Дочь Лебедя - Бак Джоанна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/70
• Следующая

— Хорошенькая блузка. Где ты ее взяла? Тебе стоит поучиться вести себя за столом, держаться воспитанной девушкой.

— Это блузка Джулии, — сказала я.

Он задержал салфетку на моей манжете.

— Да, конечно, мне кажется, что я вспоминаю ее.

— О, Джулия! — воскликнул Эрги. — Как она?

— Великолепно, — ответила я.

— С ней все в порядке, и она живет в Лондоне, — добавил отец.

— Я никогда не забуду, как она была хороша в Риме, — продолжал Эрги. — Она ходила в накидке, а на Площади Испании сидела прямо на ступеньках!

В следующий раз, оказавшись в Лондоне, я села на ступеньки у двери, пока ждала Джулию.

— Встань, — сказала мне Джулия, — когда так сидишь, то становишься похожей на жильцов многоэтажного дома.

— Но ты же сидела так на испанской лестнице, — заметила я.

— Та лестница гораздо больше, там все сидят.

У нее были друзья, которые посещали монастыри в Греции, разгуливали по Гималаям, проводили ночи в Сахаре. Они приходили к ней на обед по воскресеньям и рассуждали о разных интересных местах, приключениях и ненайденных сокровищах.

Тревор Блейк называл людей, приходивших к ней на обеды, богемой и никчемными людьми. Все они были из хороших семей, но путешествовали и торговали коврами и миниатюрами. Джулия тоже несколько раз ездила в Индию со своим партнером Элистаром. Он воспроизводил ее рисунки на тканях, которые тоже получали из Индии. Когда она возвращалась, то привозила кучи разных ярких бус и ожерелий, браслетов с маленькими бубенчиками, батики и удивительные образцы старых тканей, целые штабеля тонкой прозрачной материи.

Она говорила, что ей все нужно, чтобы проследить сочетаемость оттенков при работе над расцветкой тканей.

Она привозила восточную черную краску — коль — в крошечных стеклянных сосудах. Однажды она привезла из Марокко неровные глиняные диски коричневатого цвета. Джулия показала мне, как нужно помочить палец и потереть блестящую поверхность, и коричневый цвет становился ярко-красным.

— Женщины бедуинов используют такие диски вместо помады, чтобы красить губы.

— Но это выглядит такой дешевкой, — не смогла удержаться я от замечания. Ярко-красные блестящие губы были просто вульгарны.

— У тебя викторианские взгляды.

— Но это выглядит так некрасиво…

— Мы отдадим эти диски Тревору, хорошо? — сказала Джулия.

С тех пор наши отношения наладились.

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, Лондон начал меняться. Джулия повезла меня на Кингз-Роуд. Мы ходили по антикварным магазинчикам. Все на улице носили яркие индийские рубашки, ходили с длинными волосами, и везде пахло благовониями. Повсюду звучала музыка. Я попросила, чтобы она купила мне несколько коротеньких юбочек. Во время ленча в воскресенье я проделала танцевальные па вокруг стола, чтобы на меня обратили внимание пришедшие к ней мужчины.

— Наверное, у вас дома никто не бывает, только Джекоб и Мишель, — заметила Джулия.

— У нас бывает много народу!

— Ты понимаешь, что я имела в виду, — продолжала Джулия, когда я ей помогала убирать со стола грязную посуду.

Тревор Блейк все еще общался с ней. Я видела новые фотографии, где они были вместе. И иногда в шкафу висел его плащ, даже если самого Тревора не было. Я видела его книги, или он мог позвонить в уик-энд, и, если я снимала трубку, он говорил:

— Просто передай своей тете, что я хочу договориться с ней на вторник.

Он вешал трубку прежде, чем я успевала что-то сказать. Один из его сыновей женился, а другого выгнали из Оксфорда.

Тревор продал хорошую картину, висевшую в его загородном доме, и об этом писали в газетах. Однажды мы обедали все вместе, и он заметил о каком-то актере, что тот «извращенный, как педик». Я знала, что это значит, и обронила:

— Некоторые из моих близких друзей — педики, не говоря уже об отце.

Обед закончился в полном молчании, и я не видела его очень долгое время.

Разговор о любви начался с Джеральдиной, она была лучшей подругой Джулии. Джеральдина была толстой и очень деловой. Ее волосы были всегда несколько неряшливо заколоты кверху. У нее был муж, член парламента от лейбористов, они растили пятерых детей. Сидя за столом на кухне, с бокалом красного вина, она спросила:

— Флоренс, что ты предпочтешь — делать карьеру, как твоя тетка, или же выйти замуж и завести детей?

— Я уверена, что она хочет замуж, — заметила Джулия.

— Прежде всего найди себе подходящего, почти идеального мужчину, — продолжала Джеральдина. Разговор происходил в воскресенье. Я пыталась что-то лепить. В Париже заниматься этим было нельзя, потому что Нгуен не выносил грязи на кухне, а моя комната была слишком стерильной, чтобы мокрую глину класть на стол.

Я посмотрела на Джеральдину, она провалилась в кресло, словно куча подушек, — все ее тело расплылось из-за частых беременностей и кормления детей грудью. Джеральдина была грузной женщиной, с толстыми ляжками и отвисшей большой грудью. Мне не хотелось, чтобы меня так же часто оплодотворяли, как ее, и чтобы мне потом приходилось рожать каждые девять месяцев. Почему-то я сравнивала ее с прудом, который время от времени осушали, чтобы почистить.

— Может, мне захочется поработать, — ответила я. — Но только еще не знаю, чем заняться.

— Но если ты встретишь подходящего мужчину, то захочешь выйти за него замуж, — настаивала Джеральдина.

— Сначала я хочу влюбиться.

— Ну, для этого у тебя еще есть время, — заметила Джулия.

После того как отец подарил мне кольцо, я взяла его с собой в Лондон, чтобы показать Джулии.

— Что это? — спросила Джулия.

— Леда и лебедь, — ответила я. — Это римское кольцо.

Я так гордилась таким необычным подарком и надеялась, что она поймет меня.

— Покажи.

Я сняла кольцо с пальца и протянула его Джулии. Она сжала его в руке и как бы проверила его вес.

— Красивое и необычное кольцо, — сказала Джулия. Я обратила ее внимание на печатку. Она стояла у окна, а я заглядывала через ее плечо.

— Да, Юпитер снова начал свои странные превращения. Смотри, не потеряй кольцо. Тебе нужно носить его всегда.

Я показала его Джеральдине.

— Что этот селезень делает с девушкой? — поинтересовалась она.

— Это лебедь, — терпеливо объяснила я ей. — Юпитер превратился в лебедя, чтобы прийти к Леде…

Чтобы лучше рассмотреть кольцо, Джеральдина надела очки.

— Бог мой, да они развлекаются! — воскликнула она и добавила, обращаясь к Джулии: — Мне кажется, твой дорогой братец напрасно морочит ей голову.

— Я так не считаю, — ответила Джулия. — Я предпочитаю, чтобы она носила это кольцо, нежели дешевый браслет с надписью «Поцелуй меня!» из блестящих стекляшек!

Когда мы с Джулией в первый раз начали говорить о любви, мы не спали всю ночь. Она лежала в кровати, обложенная со всех сторон своими кружевными подушками. Она отдала мне валик, чтобы я могла откинуться на него, и закутала в кашемировые шали, дабы я не замерзла. Пока мы разговаривали, она подпиливала и полировала ногти серебряной пилочкой, чистила их маленькой щеточкой с натянутым на нее кусочком замши. Мне хотелось дождаться рассвета, мне было так интересно не спать всю ночь, поэтому я продолжала задавать вопросы, не давая ей уснуть.

— У тебя было много мужчин? — начала я.

— Иногда мне кажется, что их было слишком много, а иногда я думаю, что так и не встретила ни одного стоящего…

— Никого?

— Да, того, с кем бы я хотела прожить всю жизнь.

— Любовь всей жизни?

— Нет, — ответила Джулия. — Любовь всей жизни — это что-то совершенно иное. Я имела в виду того, с кем мне было бы не противно жить вместе.

— Значит, это не Тревор, — у меня отлегло от сердца.

— На Тревора можно положиться, он — надежный. Это весьма важно.

— А кто был самым-самым всей твоей жизни? — спросила я.

— О, — произнесла Джулия и взяла белый карандаш из серебряного футляра, лежавшего на столике подле постели. — Когда мне было двадцать два, я была влюблена, и все мои друзья тоже были влюблены, хотя бы по разу. А сейчас мне уже сорок, но я так ни в кого больше и не влюбилась, хотя полагала, что это может случиться со мной не один раз.

• Предыдущая
• 4/70
• Следующая