Большая книга ужасов (сборник) - Гордиенко Галина Анатольевна - Страница 27
- Предыдущая
- 27/52
- Следующая
Якобы есть у них с Сушковым парочка секретов. Вдруг да поможет? А свидетели им ни к чему.
Мальчишки настороженно переглянулись, но спорить не рискнули. Уж очень воинственно Лена на них посматривала. А Гришке украдкой и кулак продемонстрировала. Мол, только сунься с комментариями, Рыжий!
Так что Лапшин хоть и разозлился, но смолчал.
Маму Игоря просьба девочки растрогала, и она довольно быстро согласилась со всеми Ленкиными доводами. Бедняжка смогла даже улыбнуться, услышав про какие-то – само собой, детские! – тайны.
Однако, провожая гостью к лестнице, мама Игоря – неожиданно для Лены! – придержала ее за руку и прошептала:
– Только ты с ним осторожней, милая. Он сейчас очень… – Она помялась. Испуганно подняла глаза на дверь в комнату сына и путано договорила: – Очень н-н-нерв-ный. И злится все время. Понимаешь? Игорек ведь болен, очень болен, не забывай…
Мама Сушкова покраснела, но больше ничего не сказала. Резко развернулась и почти побежала вниз. Только деревянные ступени загудели под ее далеко не маленьким весом.
Лена ошеломленно проводила женшину взглядом и раздраженно фыркнула: ничего себе, напутствие!
Она нашла взглядом застывшие фигуры друзей. Небрежно помахала им рукой и угрюмо подумала: «Хорошо, не Динку отправили! Она бы сейчас точно в обморок хлопнулась. Прямо здесь. На лестничной площадке».
Лена вытащила из-за пазухи завернутую в старый платок куклу. Распаковать игрушку она решила заранее, тут же, на лестнице.
На всякий случай.
После странного предупреждения стало яснее ясного – дело плохо. Иначе бы Сушкова не шептала украдкой об осторожности, а сказала бы открыто. Еще внизу, когда они пили чай.
Не решилась, бедолага!
Лена тяжело вздохнула: «Парень, видимо, совсем сбрендил. Раз родную мать почти до истерики довел».
Лена непроизвольно поежилась: «А если старая легенда – правдива? Тогда лучше сунуть шута Пахану под нос сразу же, не тратя времени на разговоры. Их-то можно оставить на потом, если кукла не сыграет…»
Перед дверью на втором этаже Лена застряла надолго. Ей почему-то стало страшно. Так, вдруг!
Старинная игрушка навевала тоску. Безнадежную, липкую, от которой хотелось завыть в голос. Как недавно бедный Тимка.
«А мы, кретины, над щенком тогда еще и посмеялись, – поморщилась Лена. – Ну, как выбрались на улицу. Мол, тоже мне – будущий доберман!»
Лену внезапно зазнобило. И она с трудом подавила сильнейшее желание плюнуть на все и сбежать.
«В конце концов, почему снова именно я должна все расхлебывать? Почему именно я должна всегда рисковать?! Пусть Гришка хоть раз подсуетится! По его же вине все случилось!»
Лена отстраненно отметила странное для себя состояние: ведь она никогда особым воображением не отличалась. Скорее, на фоне остальных выделялась здравым смыслом. И холодной рассудочностью.
А тут – на тебе!
Встревоженной Лене показалось, что по ногам потянуло леденящим холодом. И именно от двери детской.
Это при плюсовой температуре на улице!
Лена широко распахнула глаза: тяжелая деревянная дверь в комнату больного необъяснимо подрагивала.
Лену от неконтролируемого страха бросило в пот, кукла в ее руке мелко задрожала.
Правда, бояться Парамонова совершенно не умела. И не привыкла. Поэтому мгновенно разозлилась, и это решило все.
Лена стиснула зубы – слабости в себе она не терпела. Никакой. Ладно – в других. Других можно всегда простить. Но не себя!
Девочка усилием воли избавилась от ненавистной – минутной! – растерянности. Зачем-то спрятала игрушку за спину и с силой толкнула дверь. Шагнула внутрь и замерла, торопливо осматривая комнату Игоря.
Она за это время практически не изменилась. Вот только из нее исчезли музыкальный центр и навороченный компьютер с огромным плоским монитором. И тяжелые плюшевые шторы на этот раз оказались плотно задернуты.
Самого Игоря Лена заметила не сразу. Когда глаза окончательно привыкли к полумраку.
Сушков на ее визит пока никак не отреагировал. Сидел в самом дальнем углу комнаты в огромном, обшитом черной кожей кресле и мрачно посматривал на неожиданную гостью.
Лену непроизвольно передернуло: взгляд Пахана ничего хорошего не сулил. Небольшие, глубоко посаженные, темные глаза были угрюмы и полны какой-то совершенно необъяснимой злобы.
И еще в них стыла обреченность.
Лена заставила себя улыбнуться. Сделала пару шагов вперед и преувеличенно бодро произнесла:
– Привет, Пахан! Ты меня помнишь, нет?
– А-а, ведьма… – равнодушно протянул больной. Его глаза зловеще вспыхнули. – Смёртушки моей алчешь? Аль душу выимать пришла?
Лена растерялась: «Он что, разглядел куклу? Или просто разыгрывает меня, гад?! Если это Сушков, конечно…»
Она в панике опустила глаза. Убедилась, что рука с клоуном по-прежнему за спиной, и немного успокоилась.
И тут же поняла другое – нужно торопиться. Уж очень странно смотрел на нее Пахан. Будто… видел ее насквозь!
– Почему вдруг – «душу выимать»? – вяло пробормотала она и продвинулась вперед еще чуть-чуть. – Я просто пришла тебя навестить.
Пахан криво усмехнулся, и Лена нервно вздрогнула. На нее неожиданно повеяло острой, чуть ли не звериной тоской и какой-то застарелой ненавистью. Ненавистью даже не к ней конкретно, а к людям вообще.
– Ну да, навестить, – неуверенно пролепетала Лена, искренне удивляясь своей робости.
Ей в этот момент было так страшно, что Лена уже не стыдилась собственной трусости. Главным стало – не сломаться и потихоньку идти вперед. Едва заметными глазу шажками. Так, как ее учили двигаться на тренировках.
И не думать, ни в коем случае не думать ни о чем!
Лена заставила себя встряхнуться и теперь медленно, практически неуловимо для взгляда Игоря перетекала из одной точки комнаты в другую. И скоро застыла в паре метров от него.
Радость, что справилась с собой, оказалась настолько сильной, что Лена мгновенно приободрилась. И поняла, что уже не так боится. Тут же пришло в голову: опыт окажется более чистым, если она проверит реакцию Игоря на куклу. Чтобы потом не думать – что в этой истории правда, а что глупый вымысел.
Лена едва заметно усмехнулась: «Действительно, мало ли по каким причинам Пахан выбросил игрушку? Может, она Сушкову просто не понравилась! А может, не в настроении был. Характер-то у него – ого-го. Бешеный! А мы, болваны, накрутили, напридумывали, чуть себя с ума не свели…»
Откладывать задуманное Лена не привыкла. Внимательно посмотрела на поникшего в своем кресле больного и небрежно спросила:
– Слушай, зачем ты выбросил наш подарок?
– Какой… подарка? – не поднимая на гостью глаз, неохотно отозвался Игорь.
– Ну, клоуна. С бубенчиками.
Реакция Пахана оказалась столь неожиданной, что Лена искренне пожалела о своем рискованном опыте.
Для начала Игоря затрясло, словно он страдал падучей. Он вцепился в подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели. Глаза стали огромными, круглыми, бессмысленными, как у ослепленной ярким светом совы.
А секундой позже Пахан подобрался, будто зверь перед прыжком. На ошеломленную Парамонову пахнуло таким ужасом, что она невольно отступила на пару шагов назад.
– Ваш подарка?! – страшно прохрипел Пахан, зачем-то хватаясь за горло.
– Наш, – еле слышно пробормотала Лена, чувствуя, как вдоль позвоночника потянуло холодком и мгновенно повлажнели ладони.
Вдруг вспомнилось, что Светлана на днях нашла в сети старославянский словарь, и слово «подарок» там переводилось как «подарка», причем оно оставалось мужского рода, они еще вместе смеялись…
Она увидела, что Пахан медленно приподнимается, не сводя с нее мертвых от нестерпимого страха глаз, и неожиданно для себя взвизгнула:
- Предыдущая
- 27/52
- Следующая
