Закат в раю - Хэран Элизабет - Страница 2

• Предыдущая
• 2/44
• Следующая

Джордан замер. Так мама убила себя? Голова у Джордана закружилась, и он почти потерял сознание.

— Ты... ты грязная скотина! Катэлина умерла от змеиного укуса! — простонал Патрик, обхватив голову руками.

— Пусть все остальные так и считают. Но мы-то с тобою знаем, как было дело.

Отец молчал. Когда же он выгонит Макса вон? Но отец только поднял голову и бессмысленно посмотрел в пространство, как будто не понял услышанного. Джордан внезапно почувствовал приступ тошноты.

— Ничего, Патрик, — донесся издевательски-сочувственный голос Макса. — Ей пришлось нелегко. Женщины не могут отказать сильному мужчине. Так уж устроено.

— Катэлина больше жизни любила нас с Джорданом! — еле слышно произнес Патрик. — Она никогда бы не предала нас... да еще с таким, как ты. Никогда! И никогда бы... — Патрик зарыдал.

Ни разу Джордан не видел отца таким слабым и сломленным. Эти три последних дня так странно изменили его, и сейчас он был словно чужим. А вдруг он никогда не придет в себя?

— И бьюсь об заклад, ты бы никогда не подумал, что она покончит с собой, — оскалился Макс.

Патрик Хейл мучительно захрипел. Это был хрип смертельно раненного животного, почуявшего близость смерти.

— Катэлина была страстная женщина, — продолжал Макс, довольно улыбаясь. — И голодная. Такой, как ты, никогда бы ее не насытил. Особенно после того, как она разок побыла со мной и узнала, что такое настоящий мужчина.

«Хватит, хватит! — хотел крикнуть Джордан. — Бога ради, хватит! Отец не вынесет этого!» Патрик захрипел, скрючился в кресле и вдруг резко откинулся назад.

Луна осветила его искаженное смертельной мукой лицо. Не в силах более смотреть на него, Джордан зажмурился. В комнате раздался странный, сдавленный стон. Джордан открыл глаза и увидел очертания крупной фигуры, склонившейся над отцом. Прошло несколько томительных секунд. Наконец тень исчезла.

Джордан уже не мог больше сдерживать тошноту. Он корчился, его внутренности, казалось, превратились в один скрученный, пылающий комок. В конце концов он выполз из-под стола и, пошатываясь, подошел к неподвижно сидящему отцу.

— Папа! — позвал его Джордан. — Папа, очнись!

Отец не пошевелился. Широко открытые глаза были безжизненны, из приоткрытого рта стекала струйка слюны. Джордан смотрел на него — и не мог поверить, что отец мертв.

Солнечный свет уже начал пробиваться сквозь окна, а ошеломленный Джордан все сидел на полу рядом с мертвым отцом. В эти три дня он потерял обоих родителей. Сейчас он не знал — ни что ему делать, ни куда идти. Все это время в ушах у него звучали слова Максимилиана Кортленда:

«Женщины не могут отказать сильному мужчине. Так уж устроено».

Слова эти будут преследовать Джордана еще долгих десять лет.

Раскаленная солнцем дорога терялась в сплошных зарослях сахарного тростника. Закатное солнце беспощадно палило землю. Пронзительный звон цикад, пение птиц, запах тростника живо напоминали Джордану Хейлу дни его счастливого детства: он не раз играл с товарищами в этих местах, беззаботно забывая о змеях, пауках, крысах и множестве других опасных тварей, которыми кишели эти дикие заросли.

Путешествие из Брисбена в Джеральдтон в запряженной лошадью коляске заняло у него почти два месяца. «Меньше чем через час, — подумал Джордан, — я наконец увижу свой родной дом». Его мучили жара, тревога и томительное желание увидеть дом, в котором он не был десять долгих лет, после похорон родителей.

Время немного смягчило боль от потери близких, а личные достижения и успехи в бизнесе дали Джордану немалый жизненный опыт и уверенность в себе — но все же желание отомстить Максимилиану Кортленду было так же сильно, как и много лет назад.

Джордан откинулся на сиденье и поморщился, почувствовав, что рубашка прилипла к спине — за десять лет, проведенных на юге, он успел забыть, как неприятен бывает в это время года влажный климат северного Квинсленда.

Где-то за холмами послышались отдаленные раскаты грома. Джордан посмотрел на низко нависшие над горизонтом тучи, но сразу понял, что настоящего ливня сегодня не будет — в конце концов, ведь до начала влажного сезона оставалось еще несколько недель. Сейчас, подумал он, было бы даже неплохо, если бы небольшой дождь освежил его и прибил дорожную пыль — хотя очень скоро зимние дожди превратят дорогу в почти непроходимую реку грязи.

На развилке Джордан остановился, стащил с головы широкополую шляпу и вытер с лица пот и пыль. Эти места, знакомые ему с раннего детства, сейчас казались совершенно чужими. Он с любопытством и недоумением осмотрелся по сторонам, немного подумал и, наконец, решительно свернул на дорогу, ведущую к северу. Разросшийся дикий тростник стоял сплошной двенадцатифутовой стеной, и узкая пыльная дорога была погружена в густую тень. С тех пор как Джордан оставил отцовскую плантацию, в этих местах все совершенно переменилось. В местных газетах Джордан читал, что в последние годы в северном Квинсленде открылось одиннадцать новых сахарных фабрик, а еще дальше к северу, около реки Малгрейв, где огромные плантации поделили теперь на тридцатиакровые участки, уже строилась фабрика для переработки тростника из окрестностей Джеральдтона. Каждый день сюда прибывали новые иммигранты, главным образом итальянцы, появлялись все новые фермы, и старые сахарные фабрики не справлялись с переработкой тростника.

Пробираясь по дороге, Джордан вспоминал о последнем дне, проведенном в родительском доме. На следующий день после похорон отца в Эдем приехал его дядя и забрал мальчика в Брисбен. Дом заперли, окна и двери заколотили, тростник и скот оставили на попечение нескольких преданных старых рабочих. «Я вернусь в Эдем. И я отомщу Кортленду», — прошептал тогда Джордан, в последний раз стоя у могилы родителей под старым баобабом, у самого берега реки Джонстоун. Джордан, конечно, понимал, что в шестнадцать лет думать о мести слишком рано. Чтобы победить такого врага, как Максимилиан Кортленд, нужно было сначала вырасти и самому стать сильным, опытным и влиятельным мужчиной. Клятва, данная в тот день над могилой родителей, определила жизнь Джордана.

Прошло десять лет.

За эти годы Джордану неизменно сопутствовала удача в делах: вскоре самые честолюбивые и смелые мечты, самые дерзкие его планы претворились в жизнь, уже через несколько лет он стал весьма состоятельным человеком. В деловом мире Джордан Хейл быстро приобрел репутацию жесткого, уверенного в себе, не боявшегося риска дельца, но, несмотря на все свои успехи, молодой человек никогда не забывал о данной себе клятве. Все эти годы Джордан внимательно наблюдал за жизнью Максимилиана Кортленда, тщательно собирал слухи и сплетни, следил за жизнью его семьи, состоявшей из жены и трех дочерей. Но о третьей, самой младшей дочери своего врага Джордан почти ничего не знал: родители еще в детстве отослали девочку куда-то на юг к родственникам. Старшие же дочери Кортленда, Силия и Александра, и их мать Летиция довольно часто упоминались в местной светской хронике.

Судя по заметкам, изредка попадавшимся в газетах, Макс Кортленд за прошедшие годы совершенно не изменился и остался все тем же жестоким и властным плантатором. Незадолго до приезда Джордана в северных провинциях вспыхнуло по крайней мере четыре серьезных бунта: рабочие-европейцы возмущались тем, что растущий приток канаков лишал их возможности найти работу. Джордану удалось выяснить, что Максимилиан Кортленд возглавлял группу богатых плантаторов, выступавших против закона о запрете на ввоз в Австралию дешевой рабочей силы. Оказалось, что Максимилиан даже финансировал «Черных птиц»: эти печально известные корабли, с командами, набранными из самого отчаянного сброда, совершали разбойничьи набеги на далекие тихоокеанские острова, похищали островитян и насильно привозили их в Австралию. Не желая платить европейцам хорошего жалованья, фермеры предпочитали использовать на своих плантациях дешевый рабский труд канаков и беспощадно эксплуатировали их.

• Предыдущая
• 2/44
• Следующая