Бедная Настя. Книга 5. Любовь моя, печаль моя - Езерская Елена - Страница 36
- Предыдущая
- 36/49
- Следующая
— Этого еще только не хватало! — процедил Николай сквозь зубы и изо всех сил стукнул кулаком по столу, так, что подпрыгнуло даже кованое пресс-папье.
Императрица, вызванная на совет, тоже пришла в ужас, но держалась более мужественно и свое негодование проявляла в сдержанной форме. Она всегда оставалась противницей кардинальных мер: кто бы ни был матерью, если отец — наследник, то дитя за дурной характер первой и мальчишество второго не отвечает. Александра Федоровна не хотела войти в историю России с памятью о кровожадном поступке, который, к тому же, непростителен для человека православного и истинно верующего. И под ее давлением решили Калиновскую в строжайшей тайне вернуть в Польшу и по приезде, не мешкая, обвенчать с Огинским. Тот по осторожности (и, прежде всего, из нежелания быть осмеянным в своем кругу) не расторгал уже состоявшуюся помолвку с сестрой своей умершей жены и рассказывал друзьям и знакомым, что его невеста больна и уехала до свадьбы подлечиться на водах.
Александр обо всех этих перипетиях, разумеется, не знал и продолжал веселиться на балу, утешая таким забавным образом грусть от разлуки с принцессой Марией и охлаждение в отношениях с фрейлиной Репниной. Он был уверен, что у Ольги хватило ума и сноровки спастись бегством. Наследник иногда думал о том, что однажды, когда страсти улягутся, он даст поручение Репнину разыскать Ольгу и, быть может, встретится с ней где-нибудь в прекрасной и теплой Италии, где небо — бездонное, море — бескрайнее, и нет обязательств и тягот дворцовой суеты.
И поэтому его безмерно удивило и обидело сообщение о состоявшемся бракосочетании богатейшего польского магната Иринея Огинского и Ольги Калиновской и скором рождении у четы сына, окрещенного по католическому обряду и названного Венцеславом Казимежем. Погоревав о безвозвратно ушедшей любви, Александр простил Ольге предательство их общей мечты, ее замужество и ее сына, рождение которого отозвалось в нем с особенной болью. Но Ольга, напротив, преисполнилась столь сильным чувством мести, что уже никто и ничто не могли убедить ее оставить стремление к реваншу.
Она навсегда запомнила напутственные слова шефа жандармов, когда ее под покровом ночи вывозили из крепости под усиленным конвоем и в сопровождении врача. На его заботливо-материнское напоминание кучеру о том, чтобы в дороге поспешали осторожно, учитывая состояние дамы, Бенкендорф, криво усмехнувшись, бросил: «Можно и не спешить, главное — не сторониться кочек, хорошая встряска пойдет только на пользу Империи». Но Ольга благополучно добралась до Польши. У нее оказался крепкий организм, и, выдержав испытание свадебной церемонией, она тотчас уехала в загородное имение Иринея, где вскоре стала матерью.
Ольга поклялась, что, когда сын подрастет, она откроет Венцеславу (имя она выбрала созвучное русскому слову «венценосный») тайну его отцовства, и однажды мальчик станет ее козырем в большой игре с ее обидчиками. Ее надежды, кроме того, подогревались и разговорами с соседом мужа по земельным владениям. Граф Осецкий был известный франкмасон. Он увлек Ольгу своими идеями, и она тайно от супруга вступила в общество «вольных каменщиков», планируя когда-нибудь в будущем использовать их связи в своих целях.
Пани Огинская для большинства своих новых братьев казалась образцом «строительницы нового общества» — самоотверженная, пылкая, решительная. Однако на самом деле Ольгу совершенно не интересовали грандиозные замыслы переустройства мира — у нее была своя цель: Ольга всерьез подумывала о встрече с Александром, на которой мечтала выторговать Венцеславу княжеский титул и корону Польского короля.
И поэтому с такой ненавистью она изорвала и истоптала газету, в которой было перепечатано официальное сообщение из Петербурга. Оно гласило, что в первую декаду сентября 1840 года принцесса Мария Гессен-Дармштадтская вернулась в Петербург, въехав в столицу в золоченой карете в обществе императрицы Александры Федоровны и сопровождавшего их экипаж верхом императора Николая Павловича, в то время как наследник престола командовал почетным эскортом. А вскоре было сообщено, что принцесса Мария приняла православие и стала великой княгиней Марией Александровной.
Шестнадцатого апреля 1841 года вся Россия праздновала венчание наследника. В этот день в церкви Зимнего дворца в присутствии множества придворных, иностранных послов и представителей всех дворов Европы Александр сочетался законным браком с «дармштадтской уродиной», как за глаза звала принцессу Марию Ольга. В газетах писали, что на Дворцовой площади столицы собралась столь великая толпа, что ее приветственный гул был подобен набату. После церемонии самодержавные отец и сын, в мундирах казачьей гвардии, вышли на балкон, а следом показалась и новоявленная великая княгиня Мария. И площадь отозвалась на их появление громоподобным и нескончаемым криком радости. В воздух полетели шапки, к балкону — цветы.
Вынести это Ольге помогла только ее ненависть, которая вскоре превратилась в одержимость, усилившуюся после известия о рождении первенца наследной четы — принцессы Александры. И с каждым следующим ребенком (царевич Николай родился через год после нее, а еще через два года — будущий царь Александр III) тяга к отмщению становилась для Ольги все более необоримой.
Неожиданная смерть мужа, который был значительно старше ее, развязала Ольге руки. Оставив Венцеслава и детей, прижитых от Иринея, на попечение родственников почившего в бозе мужа, она уехала в Италию. До нее дошли слухи (как потом оказалось — неподтвержденные), что император Николай намерен появиться в Палермо, где собирались главы Священного Союза европейских правящих династий, в сопровождении сына, которого все больше и больше в последнее время привлекал к государственным делам.
Однако Николай приехал один, вручив Александру на время своего отсутствия неограниченные права распоряжения высшей властью в государстве. И Ольгу, метавшуюся по городу в поисках возможности встречи с бывшим возлюбленным и отцом своего ребенка, заметила императрица Александра Федоровна. Она в то время отдыхала и лечилась на Сицилии, чей сухой воздух и благодатный морской климат оказывал благотворное влияние на типичное петербургское легочное недомогание. Тогда у России на острове была не только своя военная база, но и флот, стоявший в гавани Палермо. И тайная полиция здесь тоже оказалась так сильна, что Ольга немедленно почувствовала опасность.
Она снова вынуждена была бежать, не осуществив и десятой доли того, что задумала, — наняла рыбачью шхуну и скрылась на соседней Мальте, обители масонов.
И хотя остров покорил ее воображение красотой средневековых замков, вознесенных в горы, и великолепием дворцов и отелей вдоль береговой линии, Мальта показалась Ольге слишком провинциальной и чересчур многозначительной одновременно. Ей представлялось, что настоящие тайны острова — в прошлом, а тот же Краков, к примеру, мог легко соперничать в католическом величии с Ла-Валеттой.
Но на корабле, который вез ее из Мальты во Францию, Ольга, решившая предпринять европейское турне, познакомилась с Игнатием Маевским — родовитым польским дворянином и революционером. Позднее он ввел ее в круг эмигрантов-соотечественников, коих во Франции проживало немало, и Ольга увлеклась вдруг идеей независимости. Правда, она не совсем точно представляла себе, как сочетается борьба за освобождение Польши с ее мечтой о провозглашении Венцеслава королем своего народа. Но сама мысль оказаться в центре борьбы с ненавистным ей петербургским двором была для Ольги весьма привлекательной. И она с удовольствием и горячностью включилась в новую для себя игру.
Для начала она сделалась курьером тайного общества. Очаровательная молодая женщина с большей легкостью пересекала границы, чем подозрительные своей интеллигентностью разночинцы и люди искусства, а тем более заносчивые аристократичные паны. Потом Ольгу, к тому времени поселившуюся в Париже, привлекли к благотворительности, под которой скрывалась вербовка разбросанной по всей Европе эмиграции в рекруты для будущих сражений. И с этой ролью она справлялась так успешно, что была даже делегирована в Лондон к Мадзини, основателю сети тайных обществ «Молодая Италия», который консультировал польских патриотов.
- Предыдущая
- 36/49
- Следующая