Девадаси - Бекитт Лора - Страница 25

• Предыдущая
• 25/59
• Следующая

— Знаю. Потому и тревожусь.

— Что говорят жрецы? Они его искали?

— Неизвестно. Я всего лишь танцовщица, и мне не доверяют секретов. Если случилось что-то серьезное, мы никогда об этом не узнаем.

— Что же нам делать?!

Тара в волнении сорвалась с места и принялась расхаживать взад-вперед, словно тигр в клетке. Ее глубокий выразительный голос сделался жестким, глухим, глаза смотрели в одну точку и, казалось, ничего не видели, а лицо превратилось в маску.

Она сразу решила, что случилось что-то очень плохое, и с внутренней дрожью подумала: «Вот оно — возмездие!» Возмездие за ее непочтительность к Шиве, за преступную самоуверенность, за непростительное вольнодумство! Бог не пожелал быть милосердным и отнял у нее самое дорогое! Тара вспомнила страстный взгляд Камала, его нежную улыбку, вспомнила, как в гневе желала ему зла и погибели, и из глаз ее брызнули слезы.

Амрита решила не говорить Таре о признании Камала. Если он не вернется, подруге лучше не знать о том, что он тоже страдал от разлуки с ней.

— Я сама его найду. Ты пойдешь со мной, Амрита?

— Прости, мне не с кем оставить Амину.

Когда подруга ушла, молодая женщина легла и прижала к себе спящую дочь. В груди что-то ширилось и росло, и вскоре ей стало больно от горя и непролитых слез. Потом они все-таки навернулись на глаза и медленно потекли по щекам.

Амрите стало ясно, что Киран никогда не вернется. Если он приезжал и не смог заставить себя подойти к ней, заговорить, заключить в объятия, значит, в его сердце не осталось ничего от прежних чувств. Что их разлучило? Время? Условия жизни? Разные стремления и цели? Как ей теперь жить? Храмовые танцы не утратили колдовских чар, но молодая женщина понимала, что никогда не сможет с прежней легкостью совершать ритуал телесной любви с теми, кто безразличен ее сердцу.

Тем временем Тара исступленно молилась Шиве. Она знала с детства, что гибель, разрушение — это такая же важная и необходимая форма существования вещей, как рождение и созидание. И не могла с этим смириться. Она просила высшие силы вернуть Камала, путь даже он никогда ее не полюбит.

Как и Шива, который, спасая мир от гибели, проглотил яд, несущий смерть всему живому, так и она была готова пойти на любые жертвы, лишь бы спасти любовь всей своей жизни.

Завершив разговор с богом, девушка выбежала из храма и направилась к тайному ходу в стене.

Тара сразу увидела, что проломом кто-то воспользовался. Камал? Зачем? К тому же он ничего о нем не знал. И она не знала другого человека, который с такой легкостью обрек бы себя на добровольное многолетнее и… счастливое заточение в храме.

Девушка вылезла наружу и пошла по едва заметной тропинке. Внешне она казалась спокойной, хотя смертельная тревога выла в ее сердце, словно дикий зверь.

Тара не обманулась — она обнаружила на твердой земле засохшие бурые следы, следы крови. Кровь могла быть чья угодно — и человека, и животного, — но предчувствие оказалось сильнее доводов рассудка.

Девушка двигалась вслепую, наугад, подгоняемая ужасом. Она шла по краю оврага, прикидывая, в каком месте можно спуститься вниз. На крутых склонах рос колючий кустарник, и Тара решила поступить иначе: обойти овраг с другой стороны.

Там она неожиданно обнаружила дорогу, ведущую к бедной деревушке, каких было полным-полно в окрестностях Бишнупура и храма Шивы. Когда Тара проходила мимо желтых полей, на которых работали тощие полуголые крестьяне с темно-коричневой кожей и ничего не выражающими лицами, у нее возникла мысль спросить у этих людей, не видели ли они чего-нибудь подозрительного. Но те только качали головами. Дети, подгонявшие буйволов, которые поднимали целые тучи пыли, останавливались и глазели на нее, а кое-кто из них с воплями бежал следом.

Полдня Тара провела под палящим солнцем, расхаживая по округе. Она переходила от хижины к хижине, пока молоденькая девушка, босоногая, в запыленном сари, с тонкими, перевитыми венами, как у древней старухи, руками не ответила танцовщице:

— Да, я нашла человека в овраге, куда ходила за хворостом. Я так испугалась, что сперва убежала, но потом вернулась обратно. Он был весь в крови. Я позвала на помощь отца и брата. Мы отнесли раненого в деревню, в дом жреца, чтобы тот его вылечил. Но он умер.

На дворе был знойный день, однако Тару колотило так, что зуб на зуб не попадал. Она с трудом выговорила:

— Умер?!

Девушка пожала плечами.

— Наверное, умер. Жрец сказал, что он вот-вот испустит дух. Его голова была разбита, кости переломаны!

— Отведи меня туда.

По дороге девушка рассказала, что один из жителей деревни видел трех англичан: они шли по дороге рано утром с мешками в руках. Их одежда была испачкана кровью. Мужчина спрятался в кустах, и они его не заметили.

Тара вошла во двор дома жреца, осознавая, что идет на жестокую казнь. Девушка понимала: сейчас она может потерять все, чем жили ее душа и сердце, и постареть на сотню лет.

Тара сказала жрецу, почтенному, строгому на вид старику, зачем пришла, и он провел ее в комнату, где лежал раненый.

Застывшее бескровное лицо казалось лицом призрака или мертвеца. Волосы слиплись в бурые сосульки, голова была покрыта кровавой коростой, тело — многочисленными синяками и ссадинами. На икре неестественно вывернутой ноги виднелась рваная рана — несчастный, вероятно, напоролся на острый сук.

Тара была готова погубить весь мир, уничтожить всех людей и проклясть всех богов, лишь бы этим человеком оказался не Камал, но это был он, и ей не оставалось ничего иного, как упасть на колени возле изголовья и прижаться лицом к его бессильно свисавшей руке.

— Любовь моя! О, моя любовь!

За спиной раздался голос:

— Я полагал, что к утру бедняга испустит дух, а он все еще дышит. Его душа не желает покидать тело.

Тара стремительно обернулась. Ее лицо было искажено страданием и гневом.

— Почему вы не отнесли его в храм Шивы?!

Мужчина кашлянул.

— Я сразу решил, что передо мной служитель храма, и отправил людей к тамошним жрецам. Однако те сказали, что в храме не случалось никаких происшествий, никто слыхом не слыхивал, что кто-то пропал. Они предположили, что этот несчастный — богатый паломник, на которого напали лихие люди.

Тара заскрежетала зубами. Должно быть, ущерб, причиненный храму, не слишком велик, и жрецы решили закрыть глаза на происшествие. Вероятно, они посчитали, что Камала уже не вернуть, а потому не стоит портить репутацию могущественного святилища.

Кто он такой? Человек без касты, безвестный подкидыш, чье единственное достоинство и богатство — красота и талант.

Искалеченный, еле дышащий Камал не был нужен ни им, ни Шиве.

Как и Тара, Камал не знал, что побудило родителей оставить младенца на пороге храма. Должно быть, семьи, в которых они родились, были очень бедны и принадлежали к низшим кастам. Возможно, они надеялись, что брошенные ими дети вольются в некое особое сословие, общения с которым не стыдится ни раджа, ни наваб, ни брахман. Так и случилось, только это сословие, как оказалось, тоже живет по своим жестоким законам!

Тара поднялась на ноги и в гневе погрозила кулаком, сама не зная кому. Храму, жрецам. Возможно, даже богу. Испугавшись своего порыва, она вздрогнула и прикусила пальцы, после чего решительно произнесла:

— Мне нужно два сильных буйвола и крепкая повозка. Я ухожу, но скоро буду здесь. Все должно быть готово к моему возвращению. Я вам заплачу.

Ее тон не допускал возражений, и деревенский жрец кивнул.

Тара пустилась бежать и не останавливалась до тех пор, пока не очутилась на территории храма.

У нее не было времени для подробного рассказа, она просто сообщила Амрите, что ей нужны деньги или украшения, которые можно продать.

— Ты не ела и не спала, — прошептала Амрита, глядя на осунувшееся лицо подруги, обрамленное растрепавшимися волосами, и лихорадочно горевшие глаза.

— Боюсь, в ближайшее время мне не придется ни есть, ни спать.

• Предыдущая
• 25/59
• Следующая