Элемент движения - Сергачева Юлия - Страница 46

Впрочем, на стол подали, к счастью, не воздух, а ароматное мясо, запеченное в горшках с овощами. Брюс очень старался, чтобы треск за ушами не мешал прислушиваться к происходящему. Хотя если что и мешало, так это неудержимый вой обливающейся слезами девицы в углу.

— А что же, господин маг так и не попробует угощения? — беспокойно осведомился пекарь, суетливо подвигая нетронутый горшочек железному истукану, который кое-как уместился на лавке у стола.

Пекарь по имени Улиан был дородным верзилой, в чистой, хоть и линялой, словно обсыпанной мукой одежде, и с пшеничного цвета длинными усами. В концы усов, по здешнему обычаю, были вплетены травинки.

— Господин маг предпочитает трапезничать в одиночестве, — злорадно подсказал Брюс, запуская ложку в жерло глиняной посудины.

Элия не рискнула снять шлем без посторонней помощи, но и обратиться к Брюсу за помощью она не пожелала.

— Может, тогда сначала господину магу отдохнуть с дороги? У нас и комнаты наверху для гостей всегда готовы.

Железный истукан скрипнул одобрительно, но тут уже на четыре голоса возрыдали из дальнего угла, где на длинной резной лавке рядком разместились жена и три дочери пекаря Улиана. Все упитанные, румяные, перепуганные.

— Ночь… Ночь скоро!.. Пора-а уже! — прорезалось невнятно из громогласных рыданий. — Проси, папенька!..

Пекарь страдальчески скривился, теребя себя за ус.

Собравшиеся снаружи люди загомонили, а те, что, не церемонясь, заглядывали в окна, принялись торопливо передавать свежие новости: «Господину магу отдохнуть надо… Сил набраться…»

Из-за стоящего в горнице ора разговаривать все равно стало бессмысленно, поэтому Брюс с аппетитом доедал обед, а пекарь опустился на лавку, схватившись за голову. Элия не шевелилась. Наверное, оглохла от резонирующих в шлеме звуков.

Постепенно затихли жена пекаря и две его младшие дочери. Только старшая — пухлая девица лет восемнадцати — неутомимо выла на одной ноте. Нарядное вышитое платье помялось, светлые волосы, в которые были заплетены травинки, растрепались, так что казалось, что девица только-только выбралась из сеновала.

— Вот ведь беда-то какая… — Пекарь выпустил из кулака изрядно мятый ус и уныло глянул на дочь. — Что ж теперь-то плакать…

Девица взревела так, что слезы брызнули веером. Распухший нос едва умещался между багровыми от крика щеками.

— А ну, цыц, Даринка! — не выдержал наконец сухощавый человек, что молча сидел возле дверей. — От твоего визга в голове звенит! Дуня, дай ей капель, что ли…

Как ни странно, но девица мигом притихла, выть прекратила, только всхлипывала и утирала рукавом воспаленные глаза и насморочно опухший нос. Мать поспешно сунула ей в руку синий пузырек, а сама принялась обтирать лицо дитяти платком размером с простыню.

— Простите, что вмешиваюсь. — Сухощавый сел поближе к столу. — От этих криков толку мало, а время идет, и если господин маг захочет помочь, так надо рассказать, что к чему… Я Биар, здешний знахарь, — запоздало представился он.

Элия благосклонно кивнула, скрипнув сочленениями.

— Дело, значит, у нас такое… Проклятие на нашей деревне.

Брюс прекратил жевать, встревожившись. Элия тоже замерла, перестав звякать.

— Провинились наши предки перед богами… Давняя это история. Говорят, еще до того, как земля остановилась, в замке, что в лесу, жил властитель здешней округи, барон. Странный был человек. Ввел в своих владениях право первой ночи…

Даринка всхлипнула так громко, что все машинально поглядели на нее. Девица торопливо прижала край одной из юбок к губам, в ужасе округлив глаза.

— Это бы еще можно было стерпеть, — продолжал знахарь Биар, — да только после той ночи исчезала девица навек. Ни одна не могла уберечься, если приглянется барону. Он забирал ее, утверждая, что нет преград на земле для его любви… Так его и прозвали в округе Любовником. Говорят, он души из погубленных девиц выпивал, иначе отчего жил так долго?.. В общем, однажды люди с округи собрались с мужеством, пришли в дом Любовника и убили его. Замок тоже пытались разрушить, да сил не хватило…

— Но он вернулся, — хрипло подсказал пекарь, скрутив в кулаке концы своих усов.

Те, кто маячил в окнах, и те, кто топтался снаружи, невнятно загомонили, почти сразу же смолкнув. Даже собаки, что дежурно облаивали равнодушного гиппогрифа, стихли.

— Вернулся, — подтвердил знахарь. — Только уже не человеком. Раз в год в ночь своей гибели он появлялся в округе, заходил в дома, крал девушек и волок их в свой замок. Те, кто осмеливался идти следом, видели, как он прижимает бедняжек к своей груди крепко, как любовник. Только вместо сердца у него железный шип приварен…

Брюс поежился, почувствовав озноб. Подумалось, что его проняла зловещая история, но, покосившись через плечо, он увидел замершего рядом Дьенка, завороженно внимавшего рассказчику.

— Говорят, он невесту ищет, — подала робко голос одна из сестер Даринки, жадно слушавшая явно не первой свежести байку. — Вроде как незадолго до смерти любимую повстречал, да за собой увести не успел. Теперь мается… — Последним словом в данной фразе явственно просилось «бедолага», но под взглядами окружающих романтичная девица не рискнула выдавить его и спряталась за сестру.

Даринка увесисто пихнула болтунью локтем и смачно всхлипнула. Все синонимы «бедняжки» она считала исключительно своей законной собственностью.

— Так не могло продолжаться долго, никакая защита не давала покой селянам, так что они обратились за помощью к магам… — Знахарь вдруг смешался, сбив размеренный ритм повествования и несколько сдавленно закончил: — К… кхм… к землякам… То есть к земным магам, да не помянут снова их имена…

Все присутствующие уставились на сидевшую неподвижно Элию. Она не пошевелилась, решив не одобрять, но и не порицать упоминание запретной касты магов. А может, ей вообще было ни до чего в душных доспехах.

— В общем, может, и не следовало нашим предкам так поступать. Может, если бы они обратились к другим магам, все бы было иначе… Но это случилось еще до Триединой войны, так что не знали они о злокозненности земляков… — Знахарь все же пытался оправдаться за неразумность своих предков, потом махнул рукой и закончил: — Так или иначе, они тоже не смогли одолеть чудовище. Но провертели во дворе замка дыру до самого сердца земли и скинули Любовника туда.

— Только он вылезает. — Мрачный пекарь подавал реплики, как горячие пирожки, не удержав на языке.

Знахарь кивнул. В унисон завыли женщины, тихонько, чтобы не мешать рассказчику.

— Он вылезает. Примерно раз в полсотни лет. И забирает одну из наших девушек на выданье.

Ну словно плотину прорвало! Теперь вся женская составляющая пекарского семейства, да еще и кое-кто снаружи зарыдали и заголосили. Им охотно аккомпанировали собаки. Останавливать это было невозможно, пришлось пережидать, как стихийное бедствие.

— Вот сегодня как раз такая ночь. Мы знаем, что он выбрался, — едва стало чуть тише, закончил знахарь. — А подходит только Даринка.

— А-а-а!!! — подтвердила Даринка, колыша обширными телесами. На лавке она в своем вышитом многослойном платье едва помещалась. Сестры теснились с краешка.

— И что, вы вот уже столько веков просто позволяете ему забирать девушек? — спросил Брюс. — И снова не обратились за помощью?

— Куда? — вздохнул знахарь. — В Золотые земли? Да там как узнали, что нам земляки помогли, так и сказали, что ваша это беда, сами виноваты… А странствующим магам недосуг заглядывать в нашу глухомань.

— Засыпать дыру не пытались?

— А как же! Только как ее засыпать, коли она до самого сердца земель, а может, и куда поглубже проверчена.

— Так бежали бы отсюда.

— Ну… — Аборигены неловко запереглядывались. — Привыкли уже все… Кто хотел, тот убег, почти все в округе съехали. Вон, в Низушах никого нет, и в Посередышах, и в Речухе. Земли их нам отошли. Жить лучше, не жалуемся…

— Вы, значит, решили, оставить все, как есть. А девиц в оплату за спокойствие отдаете?