Смерть травы - Кристофер Джон - Страница 2

• Предыдущая
• 2/38
• Следующая

Вот, наконец, и трещина. До темного водоворота реки — футов пятнадцать. Правда, Джона ждало разочарование — никакой пещеры не было, трещина да и только. Прямо над кромкой воды нависал большой камень, что-то вроде выступа. «А что если попробовать забраться туда и посидеть, свесив ноги в воду? — вдруг подумал Джон, — Конечно, не так интересно, как пещера, но все-таки — какое-никакое, а приключение».

Джон осторожно опустился на четвереньки, и стал ползком подбираться к краю выступа. Внизу рычала и грохотала река. Когда он был почти у цели, оказалось, что камень — весьма ненадежная опора, слишком мало места. Но — не отступать же на полдороге? Джон решил: «Опущу в воду только одну ногу». Он скорчился в неудобной позе, чтобы расстегнуть сандалию и вдруг… Нога скользнула по мокрому камню, Джон судорожно попытался удержаться, но схватиться было не за что. Он сорвался вниз, и свирепые, холодные даже в разгар лета воды Лепе захлестнули его.

Джон неплохо плавал, но бороться с неистовым потоком было бессмысленно. Течение волокло его вниз, к глубинам канала. Этот канал река промыла за сотни лет до того, как Беверли, да и вообще кто-либо, поселились на ее берегах. Волны вертели мальчика, точно камешек. Джон не чувствовал ничего, кроме величественного могущества реки и своего прерывистого пульса. Внезапно он увидел, что тьма вокруг ослабевает, уступая солнечным лучам. Свет пробивался сквозь воду — стремительную, но уже не столь глубокую. Сделав отчаянное усилие, Джон вынырнул и, судорожно вздохнув, увидел, что находится почти на середине реки. Долина кончилась. Отсюда течение немного успокаивалось, и Джон, собрав последние силы, поплыл к берегу. «Надо же, как далеко унесло, — подумал он, — и как быстро». Вдруг мальчик услышал скрип повозки, а чуть погодя — голос деда.

— Эй, Джон! Купаешься?

Ноги мальчика, наконец, коснулись дна, и он медленно, спотыкаясь, побрел к берегу.

— Ты весь дрожишь, парень! Что, сорвался? — спросил Беверли, помогая внуку забраться в двуколку.

Запинаясь и едва дыша от усталости, Джон рассказал, что с ним случилось. Старик выслушал, не перебивая.

— Похоже, ты в рубашке родился, — сказал он, когда мальчик закончил. — Тут и любой взрослый не справился бы. Так говоришь, ты почувствовал дно еще на глубине? Когда-то мой отец рассказывал об этой отмели на середине Лепе, но никто не пытался это проверить.

Он взглянул на мальчика — Джон трясся, как в лихорадке.

— Заболтался я совсем! Тебе же надо вернуться домой в сухой одежде. Давай-ка, Ручеек!

Старик немного сердился, и Джон торопливо проговорил:

— Дедушка, ты ведь не скажешь маме, правда? Пожалуйста!

— Как же не сказать? Она и сама увидит. Ты промок до костей.

— Я высохну… на солнце.

— Высохнешь, только не на этой неделе. Погоди-ка… Ты не хочешь, чтобы мама узнала о твоих подвигах? Боишься, заругает?

— Да.

Их глаза встретились.

— Ну хорошо, парень, — сказал дед. — Есть один выход. Поедем-ка мы с тобой на ферму Хилленов. Должен же ты где-нибудь высушиться. Идет?

— Да, — ответил Джон. — Я согласен. Спасибо, дедушка.

Колеса повозки скрипели по каменистой дороге.

— Ты ведь хочешь стать инженером? — первым нарушил молчание старик.

— Да, дедушка, — сказал Джон, с трудом отрывая зачарованный взгляд от могучего течения реки.

— А фермером, значит, не хочешь?

— Не особенно, — осторожно произнес Джон.

— Думаю, не хочешь, — спокойно сказал старик.

Он хотел что-то добавить, но передумал. Только почти у самой фермы Беверли наконец снова заговорил:

— Я рад. Больше всего на свете я люблю эту землю. Но есть одна вещь, которой она не стоит. Самая прекрасная земля в мире может стать бесплодной, когда в ней посеяна вражда между братьями.

Он остановил пони и крикнул Джесса Хиллена.

Четверть века спустя братья стояли на берегу Лепе. Дэвид поднял трость и показал на склон холма:

— Вон они!

Проследив за взглядом брата, Джон засмеялся.

— Дэви, как обычно, задает темп, но бьюсь об заклад, что выносливость Мэри победит, и она будет Первой-На-Вершине.

— Не забывай, что она года на два старше.

— Ты — плохой дядя — слишком явно благоволишь к племяннику.

Оба усмехнулись.

— Мэри — славная девчушка, — сказал Дэвид, но Дэви… просто, Дэви есть Дэви.

— Тебе бы жениться и завести своих собственных.

— Мне никогда не хватает времени на ухаживания.

— Я думал, вы тут, в деревне, совмещаете это с посадкой капусты, — заметил Джон.

— Я не выращиваю капусту. Сейчас нет смысла заниматься чем-либо другим, кроме пшеницы и картофеля. Я делаю только то, чего хочет правительство.

Джон взглянул на него с изумлением:

— Мне нравится твоя искренность, начинающий фермер. Ну, а что с твоими коровами?

— Думаю, с молочным стадом придется расстаться. Коровы занимают больше земли, чем того стоят.

Джон покачал головой.

— Не могу представить долину без них.

— Это устаревшая иллюзия горожанина, будто бы деревня не меняется. Она меняется больше, чем город. Изменения в городе сводятся лишь к замене зданий, которые становятся еще выше и еще уродливее, вот и все. Деревня же всегда меняется фундаментально.

— Можем поспорить, — возразил Джон. — В конце концов…

— Анна идет, — перебил его Дэвид и добавил, когда Анна была совсем близко.

— И ты еще спрашиваешь, почему я никак не женюсь?

Анна положила руки им на плечи.

— Что мне нравится в долине, — сказала она, — так это высокий класс деревенских комплиментов. Дэвид, ты действительно хочешь знать, почему ты не женишься?

— Он говорит, что у него не хватает времени, — сказал Джон.

— Ты просто гибрид, — объявила Анна, — в тебе достаточно от фермера, чтобы считать жену своей собственностью, но, будучи новомодным типом с университетским образованием, ты с изяществом испытываешь от этого чувство неловкости.

— И как же по-твоему я буду обращаться со своей женой? — спросил Дэвид, — впрягу ее в плуг, если сломается трактор?

— Все зависит от жены, сможет ли она с тобой справиться.

— Скорее всего, она сама впряжет тебя в плуг, — засмеялся Джон.

— Тебе придется подыскать мне такую милашку. У тебя ведь есть приятельницы, способные справиться с Уэстморлендской твердыней?

— Слушай, — сказала Анна, — сколько уже было таких попыток?

— Брось! Они все были либо плоскогрудые дивы в очках, с грязными ногтями и «Нью Стэйтмэн» подмышкой, либо особы в твидовых костюмчиках нелепых цветов, нейлоновых чулках и туфлях на высоких каблуках.

— А как насчет Нормы?

— Норме, — ответил Дэвид, — очень хотелось понаблюдать за случкой жеребца и кобылы. Она, вероятно, считала это чрезвычайно интересным и полезным опытом.

— Ну что же тут плохого для фермерской жены?

— Не знаю, — сухо ответил Дэвид. — Но это шокировало старого Джесса. Наши понятия о приличиях отличаются от общепринятых, хотя, может, они и смешны.

— Я как раз об этом и говорила, — сказала Анна, — ты еще недостаточно цивилизован и всю жизнь проживешь холостяком.

Дэвид усмехнулся:

— Хотелось бы знать, можно ли надеяться, что Дэви когда-нибудь спасет меня от окончательной деградации?

— Дэви собирается стать архитектором, — сказал Джон. — Ты бы видел чудовище, которое я сейчас помогаю ему строить.

— Дэви сделает так, как сочтет нужным, — заметила Анна. — А пока, мне кажется, он готовится стать альпинистом. А Мэри? О ней вы забыли?

— Не представляю Мэри архитектором, — сказал Джон.

— Мэри выйдет замуж, — добавил Дэвид, — как любая женщина, которая чего-нибудь стоит.

Анна изучающе посмотрела на них:

— Вы оба настоящие дикари. По-моему, все мужчины такие. Только у Дэвида налет цивилизованности почти совсем облупился.

— Что плохого в том, если я считаю замужество само собой разумеющимся для женщины? — спросил Дэвид.

— Я не удивлюсь, если Дэви тоже женится, — сказала Анна.

• Предыдущая
• 2/38
• Следующая