Новый порядок - Крижановский Артур - Страница 7

• Предыдущая
• 7/108
• Следующая

— Закончил, — буркнул Алексей. Ему самому был неприятен этот разговор. Похоже, он перегнул палку и теперь сожалел об этом.

— Итак, мой сын сообщил нам потрясающую новость, — глухим голосом продолжил отец. — Чем ты заслужил такую честь, сынок? Писал доносы, или, грубо выражаясь, стучал?

— Папа, ты же знаешь, что это не так. Давай прекратим этот дурацкий спор. Зря я все это рассказывал. Извини.

Щеки Романцева горели, как будто ему надавали пощечин. Он чувствовал себя неловко из-за присутствия друзей. К тому же ему не хотелось ссориться с отцом и он решил не реагировать на резкость отца.

— Ну почему же, Алексей? Мы ведь тебя выслушали. Конечно, в нашем... гм, обществе полно абсурдных вещей. Я допускаю, что любому порядочному человеку могут предложить работать на ГБ. Но я не допускаю даже мысли, что в самой ГБ найдется хоть один порядочный человек.

— Но это неправда, папа, — Алексей почувствовал, как внутри нарастает глухое раздражение. — Даже в органах наверняка имеются порядочные люди. Ты же сам говорил, что мы живем в абсурдном обществе.

— Существует черта, которую порядочный, нет, просто нормальный человек никогда не переступит. КГБ находится за этой чертой. Ты должен бы об этом знать. Жаль, если я упустил что-то в твоем воспитании.

— Но откуда такая нетерпимость? — взорвался Алексей Романцев, правда, тут же взял себя в руки и уже спокойным тоном продолжил: — Видит Бог, я хотел прекратить этот разговор и принес свои извинения. Но если вам хочется его продолжить, извольте.

Романцев не стал прямо обращаться к отцу, поскольку боялся задеть его в предстоящем споре, он все еще надеялся постепенно свернуть разговор на менее опасные рельсы.

— Что же мы толкуем о необходимости перемен? К чему все эти разговоры, если каждый из нас будет бояться переступить черту? Кто-то же должен позаботиться об этих самых переменах? В конце концов КГБ это не только лагеря и психбольницы, это еще и безопасность государства. Что, отдать это все на откуп подонкам? Ах, у нас чистые руки, и мы боимся их запачкать, извините, в дерьме... Да весь мир вокруг нас состоит из дерьма, кому-то же надо его убирать! Или будем сидеть сложа руки и ждать, когда нас засунут в черные воронки и выбросят посреди мерзлой тундры?

— Вот как ты рассуждаешь, Алексей, — Романцев-старший говорил очень тихо, почти шепотом. — Минутный разговор с гэбистом, это, очевидно, очень способный гэбист, но ведь и среди злодеев попадаются гении; рукопожатие, визитная карточка и готово — мой сын почти купился на это. Или уже купился, сынок? Может быть, мысленно примериваешь на себя шинель и сапоги?

Романцев попытался в очередной раз обуздать свои чувства, но на этот раз это ему не удалось.

— Еще несколько минут назад я даже не задумывался над этим. Предложение работать в КГБ не вызвало у меня абсолютно никакого интереса, мне интересна личность Карпинского. Что это за человек и что такие люди делают в КГБ? К сожалению, вы меня неправильно поняли. Но сейчас, после этого разговора, я понял, что мне действительно следует хорошо подумать над его предложением. Боюсь, что надоел вам своими разговорами о Карпинском, но он так и сказал: «Думайте, Романцев, злитесь в душе, возмущайтесь, ругайте меня, но думайте...»

— Ты прав, Алексей, — твердо сказал Романцев-стар-ший. — Тебе следует подумать. Но не здесь, не в этой квартире.

Заметив недоумение на лице сына, он покачал головой и добавил:

— Нет, я не выгоняю тебя. Когда примешь окончательное решение, возвращайся. Надеюсь, ты понимаешь, о каком решении я говорю.

Романцев бродил по ночной набережной Москвы-реки, голова раскалывалась от многочисленных вопросов. Имел ли он право так говорить со своим отцом? Что подумают о нем друзья? Имел ли право отец на столь резкие, порой даже оскорбительные слова? Подошел кто-то из друзей, и он вежливо, но твердо попросил оставить его в покое.

Наконец он остановился и взглянул на часы. Четверть первого ночи. Двухкопеечных монет не было, зато нашелся новенький гривенник. Загадал: чет-нечет. Если Карпинский поднимет трубку... Глупо так решать судьбу, но в жизни бывает всякое. Человек идет, идет, идет, рядом с ним семья и друзья, а он вдруг разворачивается и направляется в противоположную сторону. Туда, где находится запредельная черта. Где нет места для порядочных людей.

Телефонная будка показалась входом в преисподнюю. Изыди, сатана! Нужно изучить латынь. «Благими намерениями вымощена дорога в ад» — так, кажется. Длинный гудок. Карточка с номером телефона осталась в будке, но память услужливо высветила семь цифр. Пока палец крутил хлипкий, державшийся на честном слове диск, Романцев думал: если не ответит... или, если автомат проглотит гривенник... Тогда он выбросит Карпинского из головы.

Ответил женский голос. Карпинского? Одну минуту...

— Карпинский слушает.

— Это Романцев. Я согласен.

Пауза. Тяжелый вздох.

— Мне очень жаль, Романцев...

— Это еще не все, Я не сказал об условиях. Первое. Я хочу работать с вами и под вашим началом. Учить меня будете также вы. И второе. Я никому не позволю превратить себя в марионетку.

И снова пауза.

— Условия приняты. Теперь слушайте меня внимательно, Романцев...

Так Романцев попал в КГБ. Это было летом 1983 года. Через два года Карпинский станет шефом внешней разведки КГБ. Как и следовало ожидать, у него была другая фамилия, совсем другие инициалы, но все остальное оказалось правдой. В конце девяностого, Карпинский в то время возглавлял ПГУ, Романцев был назначен заместителем начальника Первого отдела ПГУ. К тому времени он исколесил весь мир, совмещая работу в Ясеневе с многочисленными поездками за рубеж под прикрытием своих высоких легальных должностей в «Хлебоэкспорте» и «Продинторге». Контракты, приемы, связи с сильными мира сего. К началу девяностых Романцев считался одним из ведущих аналитиков КГБ, а по совместительству числился среди наиболее перспективных молодых экономистов страны. Конечно, он не всегда поступал идеально правильно, но идеальных людей не бывает. Романцев не часто сожалел о выбранном пути, у него не было для этого времени.

Перемены действительно наступили, но это были совсем не те перемены, которых ожидал Романцев. Уже в конце восьмидесятых он начат понимать, что его обширные знания в области теневых сторон экономики и организованной преступности Запада вскоре могут найти лучшее применение здесь, на Родине. Он вплотную занялся экономическими преступлениями, совершавшимися в сфере внешнеэкономической деятельности Союза, но этому неожиданно воспротивился Карпинский. Он не хотел, чтобы его подопечный совал свой нос во внутренние дела. Борьба между ними с переменным успехом длилась до конца девяносто первого года.

Именно тогда Романцев окончательно убедился в том, что Карпинский предал его.

— Он приходит в себя. Давление 120/70. Пульс 70 ударов в минуту, ровного наполнения. Роговичный рефлекс... Все, он ваш.

— Спасибо, доктор. А теперь оставьте нас.

Романцев быстро возвращался к жизни. Он был вне себя от ярости.

— Достаточно, — пробормотал Романцев. — Я же сказал, достаточно!

Он открыл глаза и некоторое время рассматривал окружающий мир. Этот мир был трехмерным и имел размеры шесть на четыре метра, плюс два семьдесят пять высота. Одним словом, это была обычная комната, почти свободная от мебели и к тому же погруженная в полумрак. В этом мире Романцев был не одинок.

За столом напротив сидел человек, как две капли воды смахивавший на одного знакомого, оставшегося где-то там, в реальной жизни. Мягкий рассеянный свет от бронзовой антикварной лампы придавал ему сходство со скульптурным изображением древнего божества. Чуть правее, из угла комнаты, на Романцева глядели глаза еще одного человека. Этот тип также был ему хорошо знаком. Еще бы, это был он сам. В конце концов он все же понял, что это всего лишь застывший стоп-кадр на экране телевизора.

• Предыдущая
• 7/108
• Следующая