Маска - Кунц Дин Рей - Страница 42

• Предыдущая
• 42/52
• Следующая

— Он сказал, что не возражает, если тебя несколько дней не будет в городе. Суд не ограничивал твое передвижение Гаррисбергом. Я объяснил ему, где находится домик, так что, если кто-нибудь из близких объявится, гаррисбергская полиция сообщит местному шерифу, и тот доберется до нас или пришлет кого-то из своих людей, чтобы сказать, что тебе необходимо вернуться.

Кэрол поцеловала его на прощание. Джейн тоже робко поцеловала его в щеку и, садясь в машину, густо покраснела.

Стоя перед домом, он смотрел им вслед, пока красный «Фольксваген» не скрылся из виду.

Небо, почти неделю остававшееся чистым, вновь затягивали тучи. Они были однородно серыми, как шифер. И отвечали настроению Пола.

Когда на кухне зазвонил телефон, Грейс вся напряглась, ожидая услышать голос Леонарда. Она села на стул возле небольшого встроенного столика, протянув руку, положила ее на трубку висевшего на стене телефона, подождала, пока он прозвонит еще раз, и затем ответила. К ее облегчению, это оказался Росс Куинси, главный редактор «Морнинг ньюс», который перезванивал ей по ее вчерашней просьбе.

— Вы интересовались одним из наших репортеров, доктор Митовски?

— Да. Палмером Уэйнрайтом.

Последовала пауза.

— Он у вас работает? — спросила Грейс.

— Гм... Палмер Уэйнрайт работал в «Морнинг ньюс», верно.

— Кажется, он чуть не получил Пулитцеровскую премию.

— Да. Но... с тех пор прошло уже довольно много времени.

— Правда?

— Раз вам известно, что он был кандидатом на получение Пулитцеровской премии, вы, вероятно, должны знать, что его выдвигали за серию статей об убийствах Бектерманов.

— Да.

— Это было еще в 1943 году.

— Так давно?!

— Э-э... А что вы конкретно хотели узнать о Палмере Уэйнрайте, доктор Митовски?

— Я бы хотела с ним поговорить, — ответила она. — Мы встречались, и у нас осталось одно незавершенное дело, которым мне нужно было бы заняться. Это... личный вопрос.

Куинси ответил не сразу.

— Вы одна из его родственниц?

— Мистера Уэйнрайта? О нет.

— Кто-то из его друзей?

— Нет-нет, и не подруга.

— Тогда, мне кажется, я могу быть с вами совершенно откровенным, доктор Митовски. К сожалению, Палмера Уэйнрайта нет в живых.

— Он умер! — воскликнула пораженная Грейс.

— Вы наверняка не исключали, что может быть и такое. Он никогда не отличался здоровьем, сильно болел. Вы, очевидно, давно не общались с ним.

— Да не так уж и давно, — заметила Грейс.

— Как минимум лет тридцать пять, — сказал Куинси. — Он умер в 1946 году.

Воздух за спиной Грейс внезапно словно вдруг похолодел, будто ей в затылок выдохнул мертвец.

— Тридцать один год, — ошеломленно произнесла она. — Вы, должно быть, ошибаетесь.

— Нисколько. Я был тогда еще юнцом, мальчиком на побегушках. Палмер Уэйнрайт являлся одним из моих героев. Я очень переживал, когда он умер.

— Мы случайно говорим не о разных людях? — спросила Грейс. — Он довольно худой, с заостренными чертами лица, светло-карими глазами и желтовато-бледной кожей. У него несколько более густой голос, чем можно предположить, глядя на него.

— Да-да, это Палмер.

— Ему где-то около пятидесяти пяти?

— Он умер в тридцать шесть, но выглядел он лет на двадцать старше, — сказал Куинси. — Он постоянно болел, просто не вылезал из болезней, и все закончилось раком. От этого он быстро состарился. Он был стойким человеком, но больше уже выдержать не мог.

«Его похоронили тридцать один год назад? — думала она. — Но ведь я только вчера его видела. У нас был весьма странный разговор в розарии. Что вы на это скажете, мистер Куинси?»

— Доктор Митовски? Вы меня слышите?

— Да. Извините. Послушайте, мистер Куинси, мне очень неудобно отнимать ваше драгоценное время, но это очень важно. Я думаю, что дело Бектерманов довольно тесно связано с тем личным делом, которое я хотела обсудить с мистером Уэйнрайтом. Однако я ничего не знаю об этих убийствах. Вы бы не могли рассказать мне, в чем там суть?

— Семейная трагедия, — сказал Куинси. — Накануне своего шестнадцатилетия дочь Бектерманов обезумела. У нее что-то случилось с головой. Кажется, она вбила себе в голову, что ее мать собирается убить ее до того, как ей исполнится шестнадцать, что, разумеется, было совершеннейшей ерундой. Однако она была в этом уверена и бросилась на мать с топором. Отец и гостивший в то время у них ее двоюродный брат пытались ей помешать, но она убила их. Матери все-таки удалось отнять у нее топор. Но девчонка не успокоилась. Она схватила каминную кочергу. Когда мать, миссис Бектерман, оказалась загнанной в угол и ее голова в любую секунду могла расколоться от удара кочергой, ей ничего не оставалось делать, кроме как пустить в ход топор. Она нанесла девочке всего один удар. Однако рана оказалась довольно глубокой. На следующий день ребенок скончался в больнице. Миссис Бектерман совершила убийство в целях самообороны, и против нее не было выдвинуто обвинения, но она так мучилась из-за убийства своей собственной дочери, что лишилась рассудка и оказалась в соответствующем учреждении.

— И благодаря этой статье мистер Уэйнрайт стал кандидатом на Пулитцеровскую премию?

— Да. У других репортеров этот материал читался как какое-то очередное сенсационное барахло. А Палмер был молодцом. Он написал трогательную и глубокомысленную статью о семье со сложными взаимоотношениями и серьезными эмоциональными проблемами. Отец был деспотичный человек, слишком много требовавший от своей дочери и, вероятно, испытывавший к ней противоестественное влечение. Мать неизменно чувствовала в отце соперника в стремлении добиться большей любви, доверия и преданности девушки, а когда поняла, что уступает, начала пить. Дочь подвергалась невероятному психологическому давлению, и Палмер в своей статье дал читателю понять и прочувствовать это давление.

Поблагодарив Росса Куинси за уделенное ей время и внимание, она положила трубку.

Некоторое время она так и сидела, уставясь на тихо гудевший холодильник, пытаясь переварить все, что ей было сказано. Если Уэйнрайт умер в 1946 году, то с кем же она вчера разговаривала в саду?

И какое отношение имели убийства Бектерманов к ней? А Кэрол?

Она вспомнила о том, что говорил ей Уэйнрайт: «Это бесконечное проклятие все еще продолжается, и сейчас ему пора положить конец... Я пришел сказать вам, что Кэрол в опасности... Вы должны помочь ей. Уберите от нее девчонку».

Ей казалось, что она вот-вот должна понять, что он имел в виду. И ей стало страшно.

Несмотря на то что за последние двадцать четыре часа произошло немало невероятных вещей, она больше не сомневалась ни в своем здравомыслии, ни в правильности своего восприятия. Она не теряла рассудка, была в абсолютно здравом уме и полностью владела собой. Угроза старческого маразма уже казалась нереальной. Она чувствовала, что объяснение всех этих событий было гораздо более страшным, более жутким, чем даже когда-то пугавшая ее перспектива старческого одряхления.

Она вспомнила еще кое-что из того, что Палмер Уэйнрайт говорил вчера в саду: «Вы не только та, кем себя считаете. Вы — не только Грейс Митовски».

Она понимала, что ухватилась за разгадку этой головоломки, чувствовала, что владеет знанием чего-то мрачного, давно забытого, ждущего пробуждения в памяти. Она боялась его пробуждения, но знала, что ей надлежит сделать именно это — ради Кэрол, а возможно, и ради себя.

Неожиданно в абсолютно чистом воздухе на кухне сильно запахло паленым деревом и смолой. До Грейс донесся треск огня, хотя сейчас здесь нигде не было пламени.

Ее сердце часто забилось, во рту пересохло, и появился неприятный привкус.

Закрыв глаза, она увидела перед собой горящий дом так же отчетливо, как и во сне. Она увидела двери подвала и услышала свой крик: «Лора!»

Она понимала, что это не просто сон. Это были воспоминания, давно забытые, ожившие сейчас, напоминающие ей о том, что она и на самом деле была не только Грейс Митовски.

• Предыдущая
• 42/52
• Следующая