Это наша война - Кукаркин Евгений - Страница 12

• Предыдущая
• 12/16
• Следующая

– Ага.

– Свяжи его на всякий случай. Капитан, помоги мне этого посадить.

Мы подтаскиваем к бревну молодого, Круглова зачерпнула в кепи воду из ручья и полила на парня, тот затряс головой и различив нас, выпучил глаза. Я поднес к его горлу кончик кинжала.

– По-русски говоришь?

– Да…

– Где лагерь Сагдалаева?

– Далеко… Это… вверх по ручью, километров восемь.

– Сколько до лагеря, таких постов, как у вас?

– Еще один.

– Все у ручья?

– Да.

– Связь с лагерем есть?

– Есть, мобильный телефон.

Вот черт, а мы и не заметили.

– Где он?

– Вон, у костра, упал на землю.

– Когда состоится очередная связь с лагерем?

– Мы связываемся только в случае нападения на нас или возникновения подозрительной ситуации.

– Понятно. Сагдалаев сейчас в лагере?

– Нет, он завтра должен вернутся с операции.

– Откуда это знаешь?

– Недавно перед нами прошел небольшой отряд Салладина, его парни участвовали в нападении на федералов вместе с Сагдалаевым, они это и сказали. Сам Сагдалаев задержался в округе по личным делам, поэтому и будет завтра.

– По внешнему виду, ты не чеченец?

– Чеченец.

– Ладно, чеченец, так чеченец. Скажи-ка мне лучше. Ты сам видел Сагдалаева?

– Видел.

– Как он выглядит?

– Обыкновенно, с черной бородой… в кепи…

– Какой нос, глаза, лоб…?

– Обыкновенные… Глаза, вроде черные, а лба не видел, кепи…

– Хорошо. Как он одевается, что носит? Отличается от других?

– Да нет, по моему, форма как и на всех, полевая…

– Ладно. Скажи последний вопрос. Сагдалаев пойдет этим путем?

– Не знаю. Этого не знает ни кто. К лагерю есть еще две дороги, одна через лесной массив Балабановский, а другая через гору Алмаз.

Мне уже он стал безразличен. Я отдернул кинжал от горла.

– Капитан, если вам что то надо выяснить еще, допрашивайте дальше. Сержант, – маню пальцем Круглову, – отойдем в сторону.

Мы идем в темноту леса и останавливаемся, держа в поле зрения огонек костра.

– Наташа, – я так впервые назвал ее, – не знаю, как сложится обстановка, но может случится всякое, совсем не предвиденное. Если мы не сможем уничтожить банду, то ты должна уничтожить главаря. Вся надежда тогда будет на тебя.

– Я это догадываюсь. Я слышала, как вы допрашивали пленного и поняла, что никто из нас не знает, как выглядит этот бандюга, поэтому буду стрелять в того, кто покажется мне главным.

– Правильно. У него есть еще одна страшная примета. Он любит устраивать публичные казни и сам приводит приговор в исполнение. Так, подойдет к несчастному, небрежно полоснет по горлу ножичком или играючи разнесет мозги из пистолета. Так что, если не сможешь разобраться, кто из них старший, стреляй того, кто будет палачом.

– Вот, сволочь.

– Хочу тебя предупредить, будь осторожна… мне кажется капитан Симаков, что то нам не договаривает.

– Я ему тоже не доверяю. Вы с сержантом всю черновую работу делаете, а он приходит на все готовенькое и гадок, ой как гадок… Зачем его нам подсунули?

– Еще не разобрался.

– Я буду с ним очень внимательна.

– Вот и хорошо. Пошли обратно…

У костра на бревне сидит Симаков, я не вижу ни пленных, ни Степанова.

– А где остальные? – спрашиваю его.

– Я приказал сержанту их убрать.

– Но я это вам не приказывал.

При всплесках огня от костра вижу, как с ненавистью на меня посмотрел капитан.

– Лейтенант, я здесь еще и от федеральной службы и должен решать задачи поставленные передо мной управлением. Сбор информации, это моя основная задача, ваша – все остальное. Вы сами отдали мне пленных и я, получив от них все что нужно, решил их ликвидировать. Кстати, вы сами в предварительном разговоре, хотели сделать то же самое.

– Хотел, но я всегда уважал единоначалие. Сейчас я вам сделал замечание, а в дальнейшем… еще раз будете самовольничать – расстреляю.

Сзади, как тень возник Степанов.

– Я все выполнил, товарищ капитан.

Наша группа идет по лесистому откосу, где-то внизу, в метрах восемьсот, параллельно нам, кривляется ручей и похоже, движется отряд из девяти человек.

Это настоящий лагерь. В крутом склоне, у берега ручья, вырыто восемь пещер, входы их прикрыты одеялами. Я предположил, что здесь около сорока человек. Прибывшая группа Салладина, уже растворилась среди местных бандитов, это я определил по пленному, которого привязали к сухому дереву у ручья. Мы слишком далеко от лагеря, просматриваем его плохо, из-за мешающих деревьев, и поэтому предполагаем, что секреты все же есть и они где-то выставлены по периметру лагеря. Пока Степанов на стреме, Симаков, я и Круглова, забрались за вывороченное из земли старое дерево, где пытаемся разработать хоть какой-то план действия.

– Я предполагаю, что надо прежде всего связаться со своими, – говорю им.

– К сожалению…, – капитан разводит руками. – Мы не можем связаться со своими. Я проверил радиотелефон, он не работает.

– Как не работает? Когда проверили? Кто вам разрешил это?

– Связь доверили нести мне. Час назад, когда из рюкзака доставали консервы, то я обнаружил, что на лицевой панели радиотелефона вмятина. Попробовал включить, не работает.

– Почему же мне сразу не сообщили?

– Мы так спешили, что не успел…

Я и Круглова смотрят на него, открыв рот. Что это, халатность или умышленный ход? Наконец, я пришел в себя.

– Дайте телефон.

Симаков вытаскивает радиотелефон и подает мне. Действительно, на лицевой панели рядом с кнопочками глубокая вмятина, похоже от консервной банки. Пытаюсь включить, но не красного огонька, ни звука зуммера, нет.

– Отвертку, у кого есть отвертка?

Симаков жмет плечами, Круглова растеряно мотает головой.

– Черт, черт… Этого не может быть. Чтобы так вмять, нужно двинуть по нему что есть силы.

– Вы что, подозреваете меня? Что я это сделал умышленно? Да как вы смели так подумать, товарищ старший лейтенант.

– Смел. И мне кажется, что это вы сделали нарочно.

– Думайте, что хотите, товарищ старший лейтенант, но вы не имеете права меня так оскорблять. Я вынужден буду доложить об этом по команде. Вы никак не можете понять, что я работаю в ФСБ, а эта служба никогда не делает ничего нарочно. Кстати, у нас была возможность иметь связь. Если бы вы не приказали уничтожить мобильные телефоны, которые мы захватили под Анджели, то давно бы связались со своими.

– Я не в силах вас убрать от участия в операции, товарищ капитан, но…

– Не грозите мне, старший лейтенант, не надо. Ко всему стоит подходить трезво. В любой операции могут быть свои промашки, свои просчеты, предусмотреть нельзя ничего. Но приказ надо выполнять, поэтому, хоть я и не имею право руководства операцией, предлагаю все же что-то выполнить. Например, обстрелять самим лагерь или снайперше уничтожить кого-нибудь.

Здесь произошла большая пауза. Круглова с ненавистью смотрела на Симакова. Я чувствовал нутром, что то здесь не то, но… доказать ничего не могу. Наконец, вынес решение.

– Итак, основную часть операции придется возложить на снайпера, – сообщаю им. – Она будет стрелять по бандитам с определенной точки, поближе к лагерю, а мы обеспечим ей отход.

– А вы знаете главаря в лицо? – спрашивает Симаков.

– Нет. Будем стрелять в него по тем приметным признакам, что обрисовали пленные.

– Это слабый довод, а вдруг ошибетесь и убьете не того?

– Значит будем искать другие пути, чтобы его уничтожить.

– Это сумасшествие… Либо нас перебьют, либо мы можем застрять в этих лесах, пока не подохнем от голода.

– У вас есть другое предложение?

– Есть. Я предлагаю совершить дополнительный поиск и взять в плен из лагеря еще одного бандита, который может быть нам и укажет на Сагдалаева, а вот после этого… стрелять.

– Для этого надо переловить и перестрелять пол лагеря, потому что после первого же нападения на них, на нас навалятся все бандиты. К сожалению, это нам не по силам, нас только четверо.

• Предыдущая
• 12/16
• Следующая