Прислушайтесь к городу… - Стрелкова Ирина Ивановна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/44
- Следующая
Правда, были, показания Жигалиной и Шухмина. А что, если…
Вот это «если» и не давало покоя Шляхову.
В тот же день поздно вечером он опять отправился в клинику. Шел мокрый снег, дул сырой ветер. Холод пробирал до костей.
Шляхов постучал в дверь больничного корпуса. Открыл ночной вахтер, пожилой мужчина. Он был в валенках, теплой стеганой безрукавке.
— Кого тебе в такую позднь? — не очень приветливо спросил вахтер.
— Следователь я, — показал свое удостоверение Шляхов, стряхивая с плеч комья липкого снега.
— А-а-а! — протянул ночной страж больницы и пропустил Олега Петровича, заперев на ключ входную дверь. — Из начальства-то никого нет, — уведомил он следователя.
— Мне начальство не нужно, — ответил Шляхов. — Хочу с вами побеседовать.
Через несколько минут они сидели в теплой каморке вахтера. Тот разливал горячий чай из термоса в граненые стаканы.
Федор Терентьевич Кулаков — так звали вахтера — рассказал следователю, что служит в больнице уже три года. Он давно на пенсии, похоронил жену. Дома одному тоскливо, особенно по ночам. Вот и решил устроиться в клинику. Не так чувствуется одиночество, да и прибавка к пенсии.
Олег Петрович расспросил Кулакова, не помнит ли он Иванова? Описал его внешность.
— Такой представительный? — показал руками вахтер. — Лицо гладкое, волосы прилизаны один к одному? С золотым перстнем?.. Как же, помню… Он еще у подъезда нашей больницы машину держал.
— Да, да, — кивнул следователь, вспомнив показания Алтаева.
— Один раз я с ним стычку имел, — продолжал вахтер. — А получилось вот как… Дежурю я, значит. Стук в дверь. Это прошлой зимой было… Открываю — трое мужчин. Тот самый ваш, он еще в красном спортивном костюме был, без всяких направляется к кабинету нашего замдиректора, Жигалиной… Я останавливаю: куда, мол, идете? Он мне: спокойно, папаша, свои… А сам ключом открывает дверь… Я, значит, протестую. Мало ли что?.. Тут Жигалина появляется с улицы. В шубе. Не успел я и рта раскрыть, она мне говорит, что сама дала тому товарищу ключ…
— Как-как? — переспросил Шляхов.
— Жигалина объяснила, что это ее хороший знакомый, тоже врач. Мое дело маленькое. Начальство есть начальство… Зашла она с тем…
— Ивановым? — уточнил следователь.
— Зашла с Ивановым в свой кабинет… Пробыли там минут десять. Вышли. Он уже в костюме, рубашке, лохматой шапке… Потом все четверо — Жигалина, Иванов и те двое, что пришли с ним, — сели в машину Иванова и уехали…
Сообщение Кулакова очень насторожило следователя. По словам вахтера, Иванов несколько раз приходил по вечерам в кабинет Жигалиной в ее отсутствие. И часто не один, а с друзьями. Переоблачался в дубленку и уезжал на машине. Не возвращался до утра…
— Ну вот тебе и еще одна ниточка, — сказал Шляхову Папахин, когда они на следующий день обсуждали новости, добытые Олегом Петровичем. — Даже не ниточка, а, по-моему, целая веревочка.
— Да, — согласно кивнул Олег Петрович, — уж очень подозрительно, что Иванов в таких доверительных отношениях с Жигалиной… Я вызвал Кулакова провести опознание… Уверен, что те двое спутников Иванова — из его банды.
Пожилому вахтеру предъявили фотографии. Он безошибочно указал на Иванова. Опознал он также и Черешню с Сосновым — это они были с Ивановым в тот вечер, когда вместе с Жигалиной уехали на машине. Помимо этой троицы вахтер опознал еще одного человека — некоего Вячеслава Зыкова. Он тоже видел его как-то с Ивановым…
— Зыков арестован два дня назад, — сказал Папахин. — В прошлом году вышел на свободу, отсидев очередной срок в колонии. Но, видать, наказание не пошло ему на пользу. Снова занялся кражами, грабежами… Посмотри, Петрович, какие дела творили Соснов и Зыков. — Папахин достал документы. — Протокол допроса потерпевшего. Вчера допросили…
Шляхов взял бумаги.
— Понимаешь, — объяснял Папахин, — у Соснова были соседи. Как-то Соснов оставил у хозяина — Роберта Зефирова — туго набитый портфель. Сказал: пусть полежит один день. И взял с Зефирова слово, что тот не будет знакомиться с содержимым… Почитай, что там было дальше…
Олег Петрович погрузился в чтение.
Роберт Зефиров, в частности, показал:
«…Я не удержался и открыл портфель, оставленный мне на сохранение Сосновым. В портфеле находились завернутые в материю белого цвета деньги, примерно 5—6 пачек, перетянутые аптекарской резинкой. Пачки состояли из купюр достоинством в 50 и 100 рублей. Помимо этого в портфеле был сверток длиной около десяти сантиметров, тоже из белой материи, через которую просвечивали золотые монеты. Я увидел еще несколько золотых слитков неправильной формы, размером приблизительно со спичечный коробок. Еще в портфеле был сверток с большим количеством ювелирных изделий из золота и бриллиантов. Весил этот сверток примерно полтора килограмма. В портфеле были и еще какие-то свертки, но я их содержимое не смотрел…»
Как следовало из протокола допроса Зефирова, Соснов, забрав портфель, по каким-то своим приметам заподозрил, что сосед все же поинтересовался, что в нем лежит.
Шляхов читал дальше:
«… Между 23 и 24 часами ко мне на квартиру пришел Соснов и потребовал, чтобы я вышел с ним на улицу. Я вышел. У подъезда стояли две машины: одна Соснова — ВАЗ-2106 белого цвета, вторая — ВАЗ-2101 такого же цвета. В машине Соснова находились двое мужчин. Соснов велел мне сесть на заднее сиденье. Мужчины сели слева и справа от меня. Соснов был за рулем. Мы поехали. Следом тронулась другая машина, заполненная мужчинами…»
— Прямо как в кино, — усмехнулся Шляхов.
— Ты дальше, дальше читай, — откликнулся Папахин. — Еще почище, чем в кино…
По словам Зефирова, его привезли на какую-то дачу под Москвой по Ярославскому шоссе. Завели в дом.
«…Соснов спросил меня, зачем я лазил в его портфель, — показывал пострадавший. — Я ответил, что не лазил. Тогда Соснов зашел мне за спину, накинул на шею мокрое полотенце и стал душить. Я потерял сознание. Очнувшись, я сказал Соснову, что заглядывал в портфель, так как он хранился в моей квартире, а она не камера хранения. Соснов достал пистолет, передернул затвор и сказал, что, если я не буду отвечать на его вопросы, он меня пристрелит. Как собаку. Соснов спросил, донес ли я в милицию о том, что видел в портфеле. Я не успел ответить, как он ударил меня по зубам чем-то металлическим. Я упал. Меня били ногами. Потом Соснов вынул нож с выдвигающимся лезвием и порезал мне подбородок. После этого он сказал, что я должен ему заплатить штраф 3 тысячи рублей. За то, что я лазил в портфель и он со своими знакомыми потерял на меня время. Все это продолжалось до четырех часов утра. Перед тем как отвезти меня домой, Соснов сказал, что, если я донесу в милицию о портфеле и о том, что происходило на даче, мне будет очень плохо…»
— Соседи видели, как увозили Зефирова, — сказал Папахин, когда Шляхов кончил читать. — Видели его и утром. Дворник, в частности. Избитого, с порезанным лицом, когда Соснов привез Зефирова домой. Так вот, среди истязателей был также Зыков.
— А почему Зыкова арестовали так поздно? — поинтересовался Олег Петрович.
— Скрывался. То на даче, то у своих родственников на улице Менжинского. Сам понимаешь, без прописки.
— Где, где? — переспросил Шляхов.
— На улице Менжинского.
— Менжинского, Менжинского… — повторил несколько раз Олег Петрович: это ему что-то напоминало.
Он пошел в свой кабинет, но не дошел. Вернулся. Папахин удивился.
— Вспомнил! На улице Менжинского проживает Шухмин! — выпалил с порога Шляхов.
— Сосед Иванова по палате?
— Ну да!
Папахин схватился за телефон.
Буквально через полчаса было установлено, что Шухмин является племянником… Зыкова.
Вызванный срочно на допрос Шухмин снова повторил свои показания: лег в больницу 11 декабря 1980 года по направлению районной поликлиники. По словам свидетеля, Зыков не посвящал ни Шухмина, ни его жену в свои дела. Где Зыков бывал, с кем встречался, они не знают.
- Предыдущая
- 40/44
- Следующая
