Две любви - Кроуфорд Фрэнсис Мэрион - Страница 61

• Предыдущая
• 61/66
• Следующая

Поднявшись туда и достигнув прихожей, он потребовал, чтобы его пропустили в комнаты королевы. Молодой владетельный вельможа Санзей, который был на дежурстве, попросил его обождать, пока он пойдёт осведомиться, может ли королева его принять. Тогда король разгневался и сказал, что не будет ждать позволения королевы, и пошёл к двери с целью войти. Но Санзей встал перед дверью и дал приказ гасконской гвардии воспретить королю доступ до своего возвращения. Перед такой решительной выходкой король сдался и отказался войти силой. Он принялся неподвижно прочитывать молитвы, чтобы не поддаться искушению и от гнева не выхватить своего меча. Через несколько минут Санзей возвратился.

— Ваше величество, — сказал он громким голосом, — её величество приказала вам сказать, что теперь она не может вас принять, а когда ей понадобится монах, она пришлёт за ним.

При этих оскорбительных словах мечи скользнули из ножен, и отблеск стали сверкнул при свете факелов, так как король обнажил меч, чтобы ударить Санзея, а его гвардия и вельможи подражали ему. Гасконцы были столь же быстры, как и они. Но Санзей не хотел отбивать ударов, потому что некогда во время одного сражения он спас жизнь королю, и отнять её теперь от него было бы противно рыцарству. Все-таки они обменялись ударами, и кровь потекла, но вскоре, не чувствуя себя в силах, король остановился и опустил свой меч.

— Сударь, — сказал он, — непристойно, чтобы мы, солдаты св. Креста, убивали друг друга. Пойдёмте!

Когда Санзей услышал эти слова, то отозвал телохранителей королевы; король удалился, понурив голову.

На дворе он сел в стороне на большой каменной скамье.

— Ступайте за сэром Жильбертом Вардом, — сказал он, — и скажите, чтобы он скорее пришёл ко мне.

Он молча ожидал, пока перед ним не появился рыцарь в простом верхнем платье и в плаще с кинжалом за поясом. Король приказал всей свите удалиться, оставив для освещения лишь факел, который вставили в кольцо стены. Король просил Жильберта взять отряд верных людей, которые ему слепо повиновались бы, и провести их в западную башню, откуда он приведёт королеву узницей, так как ни одной ночи белее они не останутся в Антиохии. Он намеревался отплыть в Птолемаиду, где на другой день к нему присоединилась бы армия. С минуту Жильберт ничего не отвечал на требования короля. Прежде всего ему казалось невозможным повиноваться в таких обстоятельствах, и без своей обычной учтивости он повернулся бы спиной к королю, ничего не ответив. Но когда он обдумал, ему показалось лучшим прикинуться, что он повинуется, и таким образом пойти и предупредить королеву об опасности.

— Государь, — сказал он наконец, — я пойду.

Хотя он не сказал, что будет делать, но король был удовлетворён; он отправился на свою половину и приказал приготовляться к отъезду.

Тогда Жильберт собрал десять рыцарей, которых знал, и каждый из них призвал десять оруженосцев, затем все они взяли мечи и факелы. У Жильберта был лишь его кинжал, так как выбранные им люди были все слуги королевы и умерли бы за неё.

Все вместе они поднялись по лестнице башни, и гасконцы, услышав шум их шагов, со страхом задрожали, предполагая, что это был король, возвратившийся с усиленным эскортом. Санзей вынул свой меч и занял место у входа на лестницу.

При свете факелов он заметил Жильберта и его людей, и увидал, что они не были вооружены, но все-таки имели при себе мечи и остановились у входа.

— Сэр Жильберт, — сказал Санзей, — я здесь, чтобы охранять дверь королевы, и хотя мы друзья, однако я не допущу вас пройти, пока я жив, если вы хотите увезти её силой.

— Сударь, — ответил Жильберт, — я пришёл без оружия, как вы видите, и совеем не за тем, чтобы с вами сражаться. Прошу вас, пойдите и скажите королеве, что я здесь с моими людьми и хотел бы говорить с ней об её интересе и пользе.

Тогда Санзей велел своим людям и рыцарям отступить, и пока он ходил к королеве, прихожая наполнилась. Вскоре он возвратился с сияющим лицом и сказал:

— Королева одна и приказала войти проводнику Аквитании.

Все расступились, и Жильберт, выше ростом, чем остальные, с серьёзным лицом вошёл к королеве, и тяжёлая дверь заперлась за ним. Так как вечер был тёплый, то Элеонора сидела около окна под ярким освещением лампы. Её голова была обнажена, и золотисто-рыжие волосы падали на её плечи, скатывая свои волны до земли, позади кресла. На ней было надето только белое шёлковое платье, плотно охватывавшее её тело, с богатым серебряным и жемчужным шитьём. Она была прекрасна, но бледна, а глаза её подёрнулись туманом. Жильберт стоял перед ней, но она не протянула ему руки, как он этого ожидал.

— Зачем вы пришли ко мне? — спросила она Жильберта через некоторое время, смотря в сторону балкона, а не на него.

— Король приказал мне, государыня, сделать вас узницей, чтобы он мог увезти вас морем в Птолемаиду и Иерусалим.

Пока он говорил, она медленно повернула к нему своё лицо и холодно на него посмотрела.

— И вы пришли исполнить приказ его, пройдя ко мне обманом с моими людьми, изменившими мне?

Сначала Жильберт побледнел, но тотчас же улыбнулся, ответив:

— Нет, я пришёл предупредить ваше величество и защитить, рискуя своей жизнью.

Элеонора изменила выражение лица и смягчилась; затем она ещё посмотрела по направлению к балкону.

— Зачем вы будете меня защищать? — спросила она печально после некоторого молчания. — Что я для вас, и для чего вы должны сражаться за меня? Я вас послала на смерть, — зачем же вы желаете моего спасения?

— Вы были моим лучшим другом, — сказал Жильберт, — и выказали ко мне столько благосклонности, как никогда женщина не выказывала мужчине.

— Другом?.. Нет, я никогда не была вашим другом. Я послала вас на смерть, потому что любила вас и рассчитывала вас никогда более не видать, так как вы могли умереть славной смертью за крест и свой обет. Но несмотря на все, вы добились славы и спасли всех, всех. Вы не должны меня благодарить за подобную дружбу.

При этих словах она бросила на Жильберта долгий взгляд.

— О, какой вы человек! — внезапно воскликнула она. — Какой вы человек!

Он покраснел от этой похвалы, как молодая девушка.

— Какой вы человек! — повторила она ещё раз нежным голосом. — Элеонора Аквитанская, королева и, как говорят, самая красивая женщина в свете, отдаёт вам свою душу, тело и надежды на будущую жизнь, а вы остаётесь верен бедной девушке, любившей вас, когда вы были маленьким мальчиком! Я вас пожертвовала… О, с каким эгоизмом! — чтобы вы могли, по крайней мере, храбро умереть, ради вашего обета и сражаться с неприятелем; вы спасаете короля, меня и всех и возвращаетесь ко мне со славой… мой проводник Аквитании…

Она поднялась и встала против него смертельно бледная, со страстным выражением лица, глазами, воспламенёнными безумной любовью; против своего желания она протянула к нему руки.

— Как может женщина воспрепятствовать себе любить вас!.. — воскликнула она с жаром.

Она снова упала в кресло и закрыла руками лицо. Он стоял с минуту неподвижно, а затем преклонил перед ней колено, положив руку на ручку кресла.

— Я не могу вас любить, но, насколько я это могу сделать, не изменив другой, я отдам вам всю мою жизнь, — сказал он очень нежным голосом.

Когда он произнёс последние слова, занавес во внутренние комнаты тихо приподнялся, и появилась Беатриса, рассчитывая, что королева одна. Она не слышала начала фразы и вся похолодела, не имея возможности ни говорить ни удалиться.

Руки Элеоноры упали.

— Я не могу отдать вам моей, — ответила она тихо. — Она — уже ваша, и я хотела бы, чтобы вы не были англичанином, прежде чем я могу быть вашей государыней и сделать вас великим человеком. Пусть я буду королева Англии, и вы увидите, что я сделаю из любви к вам. Я выйду за этого ребёнка Плантагенета, если это вам может служить на пользу.

— Государыня, — сказал Жильберт, — подумайте о вашей теперешней безопасности, король очень разгневан…

• Предыдущая
• 61/66
• Следующая