Удивительное прозрение - Проктор Кейт - Страница 8

• Предыдущая
• 8/31
• Следующая

Джейси зашевелился и открыл глаза. Взгляд его остановился на лице отца.

— Нoа [1], — улыбнулся он.

— Нoа, Хайме Карлос! У тебя опять болит животик?

Мальчик кивнул и поморщился.

— А как вы узнали?

— Я же доктор, — тихо сказал Хайме. — А животик у тебя болит потому, что твой организм израсходовал все полезное лекарство, которое было в инъекции.

Джейси метнул взгляд на Бет.

— Мама, я не плакал, когда мне делали йекцию. Каталина тебе говорила? — озабоченно спросил он и снова взглянул на отца. — Но мне все равно больше не надо ее делать. Животик уже почти не болит.

— Инъекцию делать не обязательно, — успокоил его Хайме. — Есть другой способ ввести тебе это хорошее лекарство. И это совсем не больно. — Хайме потянулся к звонку над кроватью и нажал кнопку. Потом убрал волосы со лба ребенка и задержал там руку. Вошла Каталина, и он отдал ей распоряжение. — Но ты должен пообещать мне, — сказал он, когда медсестра вышла, — что больше не будешь обманывать и говорить, что животик не болит… Если ты дашь мне такое обещание, тогда я тебе объясню, отчего тебе больно и ты чувствуешь себя плохо и как мы тебя вылечим.

Доверчиво глядя на отца широко раскрытыми глазами, Джейси поклялся, что больше не будет обманывать, после чего Хайме приступил к выполнению своей части уговора. Пояснил, что сейчас введет ему обезболивающую свечу, и усмехнулся, когда Джейси не выказал по этому поводу энтузиазма.

— Обещаю тебе, что ты ничего не почувствуешь, — успокоил его Хайме. — Это намного лучше инъекции.

Упоминание об инъекции заставило Джейси сразу согласиться.

— И я после этого выздоровею? — спросил он с надеждой, отчего у Бет защемило сердце.

Хайме покачал головой.

— К сожалению, нет, не выздоровеешь, — честно сказал он и тихим, почти гипнотизирующим голосом стал объяснять, что такое аппендикс и почему он дает иногда осложнения.

По мере того как он все глубже вдавался в детали, Бет все чаще бросала беспокойные взгляды на сына. И каждый раз видела, как с широко распахнутыми глазами на доверчивом личике он жадно ловил каждое слово. И когда Каталина вернулась и вручила Хайме прикрытый эмалированный лоток, Джейси безропотно перенес унизительную процедуру введения свечи.

— Совсем не было больно, мама. Правда, — успокоил он ее и протянул ей руку, будто почувствовал, что она осталась без внимания.

Но когда Хайме перешел к рассказу о том, как удаляют аппендикс, у нее невольно вырвался протестующий возглас.

— Не волнуйся, мама, это совсем не страшно, — сонно пробормотал Джейси и сжал ей руку. — Хорхе тоже вырезали аппендикс, и он держал его в банке. А можно я тоже буду его держать в банке?

— Думаю, это нетрудно организовать, — усмехнулся Хайме. — Ну, сейчас мы с мамой уйдем, а ты немного поспи.

— А когда я проснусь, вы с мамой будете здесь? — приоткрыв веки, спросил Джейси и снова закрыл глаза.

— Да, — шепнул Хайме, — мы будем здесь, малыш.

Он выпрямился и снял резиновые перчатки, которые надевал, чтобы вставить свечу. Руки его заметно дрожали, когда он передавал лоток Каталине. Он взял с постели открытую карту и пробежал ее глазами.

— Отправьте ее ко мне в кабинет, — сказал он Каталине. Хайме еще немного посидел на постели, не спуская глаз с лица ребенка, пока не убедился, что тот крепко уснул. — Пошли, Бет, — сказал он, вставая. Лицо его было сурово. — Нам надо поговорить, но не здесь.

Он взял ее за руку и, ни слова не говоря, повел во двор, потом через дорогу в маленькое кафе на узкой боковой улочке. В нем было меньше шумных туристов, чем в тех, мимо которых они проходили по главной улице.

Они сели за столик в нише, и Хайме, не спросив ее, заказал кофе. В его взгляде, обращенном к ней, отражались самые разные эмоции.

— Как ты могла со мной так поступить, Бет? Зачем держала меня в полном неведении?

Бет смотрела на него холодным взглядом. А ведь, кажется, он говорит это искренне, не верила она своим ушам.

— Как я могла так поступить с тобой? — переспросила она ледяным тоном. — Но когда ты узнал, что у меня пятилетний сын, ты же преспокойно решил, что его отец — Франсиско Суарес. Ты даже…

— Преспокойно? — гневно перебил ее Хайме. — Черт возьми, Бет, что еще я мог предположить, зная возраст твоего сына, да еще после того, как мне сказали, что с ним сидит его бабушка? Ты, наверное, забыла, я ведь знаю, что ты с детства осталась сиротой. Вот я и подумал, что бабушкой может быть…

— Но Розиту ты ведь узнал, когда она вошла, — с упреком прервала она его возражения. — Ты же знал, что она не может быть мне кровной родственницей.

— Ради Бога, Бет! До этого у тебя сто раз была возможность сказать мне правду! Так что мне такая мысль даже в голову не приходила. — Он смотрел на нее со злостью. — Если бы я знал возраст ребенка, когда вчера тебя увидел, и мне бы ничего не сказали о бабушке, может быть, такая мысль у меня и мелькнула бы… Хотя мы всегда принимали меры предосторожности, и я о таких вещах не задумывался. — Злость на его лице вдруг сменилась изумлением. — А что заставило тебя передумать и сказать мне о сыне? Поняла, что я так или иначе все узнаю?

— Я всегда собиралась это сделать! — воскликнула она. — Хотела рассказать вчера вечером, но тебя вызвали в клинику. Между прочим, если хочешь знать, — выпалила она вдруг, — мне было трудно решиться на это, потому что я не знала, как ты отнесешься к моему сообщению.

— Ты боялась, что я отрицательно отнесусь к известию, что у меня есть сын? — возмущенно спросил он.

— Ну, будем откровенны, «отрицательно» — слишком мягкая характеристика для твоего отношения ко мне, — в тон ему ответила Бет. — Откуда мне было знать, не отнесешься ли ты точно так же и к моему сыну.

— Но он и мой сын тоже! — запальчиво возразил Хайме, оставив без внимания ее замечание насчет его отношения к ней.

— Я удивляюсь, что ты мне поверил на слово и не потребовал сделать анализ крови или что-то еще!

— А что бы ты выиграла, солгав в таком деле? — резко спросил он. И вдруг устало покачал головой. — Бет, неужели ты не понимаешь, что я чувствую? Каково это — обнаружить, что все эти годы жила на свете моя кровинка, а я и не подозревал?

Бет почувствовала, как в ней растет ожесточение.

— А что именно ты чувствуешь, Хайме? — безжалостно спросила она. — Любовь? Но ты же не знаешь моего сына. Может, угрызения совести? Но все, что случилось, естественно! Так уж заведено природой: мужчина получает удовольствие, а женщина расхлебывает последствия. — Бет взглянула на свои руки и с удивлением обнаружила, что они дрожат, хотя она говорила спокойно. Она крепко их сцепила и продолжала: — Или тебя волнует тот факт, что в жилах Джейси течет кровь Кабальеросов, что в нем заложены гены столь прославленного рода? Да, Хайме? — Бет умолкла, хотя ей очень хотелось высказаться до конца. Но она боялась, что выплеснется наружу горечь, мучившая ее все эти годы.

— Ты говоришь так, будто у меня был выбор, а я его отверг! — возмутился Хайме. — Ты же не оставила мне выбора, Бет. Лишила меня права знать о ребенке.

Бет ответила не сразу, стараясь не реагировать на боль, прозвучавшую в его словах.

— И ты бы тогда, без сомнения, совершил благородный поступок — бросил свою невесту, которую обманывал, и женился бы на мне, да? — язвительно заметила она.

— Мы нашли бы выход…

— О, я уверена, ты бы проявил необыкновенное великодушие, — прервала она его, сдерживая насмешку. И вдруг увидела перед собой его прежнее лицо. Оно было согрето теплотой, которую она принимала раньше за любовь. Горечь захлестнула ее с новой силой. Своим предательством он будто вонзил ей в самое сердце кинжал! Но теперь кинжал был у нее в руках, и она нанесет ему ответный удар! — Да, ты прав, Хайме. У тебя тогда не было выбора, но и сейчас у тебя его нет. Потому что Джейси — мой, и только мой, сын. Какие бы чувства ты ни питал к нему, можешь о них забыть, потому что ты для него — никто. Был никем и навсегда останешься никем!

• Предыдущая
• 8/31
• Следующая