Афоризмы старого Китая - Автор неизвестен - Страница 39

Стараясь соблюсти в его обществе правила хорошего тона, чувствуешь себя погрязшим в мирской суете.

Если обратиться мыслью к тому, что есть до рождения, о чем мы можем думать? Если устремиться мыслью к тому, что есть после смерти, что мы сможем себе представить?

В таком случае наши мысли рассеются, а наш дух станет пуст. Тогда мы сможем вознестись над вещами и пребывать в том, что предшествует всем образам.

Заболеть и лишь после этого счесть здоровье сокровищем, окунуться в хлопоты и лишь после этого счесть покой счастьем, — все это не назовешь проницательностью.

Жить в счастье и знать, что оно корень несчастья, любить жизнь и знать, что в ней причина смерти, — вот дальновидное мнение.

Актеры покрывают лица пудрой и раскрашивают их красками, изображая красавцев и уродов. Но когда представление окончено и сцена пустеет, где пребывать красоте и уродству?

Игроки в шахматы стремятся к победе, разменивая одну за другой свои фигуры. Но когда все фигуры разменены, где будут победитель и побежденный?

Очарование цветов, раскачиваемых ветром, и чистота снегов, озаряемых луной, понятны только тем, кто отрешен от мирской суеты.

Прелесть свежей листвы и обнаженных ветвей над ручьем, красоту молодых побегов из старых стволов бамбука среди камней могут оценить лишь те, кому не ведома суетность.

Если с простым крестьянином заговорить о курятине и непроцеженном вине, он радостно подхватит разговор. Если его спросить об изысканных яствах, он ничего не поймет.

Если спросить его о халате, подбитом ватой, и грубой поддевке, он с готовностью ответит.

А спросишь об одеянии вельможи — он о том не ведает. Его натура целостна, поэтому желания его не идут далеко. Вот что самое возвышенное в человеческой жизни.

Сердце не есть то, чем оно предстает нам [234]. Что же в нем созерцать? Будда говорил, что тот, кто занимается созерцанием своего сердца, воздвигает себе лишние преграды.

Все вещи, по сути, — одна вещь. Зачем же доказывать их равенство? Чжуан-цзы говорил, что тот, кто рассуждает о равенстве вещей, разбивает их единство [235].

Заслышав громкие звуки музыки и разгульные песни, бегу от них прочь, прикрываясь рукавом. Завидую прозревшему человеку, которому нипочем страсти мира.

На исходе суток в полночный час брожу без устали в темноте, сокрушаясь о том, что род людской ввергают в океан страданий.

Когда в душе нет твердости, отвернись от красок и звуков мира, дабы мирские соблазны не смущали сердце. Так можно прозреть свою подлинную природу.

Когда в душе появится стойкость, окунись в скверну мира, дабы сердце знало мирские соблазны и не смущалось ими. Так можно придти к духовному совершенству.

Тот, кто привержен молчанию и не выносит шума, избегает людей и стремится к покою.

Он не понимает, что желание не быть с людьми создает обманчивую идею подлинности своего «я», а стремление к покою лишь рождает душевное волнение. Разве дано ему постичь мир подлинного, где «другие» и «я» суть одно, а движение и покой давно забыты?

Жизнь в горах наполняет нас чистой радостью, и каждая вещь вокруг рождает возвышенные думы. Вид одинокого облака и дикого журавля заставляет задуматься о недостижимом и беспредельном. Встретив камень, омываемый быстрым потоком, мечтаешь о белоснежной чистоте. Прикасаясь к старому можжевельнику или замерзшей сливе, думаешь о несокрушимой стойкости. Дружа с чайками и оленями, невольно освобождаешься от себялюбия.

Но стоит только войти в суетный мир, и все вокруг будет увлекать в пучину опасностей и тревог.

Когда чувства созвучны природе, гуляешь босиком по душистой траве, и дикие птицы, забыв об осторожности, составляют тебе дружескую компанию.

Когда сердце откликается пейзажу, сидишь в распахнутом халате среди опадающих цветов, и белые облака, проплывая мимо, ведут с тобой безмолвный разговор.

Все радости и несчастья людей порождены их собственными мыслями. Поэтому Будда говорил: «Страсти горят в душе, как печь огненная».

Трясина алчности и вожделения — океан страданий. Одна мысль о чистоте превращает пылающий костер в прохладный пруд. Одна мысль о прозрении — это лодка, переправляющая нас на «другой берег».

К расхождению в помыслах, различию состояний духа, разнице в понимании вещей никак нельзя относиться небрежно и легкомысленно.

Веревка, которой тянут ведро из колодца, перетрет колодезный сруб. Вода по капле точит камень. Тот, кто хочет познать истину, должен быть упорным. Вода сама находит себе дорогу. Созревший плод сам падает наземь. Тот, кто обрел истину, следует лишь влечению естества [236].

Когда разум приходит к покою, начинаешь ценить свет луны и дуновение ветра и понимаешь, что в заботах мирской жизни нет необходимости.

Когда в сердце своем ты далек от мирской суеты и не испытываешь потребности красоваться перед людьми, зачем тосковать по безлюдным горам?

Когда цветы опадают, обнажаются скрытые в них семена. В самую морозную пору года ветер, сдувающий золу [237], предвещает возвращение теплых дней.

Сила животворения живого всегда одолеет увядание и смерть. Кто это поймет, постигнет душу Неба и Земли.

После дождя в горном пейзаже открываешь новую красоту. В ночной тишине звук колокола особенно чист.

Когда восходишь на вершину, на сердце становится легко.

Когда стоишь над рекой, мысли уносятся далеко.

Когда читаешь книгу в снежную ночь, душа очищается.

Когда напеваешь мелодию на вершине холма, чувствуешь прилив сил.

Если в сердце просторно, то и на груду золотых будешь смотреть, как на глиняный кувшин.

Если в сердце тесно, каждый волосок будет давить на тебя, как как тележная ось.

Вне ветра и луны, ив и цветов нет созидательной силы природы. Вне чувств и желаний нет жизни сердца.

Если только мы сможем добиться того, чтобы вещи служили нам, а не мы вещам, всякое желание будет исходить от нашего естества, и всякое чувство будет созвучно истине.

Только тот, кто постиг в себе самого себя, может предоставить всем вещам быть тем, что они есть.

Только тот, кто возвратил Поднебесную Поднебесной [238], может пребывать вне мира, находясь в мире.

У человека праздного досужие мысли воруют жизнь. В человеке суетливом истинная природа не в силах себя проявить.

Поэтому добродетельный муж не может не ведать тягот непрестанного бодрствования и не может не быть вольным, как ветер и луна.

Среди суеты человеческое сердце часто теряет свою непосредственность. Отрешись от мыслей, обрети покой — и ты будешь плыть вместе с облаками в небе, очищаться от пыли под струями дождя, радоваться, слушая пение птиц, и прозревать свое естество, созерцая опадающие цветы. Тогда для тебя не останется места, где бы ты ни обретал праведный Путь, и не будет вещи, в которой не проявлялась бы сила подлинности жизни.

Когда рождается ребенок, жизнь матери в опасности. Если ты скопил много денег, к тебе залезут воры. Нет радости, которая не сулила бы огорчений.