Окончил школу набитых шишек, защитил диплом в университете жизни.

— У меня новая девочка, вся из себя независимая. Из отдела по наркотикам и тяжким преступлениям. Джемма, забыл фамилию.

— Джемма Холройд. Пару месяцев назад стала инспектором. А чего ей следствие не отдал? Было бы у нее первое.

— Деве невинной? Нет уж, спасибочки.

— Она хороша, и она не девочка, Барри. Это называется «женщина».

— Она же вроде лесба?

— Они тоже женщины.

Да чего она прицепилась? Барри неисправим, таким выйдет на пенсию, таким же и умрет, вообще не понимая, как нынче обстоят дела. Его бы забросить обратно в семидесятые — отлично приспособится. Джин Хант без харизмы, Джек Риган без нравственного стержня [84].

— Ну и кто это сделал, по-твоему? — спросила Трейси. — Клиент небось?

— Ну а кто?

Наверняка Барри думает, что проститутки сами нарываются. Собственно, Трейси в курсе — именно так он и думает. «Шлюхи», — твердил он, и этой привычки из него не выбьешь, что ни говори. («Политкорректность? Со шлюхами? Я тебя умоляю».)

Вдруг накатило — вспомнила, как бесконечно возилась с каталожными карточками во времена Потрошителя. Неблагодарная работенка. Полицейских посылали записывать номера машин в квартале красных фонарей, вычисляли те, что приезжали регулярно, появлялись и в Брэдфорде, и в Лидсе, и в Манчестере. В том числе и машину Сатклиффа, ну еще бы — девять раз допрашивали, поводов придраться не нашли. Ошибка на ошибке. Трейси была наивная, не догадывалась, сколько мужчин ходят к проституткам, — тысячи, из всех слоев общества. Глазам своим не верила. Азартные игры, алкоголь, шлюхи — три столпа западной цивилизации.

До сих пор помнит, как впервые увидела проститутку. Двенадцать лет, в субботу пошла гулять по центру Лидса со школьной подругой Полин Барратт. Бургер в «Вимпи» считался вершиной утонченности, а макияж украдкой в туалете «Шофилдза» — подводка для глаз «Майнерз» — дерзким героизмом. Зашли на дневной сеанс, посмотрели «Что случилось с Беби Джейн?» [85]в старом «Одеоне», а потом в переулке где-то у вокзала, в туманной мути зимних сумерек, увидели страшную женщину. Она стояла в дверях — волосы, как у Майры Хиндли [86], мини-юбка, бедра в ямочках посинели от холода и побоев. Веки поблескивали зелеными тенями — Трейси представила себе змею.

— Шмара, — прошипела Полин, и они бежали в ужасе.

Трейси в жизни не встречала таких некрасивых женщин — вопрос о том, чего мальчики хотят от девочек, стал еще загадочнее. Вот мать Трейси, задавленная и консервативная, вот сама Трейси, двенадцатилетняя и невзрачная, — ясно, что им не тягаться с зеленоглазой женщиной в ночи.

— Уж я-то скучать не буду, — сказал Барри. — Торчишь на холоде, мертвых шлюх разглядываешь.

— На холоде? Ты же в фургоне.

Барри тяжело вздохнул и сказал — непонятно к чему:

— Теперь другая жизнь, Трейс.

— Ага. И она лучше. Что с тобой? Впервые в жизни экзистенциальный ужас?

Вряд ли стоило говорить такое человеку, который потерял внука, у которого дочь — овощ. («В стабильном вегетативном состоянии», — поправляла Барбара.) Может, Трейси и сама стабильна и вегетативна, порой думала она по утрам, особенно после пива накануне. Застой.

— Я скучаю по старым добрым временам.

— Они не были добрые, Барри. Хлам, а не времена.

Старые добрые времена.Ей привиделась мертвая кукриджская мадам в бархатном кресле «Городского варьете». Барри, вероятно, помнит, как ее звали, но такого удовольствия Трейси ему не доставит.

— Сколько тебе еще до пенсии?

Барри задержался в полиции дольше ее.

— Две недели. Потом в круиз. Карибское море. Барбара придумала. Черт его знает зачем. Ты-то небось радовалась, когда ушла?

— Нацист ли папа римский? — Трейси натужно хихикнула. — Была бы умнее — не тянула бы столько лет. — Врушка, врушка.

— Слыхала про Рекса Маршалла?

— Рухнул замертво на поле для гольфа. Туда и дорога, Бог не подмога.

— Ну не знаю, начальник он был неплохой, — возразил Барри.

— Может, для тебя.

— В субботу на похороны, значит, не пойдешь?

— Только если заплатят… Барри? Еще кое-что.

— Да всегда еще кое-что, Трейс. Потом умираешь, а потом ничего. Хотя, конечно, для этого и умирать не обязательно, — мрачно прибавил он.

— Мне Линда Паллистер оставила сообщение на автоответчике, — сказала Трейси.

— Линда Паллистер? Эта сбрендившая курица? — Барри не сдержал смешка. Смешок преобразился в глубокий недовольный вздох. Трейси понимала: от Линды Паллистер — к Хлое Паллистер, от Хлои — к Эми, а мысль об Эми заводит во тьму. — Чего ей надо? Что сказала?

— Сказала, что у нее проблемы. Упомянула Кэрол Брейтуэйт.

— Кэрол Брейтуэйт? — переспросил Барри, будто впервые слышит имя.

Плохо он врет, никогда врать не умел.

— Вот именно, Кэрол Брейтуэйт. Убийство в Лавелл-парке. Все ты помнишь, не прикидывайся.

— А, этаКэрол Брейтуэйт, — сказал он. Воплощенная невозмутимость. — И что?

— Не знаю. Линда не сказала. А теперь не подходит к телефону. Она тебе не звонила?

— Кэрол Брейтуэйт?

— Нет, Барри, — терпеливо сказала Трейси, — если, конечно, ее не воскресили. Линда Паллистер— Линда тебе не звонила?

— Нет.

— Если позвонит, выясни, в чем дело, ладно? Может, она решила признаваться.

— Признаваться?

— Про то, что случилось с ребятенком.

Трейси и сама не понимала, чего дергается. У нее дела поважнее. И она давным-давно ни при чем. Она начинает новую жизнь. Она уходит из дома [87].

— В общем, спасибо за информацию, — сказала она, вдруг вся из себя такая деловитая. — Увидимся.

— Сначала я тебя увижу, кобыла старая.

— Да я с пятницы в отпуске.

— Ну, ты уж возвращайся к моей отвальной.

— Какой отвальной?

— Ха-ха. Отвали.

Этот день когда-нибудь закончится? Очевидно, нет.

Около полуночи зазвонил телефон. Кто звонит в такой час? Беда звонит, вот кто. Сердце стиснуло ужасом. Ее вычислили, кто-то хочет отнять у нее ребенка. Трейси представила себе, как эта беспомощная крошка спит наверху в пустой комнате, и сердце стиснуло сильнее.