Золотой лев - Конев Андрей Федорович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/27
• Следующая

Чтобы быстрее добраться до реки, он помчался дворами: пробежал по узенькой тропке между грядками, перемахнул через забор, потом по хозпроезду до оврага, повернул за угол… И столкнулся с Карабасом.

— Привет, сынок, — пробасил тот. — Вот мы, наконец, и встретились.

Санчо сидел на берегу и гладил Отелло по спине. Поначалу пёс глухо ворчал, но потом смирился — проникся доверием. И рана на его лапе уже не кровоточила. Да и не рана это была — так, царапина. Из камышей вынырнули Тонька и Макс.

— Вот, — задыхаясь от быстрого бега, сказал Макс, — ошейник. Из отцовского ремня. Кожаный. И верёвка. Будет вместо поводка. Антонина! А у тебя как дела?

— Как по маслу! — Тонька протянула Саньке нечто огромное, несуразное, похожее на хозяйственную сумку. — Тапочек. Левый. Валялся на крыльце. А Закидон рисовал очередного цыплёнка. Я поболтала с ним о рыбалке, а когда он отвернулся, стащила тапочек.

— Ты уверена, что это тапочек Буратино?

— Ты на размер посмотри! — возмутилась Тонька. — Кто ещё носит такую обувь!

— Закидон ничего не заметил?

— Никто ничего не заметил. И бандитов дома не было. Интересно, чем они занимались?..

— На меня охотились, — мрачно сказал Санчо.

И он рассказал о том, как бежал через огороды и натолкнулся на Карабаса, а сзади подошёл Зяма Дуремар, и деваться Саньке было некуда. А Карабас предложил выложить карты на стол, но Санька сказал, что никакой карты у него нет и вообще он не понимает, о чём идёт речь. Тогда Зяма вытащил из кармана удавку — тонкую проволоку с двумя деревянными ручками на концах — и начал её разматывать, а Санька подумал, что настал ему конец и начал хохотать в лицо врагам, но Карабас сказал, чтобы Санька перестал плакать, потому что слезами горю не поможешь. А потом он достал из кармана знамя с изображением Золотого Льва и сказал, что сожжёт его, если рыцари не вернут ему карту полигона. И что у рыцарей есть выбор: или получить боевой штандарт рыцарского ордена в обмен на карту, или распрощаться с жизнью. А Зяма Дуремар этак нехорошо ухмылялся и всё поигрывал своей удавкой.

— Они дали нам двадцать четыре часа на раздумье, — закончил рассказ Санчо. — Теперь уже двадцать три часа тридцать минут. Такие дела…

Некоторое время рыцари молчали. Новости были слишком удручающими, и комментировать их не хотелось. Эта удавка…

— Ты мясо принёс? — спросил Макс.

— Принёс.

— И где же оно?

— Там. — Санчо указал на брюхо Отелло. — Он разинул пасть, и вот такое кусище упало туда, как в колодец. Просто крокодил какой-то, а не собака.

— Тогда за дело! Нечего нам рассиживаться!

Он нацепил отцовский ремень на шею Отелло, привязал поводок и командирским голосом приказал псу подниматься, но Отелло оскалил зубы, и Макс отступил. Наверное, пёс помнил, как Великий Магистр стрелял в него из лука.

— Лучше ты. — Макс протянул поводок Санчо. — Ты его кормил, он тебе доверяет.

Макс был прав: Отелло доверял Саньке. И если пёс сумеет отыскать тело своего хозяина, то рыцари смогут представить дяде Гоше решающее доказательство. Тогда ультиматум бандитов потеряет силу и впереди у рыцарей будет не двадцать три часа тридцать минут, а целая жизнь — бесконечный, интересный, освещенный солнцем путь под знаменем Золотого Льва.

— Макс! Садись за вёсла, — приказал Санчо. С поводком в руке он снова почувствовал себя уверенным и отважным. — Отелло! К ноге! Рядом! Ну поднимайся, увалень! Нас ждут великие дела, а времени у нас мало, совсем мало.

Нет. Отелло не проникся величием дела. В лодке-то он сидел смирно: побаивался. Но когда выпрыгнул на берег и понюхал протянутый Тонькой тапочек, начал вести себя самым безобразным образом.

По представлению Саньки, пёс должен идти слева от него — идти, а не мчаться на третьей крейсерской скорости. А если Санька не успевает, то пёс должен умерить свою прыть, а не волочить его за собой, как прицеп. Так, во всяком случае, Санька читал в книжках о пограничниках. Но на практике всё получилось совсем иначе.

С первых же минут Отелло начал доказывать, что поводок в руках Саньки — полная бессмыслица и было бы неплохо, если бы Санька его убрал, а ещё лучше — сам убрался куда подальше и не мешал идти по следу хозяина. Пёс рычал и метался из стороны в сторону, подскакивал, переступал через поводок, путался в нём своими длинными лапами, и выпутывать его было для Саньки сущим мучением. Хуже всего, что на него насмешливо смотрела Антонина — именно на него, а не на этого чёрного монстра, ведь это Санька так развлекал её своими неуклюжими действиями.

Каждый куст, каждая кочка, все запахи без исключения заставляли Отелло тормозить всеми четырьмя лапами и тащить Саньку за собой. И Саньке оставалось только радоваться, что его левая рука до сих пор цела, а не вырвана с корнем. Иногда возле какого-нибудь куста Отелло замирал на целую минуту, и Саньке приходилось дёргать его за поводок, но пёс не реагировал, и приходилось звать на помощь Макса и Тоньку… Одним словом, детективное расследование постепенно превращалось в игру «перетяни канат».

Пот лил с Саньки градом, рука онемела, зато Отелло прогулка явно нравилась. Похоже, он не чувствовал никакой усталости. Ещё бы! С чего ему чувствовать усталость, ведь на поводке дёргался и скакал не он, а рыжий мальчишка! Пёс чувствовала себя превосходно, даже хромать перестал. Он кружил по берегу, Санька болтался на поводке, Макс давал ценные советы, а Тонька хохотала.

— Прекрати сейчас же, гадина! — пробормотал Санька.

— Ты это мне? — спросила Антонина.

— Это я Отелло. Не встревай! Мешаешь найти общий язык! — пояснил Санчо. — Ты слышишь, морда противная? Ищи след! Антонина! Дай ему ещё раз понюхать тапочек, иначе я больше не выдержу!

Отелло замер на месте, и его влажный, пористый нос с шумом вдыхал знакомый запах, а потом пёс сорвался с места и понёсся, не разбирая дороги, вдоль берега, свернул на тропинку, ведущую к полигону, и комья земли летели из-под его лап. Огромный, сильный, он мчался с такой скоростью, что Санчо еле успевал перебирать ногами, сзади пыхтел Макс, а Тонька споткнулась о корень и зарылась носом в песок — её стоны раздавались далеко позади.

Пёс притащил рыцарей на свалку, к самой ограде, за которой начиналось кукурузное поле. Там по-прежнему стояло зловещее пугало. Отелло растерянно покружил вокруг него, потом присел, задрал морду к небу и завыл, жалобно и протяжно.

— Ничего не понимаю, — задыхаясь, пробормотала Тонька. Она срезала угол и примчалась на свалку одновременно с мальчишками. — Опять чучело. Почему чучело? При чём здесь чучело?!

Макс попятился. Он мелко перебирал ногами и не отрывал глаз от огородного пугала.

— Всё понятно. — Губы его дрожали, будто он собирался расплакаться. — Всё сразу встало на свои места… А я-то, дурак, не верил в Чёрного Генерала! Думал, выдумки не оживают. Ещё как оживают!..

— О чём это он? — удивилась Тонька.

— Отойди от плоти моей, от мяса моего и от костей моих… — забубнил Макс. — Я тебя не вызывал, и сокровищ твоих мне не нужно! Тонька! Санчо! Берегитесь! Это не пугало.

— А что же это?

— Это Чёрный Генерал! А в полнолуние он опять примет облик биолога и будет ходить, протягивать руки и звать к себе в могилу…

— Глупости! — сказала Тонька, но на всякий случай отошла на несколько шагов. — Вон Отелло ни капельки не боится: улёгся под чучелом и лижет ему сапог.

— Вот именно… Значит, узнал хозяина.

— Глупости! — повторила Тонька. Было заметно, что она нервничает и потому сердится. — Сейчас я… — Она подняла с земли суковатую палку. — Сейчас я как тресну по вашему Чёрному Генералу, и вы сразу увидите, что это… что это…

Она размахнулась и изо всей силы ударила по чугунной голове чучела. Раздался металлический звон: горшок раскололся на части и мелкими осколками осыпался на землю.

— …что это всего-навсего огородное пугало, — докончила с торжеством Тонька. — Ой, мама!

• Предыдущая
• 17/27
• Следующая