Атака на будущее. Равноценный обмен - Злотников Роман Валерьевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/57
• Следующая

Рат замолчал и окинул всех проницательным взглядом. Ребята слушали, затаив дыхание.

– И все было бы ничего, как вдруг нескольким моллюскам внутрь раковины попали… песчинки. И им стало… больно. Тяжело. Неуютно. И весь этот теплый и уютный мирок ничем не мог им помочь. Помочь себе они могли только сами. И… одни из них приложили все свои усилия, суматошно замельтешив ресничками, чтобы только выбросить из себя эту гадкую, противную и ужасную вещь и снова жить легко и приятно. И умереть в свой срок, превратившись в питательную среду для того самого планктона, которым будут питаться следующие поколения моллюсков. А другие… о-о, другие оказались не робкого десятка. Они прислушались к себе и поняли, что они смогут сделать с этой болью что-то иное. Использовать ее как рычаг, как ресурс, который позволит им понять, зачем они действительнопоявились на этом свете, что есть их истинная суть и жизненное предназначение. И они не стали бороться с этой болью, а, преодолевая ее и терпя лишения, иногда даже испытывая голод, начали обволакивать эту песчинку перламутром. Слой за слоем. Слой за слоем. И принесли в этот мир жемчужины… – Рат замолчал. Все тоже сидели и молчали. Молчала и Немоляева. Так прошла минута, вторая, потом Немоляева потянулась к вещмешку и, вытащив из-под себя плащ-палатку, принялась крепить ее ремешками. После чего поднялась, закинула вещмешок за плечи и поправила лямки.

– Ну, чего уставились? – воскликнула она. – Я женщина или нет? Я что, ни одной истерики уже закатить не могу? Пошли.

До сопки, которую Рат определил как цель, они добрались только к полудню. Взобравшись на вершину, без сил рухнули на землю. Даже не подстилая плащ-палатки. Рат несколько мгновений смотрел на них, вконец измученных десятичасовым ночным переходом и трехдневным постом, который он устроил им накануне, а потом мягко попросил:

– Вставайте.

Все ошалело уставились на него. Как? Привала не будет? У них же совершенно нет сил. Ну, ни капельки. Ведь все эти три дня поста он таскал их по лесам не просто так, как в предыдущие дни, а максимально взвинтив темп. Почти перестав делать столь частые в предыдущие дни остановки, на которых они учились входитьв молитву. А потом и управлять собой в этом состоянии. Все поначалу обзывали эти тренинги более привычным для современного человека словом «медитация», но потом почему-то перестали. Хотя Петр Израилевич и Инна Александровна упорно продолжали его использовать.

Ученые вообще, похоже, жили в каком-то своем мире, где для всего было объяснение. Термины. Причем совершенно отличные от того языка, который использовал Рат. Всякие «состояние самадхи», «всеобщий разум» и так далее. Но при этом они почему-то даже не пытались ничего сделать.Только смотрели со стороны и обменивались, так сказать, мнениями… Впрочем, в последние несколько дней, не выдержав темпа, который задал Рат, они перестали ходить с ребятами, а потом откололись спецназовцы. То ли Алексей Юрьевич убедился, что Рат вполне может управиться сам и защитить от любой опасности, то ли были какие еще причины…

А вчера Рат придумал для ребят что-то совершенно жуткое. Как можно спокойно высидеть, когда вокруг тебя вьются тучи гнуса. И жалят, жалят, жалят… А Рат, буквально окутанный ноющим-жужжащим облаком, только улыбается и повторяет своим тихим, спокойным голосом:

– Концентрируйтесь. Вы же в молитве.Не все ли равно, что происходит снаружи, если внутри вы соединяетесь с Ним. Забудьте о своем теле. Забудьте вообще о мире вокруг. Все самое главное происходит внутри вас…

Михалыч, тот вообще заявил, что в это время в тайге гнуса еще нет. И, ткнув рукой в сторону их лиц, хмыкнул:

– И-и-и, милаи, ежели бы вас гнус покусал, рази ж вы такими бы были? Вся бы рожа полыхала. А тут…

И действительно, все те прыщи, которые сначала было повыскакивали у них на лицах, потом, когда у них получилось одному за другим войти внутрьмолитвы, отчего-то исчезли с их лиц. А когда ребята вновь вынырнули наружу, в обычный мир – от гнуса не осталось и следа. Только легкий ветерок, негромко шумящая тайга и кроваво-красное заходящее солнце…

– Вставайте, пора, – еще раз сказал Рат.

Первой, кривясь от боли в окаменевших от долгого напряжения мышцах, неуклюже начала подниматься Барабанщица. Потихоньку ее примеру последовали остальные.

– Разбейтесь на пары и станьте друг напротив друга, – приказал Рат. – Так. А теперь вытяните вперед руку и коснитесь друг друга ладонью.

Данька протянул руку и коснулся ладони Барабанщицы. Она была маленькая, но твердая. С бугорками мозолей на подушечках (ну еще бы, после всего того, что Рат делал с ними в течение этого месяца). И прохладная.

– Ну, Джавецкий, ты и печка, – улыбнувшись, шепнула Маша.

Данька кивнул. Ну конечно, если для него ее ладонь прохладная, то для нее его – горячая.

– Плотнее соедините ладони, – послышался тихий голос Рата, – хорошо… А теперь… попытайтесь дотянуться до Него черезтого, с кем вы соединены.

Данька чуть прикрыл глаза и уже почти привычно… соскользнулв молитву. Некоторое время он, как обычно, плыл в неком безвременье и непространстве, а затем почувствовал боль. В ноге. И только спустя несколько мгновений он понял, что это боль не его. Маша натерла здоровенную мозоль, которая не так давно прорвалась. И сейчас ее ступню терзало и дергало. От этих накатывающихся болевых волн Данька едва не вылетел из этого своего состояния, но затем, то ли испугавшись, то ли разозлившись, сделал что-то такое, что… убрало эту боль. Просто сняло ее, как снимают кожуру с апельсина. Отламывая по кусочку, полосками и клочочками, стараясь при этом не повредить нежную мякоть, не раздавить ее и не забрызгаться соком… Затем он почувствовал боль от закрепощенных мышц. Но и тут все, как выяснилось, оказалось достаточно просто. Он нежно коснулся пальцами туго натянутых мышечных волокон. Они были в чем-то липком и потому и сами слиплись друг с другом. Данька осторожно, стараясь не причинять большеболи, принялся очищать их от этого самого липкого, сбрасывая его легким потряхиванием кисти…

Спустя некоторое время все было закончено. Он радостно улыбнулся и двинулся дальше. Куда-то, откуда лился яркий свет. Он не видел его, потому что здесьглаза были бесполезны, как руки и все остальное, он просто ощущал его и пользовался привычными понятиями.

Данька поднимался все выше и выше, открывая для себя новые и новые цвета, структуры, сливающиеся в какой-то странный причудливый калейдоскоп, и постепенно проникаясь, приближаясь, выходя на грань понимания того, что это мельтешит вокруг него. А потом он резко, рывком, как ныряльщик, пробивающий головой тонкую пленку воды, просто провалился в понимание…

Барабанщица разорвала контакт резко, буквально отпрыгнув от него. Ее глаза горели гневом.

– Джавецкий… ты… ты… – но она так и не успела ничего сказать, потому что тут раздался вопль Кати.

– Это нечестно!

Все обернулись. Катя стояла в двух шагах от явно смущенного Гаджета и гневно смотрела на него.

– Что случилось? – послышался мягкий голос Рата.

– Он… он был в моей голове! Он читал мои мысли!!

Рат понимающе кивнул, а затем спросил:

– И что?

– Как что?! – возмутилась Катя. – Он… он… залез в мою голову! В мое… приватное пространство.

– А ты?

– Я… – тут Катя слегка смутилась. – Ну… я не хотела. То есть я даже не думала, что это… ну, так получится.

– И это тебя извиняет, – вновь понимающе кивнул Рат, – а Борис, значит, все прекрасно знал, представлял – и все равно, значит, делал. Так?

Катя, подумав, нехотя покачала головой.

– Нет, наверное… откуда он мог знать.

Рат демонстративно задумался.

– Хм… тогда какая-то нестыковочка получается. То есть то, что вполне оправдывает тебя, ничуть не оправдывает его. Или я что не так понял?

Катя неуютно поежилась, но потом упрямо тряхнула челкой.

– И все равно… нельзя так.

– Как?

• Предыдущая
• 40/57
• Следующая