Чужой - Юргелевич Ирена - Страница 7
- Предыдущая
- 7/46
- Следующая
Он посмотрел на них с таким изумлением, словно с ним заговорили на иностранном языке.
— Да, — поддержал Вишенку Мариан. — Обязан.
— Вы что, взбесились? — крикнул парень. Но Вишенку нельзя было смутить криком.
— Ничего не взбесились, просто считаем, что с такой ногой расхаживать нельзя.
— Вот еще! Некогда мне таскаться по врачам! Я не на прогулке, — раздраженно говорил парень.— У меня дело есть.
— А если будет заражение крови?
— Почему это должно быть заражение?
— Потому что ты, наверно, загрязнил рану.
Возможность заражений испугала всех. Уля побледнела.
Юлек перестал стругать палку и взволнованно спросил: — А это опасно?
— Конечно, — ответил Мариан.
— Откуда ты знаешь?
— Это все знают. И потом, у моей мамы было заражение крови. . . Ей делали уколы.
— Если будет заражение,— настойчиво объяснила Вишенка, — нога у тебя распухнет, как бревно, и ты вообще никакого дела не сделаешь.
Незнакомец глядел то на Вишенку, то на Мариана, то снова на Вишенку, как бы соображая, правду ли они говорят. Уля поняла, что он тоже испугался, и ее опять охватило чувство непонятной жалости, как в те минуты, когда его бил озноб и она поила его горячей водой.
— Не будь дураком! — просительно сказал Юлек. — Соглашайся!
— Соглашайся, — тихо повторила Уля. Он хмуро молчал. Потом буркнул:
— И вообще, врач меня не примет... надо, наверно, какую-нибудь бумажку.
— Я попрошу отца,— быстро проговорила Уля. Он посмотрел на нее с удивлением:
— Так этот врач — твой отец?
— Да. Он живет в Ольшинах.
—- Мы тебя отведем! — крикнул Юлек, чувствуя, что незнакомец сдается, и радуясь, что можно что-то для него сделать. Тут же он объяснил, что до Ольшин, всего полтора километра и доктор живет на ближнем конце села.
— Который час? — спросил Мариан у Вишенки. Из всей четверки у нее одной были часы, которыми она очень гордилась.
— Четверть пятого,— ответила она. — Надо идти.
— Ну, так идите,— сказал парень.— Я сейчас тоже приду. — Зачем? — запротестовал Юлек. — Вместе ведь лучше!
— И так дойду. Не люблю таскаться с целой оравой.
Это прозвучало не слишком приятно, однако ребята и не подумали обидеться. Их заботило другое: а не собирается ли он попросту сбежать? Парень это, видно, почувствовал и пробурчал:
— Говорю, приду — значит, приду.
— Пойдем,— шепнула Уля Вишенке, — оставим его с мальчишками. — И в ответ на удивленный взгляд Вишенки прибавила: — Потом объясню.
— Ну, мы с Улей пошли, — громко сказала Вишенка. Парень не ответил, но Уля видела, что он рад их уходу.
Идя к тропинке, девочки слышали, как он толковал мальчишкам, что придется разрезать ботинок, иначе не налезет, на что Юлек завопил: «С ума сошел, такие замечательные кеды!»— и объявил, что мигом слетает домой и притащит какие-нибудь старые дедушкины тапки. Девочки еще не успели дойти до берега, как Юлек обогнал их, крикнул: «Сейчас вернусь!» — в три прыжка пронесся по мостику и скрылся в тополиной кроне.
— Что ты хотела мне сказать? — спросила Вишенка.
— Он стеснялся с нами идти, понимаешь? Тряпка у него грязная, и потом, он, наверно, хромает. Перед ребятами ему не так стыдно.
* * *
В приемной уже было несколько пациентов, но доктор еще не пришел. Уля, волнуясь, бегала то в кабинет отца, откуда можно было посмотреть на дорогу, то на кухню, к пани Цыдзик, которая своим спокойствием умеряла нетерпение девочки. Пани Цыдзик то и дело заходила в приемную, рассаживала больших, успокаивала, говоря, что доктор скоро будет, и, указывая входящим на соломенный коврик, мягко, но настойчиво призывала к соблюдению гигиены. Вернувшись на кухню, она присаживалась на табурет, раскидывала вокруг себя широкую юбку с множеством складок и принималась рассказывать Уле, откуда какой больной явился, попутно излагая свои взгляды на каждую болезнь и способы ее лечения. Уля пропускала эти рассуждения мимо ушей—не ради них она бегала на кухню. Ей приятно было само присутствие пани Цыдзик и ее ласково-заботливое отношение к людям.
— Что это ты, Улька, крутишься, как веретено? — спросила пани Цыдзик, заметив возбуждение девочки.— В чем дело?
— Отец что-то запаздывает...
— Не так-то легко ему из больницы вырваться. Держат его там, не пускают.
Через минуту Уля была в кабинете. Проселочная дорога по-прежнему была пуста, лишь обочиной маленькая девчонка гнала корову. В подсыхающих лужах отражалось розовое вечернее небо. На верхушке придорожной сосны уселась желтая коноплянка и робко затянула свою однообразную песенку. Потом вспорхнула и улетела: она первая заметила из-за поворота старый драндулет доктора.
Когда Уля снова вошла в кабинет, отец уже надел белый халат и мыл руки под спрятанным за ширмой рукомойником.
— Отец, я хотела... — проговорила Уля и остановилась, чтобы набрать воздуху.
Отец вышел из-за ширмы и внимательно смотрел на нее.
— У меня есть просьба.
— В самом деле? А что?
Уле показалось, что он обрадовался. Но она вовсе не хотела доставить ему удовольствие. И тут ей пришла в голову удачная мысль:
— То есть это даже не моя просьба, а Мариана и Юлека.
— Ах, вот как... — проговорил он медленно, как бы с разочарованием. И тут же насмешливо улыбнулся: — Ну, так что же?
— Тут один парень. . . Он порезал ногу. . . Нельзя ли. . .— Она не хотела говорить отцу «ты».
— Чтобы я его принял? — сухо закончил он. - Да.
— Хорошо. Завтра.— Голос отца звучал теперь деловито и официально. — Сегодня у меня много пациентов.
— По-моему, у него жар, — с трудом проговорила Уля. — И нога загноилась. . .
— Ну хорошо, пусть будет сегодня. Когда он придет, постучи ко мне. — И, усевшись за стол, доктор начал раскладывать по местам очки, врачебные записи и инструменты.
Уля не уходила.
— Ну, что еще? — спросил он, не отрываясь от дела. — ...Боюсь, что у него нет денег...
Рука, державшая стетоскоп, замерла. Доктор пристально посмотрел на дочь:
— Не бойся, я не потребую с него денег.
Уля чувствовала, что ее замечание задело отца, но извиняться не собиралась. Он сразу это понял:
— Ну, иди, дорогая, мне некогда.
Уля вышла на веранду. У калитки стояли Мариан, Юлек и тот, чужой парень. Опираясь о плетень, он с беспокойством смотрел на окна домика, то и дело оглядываясь на дорогу, как бы желая удостовериться, что пути к бегству открыты. Он был похож на собаку, которая боится, что ее ударят, но не убегает, потому что голодна.
— Ну как? — быстро спросил Юлек. — Договорилась?
— Конечно, — ответила она спокойно, как будто это было для нее привычным делом.
— Куда идти? — хмуро спросил парень. — Не торчать же здесь, у забора!
Уля провела его по тропинке к входной двери. Он шел за ней неровной, спотыкающейся походкой. У входа она остановилась и торопливо прошептала:
— Я буду рядом, на террасе. Пойти меня, когда выйдешь. Может, тебе что-нибудь понадобится в дорогу.
— Ладно. Но мне ничего не нужно.
Они вошли в приемную. Парень сел радом с другими больными, а Уля постучала в дверь кабинета. Вскоре дверь открылась, и доктор быстро оглядел присутствующих.
— Вот он, — шепнула Уля.
— Хорошо.
Дверь снова захлопнулась. Парень сидел, уставившись в пол, чтобы не встречаться с любопытными взглядами соседей.
Зная, что мальчики будут ее ждать, Уля вернулась к калитке.
— Он нам сказал, как его зовут, — Зенек, Зенон Вуйчик! — немедленно сообщил ей Юлек. Глаза у него горели, новость казалась ему чрезвычайно важной.
— А в остальном мы знаем о нем столько же, сколько раньше, то есть вообще ничего, — пожал плечами Мариан.
— Знаешь, он ночевал на острове! — возбужденно продолжал Юлек. — Представляешь, целую ночь там пробыл! Один-одинешенек, в нашей палатке! В такой дождь! Хорошо хоть там было наше одеяло.
- Предыдущая
- 7/46
- Следующая