Оковы страсти - Кэрсон Джозефина - Страница 32

• Предыдущая
• 32/33
• Следующая

— Не двигайся. — Слезы струились по ее лицу. — Пожалуйста, Грэг. Ты сделаешь себе больно.

Он опять стал подниматься, но врач удержал его.

— Линда, я совершил такую глупость, — сказал Грэг. — Но я не сбил пеликана. С ним все в порядке. Я не сбил его.

Он все время порывался встать, хотя Линда и старалась удержать его.

— Я все видела. — Она положила руку ему на плечо. — Успокойся, иначе тебе будет еще хуже.

— Я не сильно пострадал, — сказал он и тут же поморщился. — Послушайте, — обратился он к врачу. — Помогите мне встать. Я в порядке. Я могу двигать всеми пальцами на руках и на ногах. Просто ударился немного, и моя рука… — Он попробовал пошевелить рукой, и его лицо исказилось от боли.

— Не двигайся, — умоляла Линда, стирая струйку крови с его щеки. Звук сирены «скорой» стал невыносимо громким и внезапно смолк.

— Дорогая, ты плачешь? Из-за меня? Прости. Ради Бога, прости. Я никогда больше не поступлю так. Только не плачь, родная, хорошо?

— Не беспокойся обо мне. Нам нужно позаботиться о тебе.

— Грэг! — сзади нее раздался плачущий, почти истерический крик Томми.

Из машины «скорой помощи» вышли двое мужчин. Волоча за собой носилки, они направились к разбитой машине.

— О, Господи, — простонал Грэг, закрывая глаза и с досадой ударяя здоровой рукой по рулю. — Надеюсь, Томми не видел всей этой каши? Скажи ему, что со мной все прекрасно.

— Отойдите, леди, — приказал один из санитаров. Они стали осматривать Грэга, прежде чем положить его на носилки.

— Она мне нужна! — взорвался Грэг. — Не смейте ей говорить, чтобы она отошла.

— Спокойно, парень. Ты сейчас после аварии, не знаешь, что говоришь.

У Грэга засверкали глаза.

— Я точно знаю, что хочу. Томми! Томми! Ты меня слышишь? Со мной все в порядке, дружок. И пеликана я не сбил. Все прекрасно, старина. Все прекрасно.

— Послушай, — сказал один санитар другому. — Давай его двигать…

— Я сам могу двигаться! — рявкнул Грэг. — Я сам дойду до вашей чертовой машины.

— Нет! — запротестовал санитар, но Грэг снова выругался. Они попытались удержать его, но он был слишком сильным, даже после аварии. Ему удалось наполовину выбраться из машины, и, когда они снова стали удерживать его силой, он пригрозил им кулаком.

— Я пойду сам, — грозно предупредил он.

— Пусть идет, — сказал один из них небрежным тоном. — Мы его подберем, когда он упадет.

— Я не упаду, — усмехнулся Грэг. — Потому что это очень важно.

Мужчины отошли, наблюдая, как он с трудом поднимается. Ноги его подгибались, но он ухватился здоровой рукой за дверцу и медленно выпрямился. Когда он сделал первые неуверенные шаги, под ногами у него зазвенели осколки стекла. Он опять выругался и посмотрел вниз. Его босые ноги кровоточили.

— Линда, помоги мне. — Он слегка покачнулся, но устоял на ногах.

— Грэг, — взмолилась Линда. — Прошу тебя, ложись.

— Нет, — поморщился он. — Я уже иду. А где Томми? Я слышу, как он плачет. Нужно, чтобы он видел, что со мной все в порядке.

— Пожалуйста…

— Томми! Томми, мой самый главный человек! Иди сюда! Поедем со мной в больницу. У меня все хорошо.

— Грэг, — умоляла она, поддерживая его одной рукой за талию.

— Я хочу видеть своего самого главного человека, — упрямо твердил он. — И тебя тоже. Я никуда не поеду без вас.

Кое-как, прихрамывая, он доплелся до миссис Фултон и Томми и протянул здоровую руку малышу.

— Давай, я понесу тебя. Все отлично. Только постарайся не задеть мою вторую руку, хорошо?

— Грэг, тебе нельзя, — с тревогой в голосе сказала Линда.

— Можно, — возразил он. У него снова подогнулись колени, когда он взял на руки Томми. Но он сохранил равновесие и прижал к себе мальчика. Тот спрятал лицо на его плече. — Видишь, малыш, — сказал он в волосы Томми. — Все отлично. Радуйся. Потребуется нечто большее, чем неосторожно переходящий улицу пеликан, чтобы свалить меня.

С большим трудом, неуверенной походкой и крепко держа Томми, ему удалось дойти до «скорой».

— Я с тобой, малыш, — твердил он. — Не плачь. Я с тобой, и я здоров. Я не покину тебя, дружок. Ты меня слышишь? Все хорошо. У меня есть ты, и я с тобой не расстанусь.

— Ребенка брать нельзя, — предупредил один из санитаров.

Грэг оборвал его, сверкнув глазами:

— Мне можно, и я его возьму с собой. Это не какой-то ребенок — это мой мальчик. Это мой любимый мальчик. Правда, дружок?

Томми поднял голову, взглянул на Грэга глазами, полными слез, и кивнул. Потом снова спрятал лицо на плече у него, крепко обняв его за шею.

— Мистер, вы сумасшедший, — сказал санитар.

— Верно, — ответил он, продолжая шагать. — Поэтому держись в сторонке, парень. Пошли, Линда.

Грэгу удалось, несмотря на шоковое состояние и страшную боль, держаться прямо и дойти до «скорой» с Томми на руках, ни разу не споткнувшись и не покачнувшись.

Он делает это для Томми, думала потрясенная Линда, следя за каждым его шагом. Он делает это, чтобы Томми не испугался. Может, это и сумасшествие, но это замечательно. И я люблю его за это.

Она могла любить его за это, но позднее она за это же его и отругала. Это было на следующее утро, когда она приехала в больницу, чтобы забрать его домой. Она нашла его в саду, в тени пальм.

— Ты же мог навредить себе, — сказала она. — Почему нельзя было сделать, как тебе говорили?

— Ты знаешь почему. — Он упрямо тряхнул головой.

Конечно же, она знала. Раненый и чудом оставшийся в живых, в тот момент он думал не о себе, а о Томми. Он знал, как сильно будет напуган малыш, который еще помнил смерть отца. И нашел в себе силы убедить мальчика, что в этот раз все было по-другому, что ничего страшного не произошло и что все у них будет хорошо.

Линда вздохнула. Она села на каменную садовую скамью, а Грэг примостился рядом на низкой ограде. Ему полагалось ждать ее в кресле на колесах, но он был слишком неугомонным и не подчинялся никаким правилам.

— Знаешь, ты безнадежен, — сказала она. — Ты так вел себя, что они подумали, что у тебя сотрясение мозга.

Грэг, на котором была надета его ужасная розовая рубаха, только пожал плечами.

— Хочешь посмотреть, как я раскатываю на этой штуке? — спросил он, похлопав по ручке кресла. — Если бы здесь можно было разогнаться и прокатиться под горку, я бы…

— Не удивительно, что они решили, что у тебя отшибло разум.

Его левая рука была в гипсе и поддерживающей повязке. Мятая рубашка, которая обычно ужасала ее своим видом, сегодня казалась ей невыразимо прекрасной.

— Разум мне не отшибло, — сказала он, посерьезнев, — а, наоборот, вбило. Жизненные ценности становятся особенно ясными, когда тебе кажется, что ты сейчас умрешь.

— Не шути так, — сказала Линда, сдерживая желание дотронуться до него, чтобы убедиться, что он действительно здесь, рядом с ней. — Ты мог очень сильно навредить себе, когда встал и понес Томми.

— Мне было не очень больно, — ответил он.

— Но как ты мог знать, насколько серьезно ранен? Врач сказал…

— Мне лучше знать, — упрямо настаивал он. — Я знал, что могу встать и идти, что я могу нести его. И еще я знал, что это то, что я должен сделать.

— Теперь Томми, конечно, считает тебя величайшим героем во всей вселенной.

По дороге в больницу Грэг все время шутил и пел песни своим сорванным голосом, отказываясь лечь. К тому времени, когда они достигли приемного покоя, Томми уже снова улыбался. Но, как рассказал ей позднее врач, стоило им скрыться из виду, как Грэг скрючился от невыносимой боли, проклиная все на свете. Но Томми этого уже не видел.

— Знаешь, ты просто удивительный человек, — сказала она.

— Знаю. Я всегда говорил тебе об этом. Как он сейчас? Мой самый главный человек?

Линда быстро опустила ресницы, она была слишком взволнована и не могла смотреть в его глаза. На ней было зеленое платье — то самое, что и в день их первой встречи. По просьбе Грэга, высказанного утром по телефону, она приехала одна.

• Предыдущая
• 32/33
• Следующая