Чужой - Юргелевич Ирена - Страница 17
- Предыдущая
- 17/46
- Следующая
Как Вишенка и предвидела, мама протестует:
— Нет, девочка, приходи обедать вовремя, нельзя столько сидеть у воды.
— Конечно, приду, но после купанья знаешь как есть хочется!
Мать ласково улыбается и, слегка прихрамывая — она недавно сломала ногу, — идет на кухню готовить дочке второй завтрак.
Наконец Вишенка, получив в придачу к бутербродам еще огурец и несколько конфет, выбегает на улицу. Когда дома скрывают ее от стоящей на крыльце матери, она облегченно вздыхает. Все обошлось благополучно, а все-таки было неприятно…
***
Как и вчера, Зенек ждал их на берегу. Едва Вишенка и Уля вынырнули из тополиной кроны, он быстро спросил:
— Они поехали?
— Поехали! — крикнула Вишенка. — Но Юлек чуть-чуть не остался!
— Почему? — забеспокоился Зенек.
Вишенка, смеясь, рассказала о волнениях из-за залога.
— Хорошо еще, что Юлек вспомнил про мои часы, — закончила она. Теперь, рассказывая все это Зенеку, она была действительно рада, что мальчуган обратился за помощью именно к ней и что она ему не отказала.
Зенек внимательно посмотрел на нее:
— И тебе не страшно было отдавать?
— Вот еще! — искренне рассмеялась девочка.
Уле стало ужасно обидно, что у нее нет ничего ценного. Впрочем, если бы у нее и было что-нибудь, она поступила бы, конечно, так же, как Вишенка, но никто бы об этом не узнал. Она бы никому не стала рассказывать. И Уля в который раз позавидовала Вишенкиной бойкости.
— Как твоя нога? — спросила Вишенка.
— Лучше.
— Думаешь, подживает?
— Думаю, да.
Вишенка опять рассмеялась:
— Признайся, Зенек, наверно, у тебя за сочинения одни двойки, правда?
— Почему?
— По разговору видно. «Лучше — хуже», «да — нет», «пришел — ушел», «хочу — не хочу». Никакого разнообразия!
— Я болтать не люблю.
— Это заметно! Зенек не ответил.
Они перешли на поляну. Из-за кустов поднялся Дунай. Он принюхался издали, не пахнет ли съестным, и снова улегся на траву.
— Разведем костер, — решила Вишенка.
Стали собирать хворост. Зенек, припадая на ногу, тоже принял участие в работе, хотя Вишенка и повторяла, что это лишнее, и даже Уля осмелилась сказать тихонько, что ему лучше бы посидеть, подождать. Зенек буркнул, по обыкновению: «Ничего со мной не случится», и притащил из чащи, куда никто до сих пор не заглядывал, две большие сосновые ветки, сорванные ветром. Когда Уля наполнила водой и поставила на кирпичи котелок, Зенек разжег огонь, Вишенка присела на корточки рядом с ним, Уля, как всегда, немного позади.
Некоторое время все трое молча смотрели на огонь. Черные ветви, охваченные язычками пламени, наливались краснотой, становились прозрачными и хрупкими, потом серели и рассыпались в пепел. Порой, прежде чем окончательно рассыпаться, они неожиданно стреляли голубыми огоньками — и каждый раз это было маленькое чудо...
— Люблю смотреть на огонь, — расхрабрившись, заметила Уля.
— Я тоже, — подхватила Вишенка. Ей явно надоела эта тишина, она коварно посмотрела на Зенека и со смехом добавила: — Огонь такой загадочный! Совсем как Зенек.
— Я? — отозвался тот недовольно. — Что ты выдумываешь!
— Ничего я не выдумываю. Мы до сих пор не знаем даже, где ты живешь.
Зенек подтянул к себе суковатую ветку и начал с треском ломать ее. Вишенка насмешливо уставилась на него, ожидая ответа.
— Вот видишь? — фыркнула она. — И сейчас не хочешь говорить.
— Я живу во Вроцлаве.
— Во Вроцлаве? — изумилась Вишенка. — Это же ужасно далеко!
— Далеко, — подтвердил он, бросая сучья в костер.
— И ты из самого Вроцлава ехал сюда автостопом?
— Да.
Вишенка, так же как раньше Мариан и Юлек, позавидовала Зенеку. Родители не раз говорили, что в самостоятельное далекое путешествие отпустят ее только после окончания школы. Но признаваться в этом не хотелось, и она лишь тихонько вздохнула.
— Я была раз во Вроцлаве, мы с папой на самолете летали. Ты летал когда-нибудь на самолете?
— Нет.
— А я летала, два раза! — Вишенка была в восторге, что у нее есть хоть такое преимущество перед Зенеком. — Один раз во Вроцлав, а потом в Щецин. А что делает твой отец?
— Вода кипит, — заметила Уля.
— Что делает твой отец? — повторила Вишенка.
Она прекрасно поняла, что Уля считает ее поведение бестактным и нарочно хочет переменить разговор, однако отступать не собиралась. Ей-богу, это ведь глупо — вести себя так, как Зенек!
— У моего отца авторемонтная мастерская, — буркнул парень.
— А мой папа инженер! — похвасталась Вишенка, хотя никто ее не спрашивал. — А мама работает в проектном бюро, а сейчас у нее отпуск, и мы вместе с ней приехали в Ольшины. Она никуда со мной не ходит, потому что ей недавно сняли гипс с ноги и велели не утомляться... А знаешь что? Она на минуту задумалась. — Вот ты вчера нам про птиц сказывал, так я думала, ты в деревне живешь.
— Я раньше часто ездил в деревню. К дедушке.
— А теперь больше не ездишь?
— Нет.
— Почему?
Зенек не ответил. Заметно было, что он уже здорово разозлился. Вишенка смекнула, что пора кончать расспросы, и объявила, что сейчас заварит чай.
— Я принесла, — сказала Уля и достала из своей сумочки пачку чая и полукилограммовый пакет сахара.
— Куда столько? — засмеялась Вишенка. — Нам две ложечки на заварку хватит.
Уля и сама знала, что хватило бы двух ложечек... но в магазине столько не продают, а из дому она брать не хотела. Она не сказала об этом даже Вишенке, слишком горько было бы признаться, что у родного отца чувствуешь себя чужой. О том, чтобы взять что-либо без спросу, не могло быть и речи, а попросить еды с собой — добавочный завтрак или полдник,— одна эта мысль была ей противна. Как она вчера мучилась, когда решила взять из домашней аптечки доктора кусок марли, вату и бинт! Но тут уж ничего нельзя было поделать: от грязной повязки могло начаться заражение крови. Кроме того, успокаивала себя Уля, потом можно будет купить все это в Лентове и положить на место. К счастью, у нее было немного денег — тетки перед отъездом дали ей с собой пятьдесят злотых, чтобы не нужно было просить на каждый пустяк у отца. Теперь Уля с благодарностью вспоминала их доброту.
— Все равно, — сказала она, подавая Вишенке пакеты,— пусть останется у нас на складе, может еще пригодиться.
Вишенка заварила чай, разложила на бумаге бутерброды пододвинула их к Зенеку.
— Ешь, колбаска первый сорт.
— Я уже завтракал.
— Чего ты там завтракал? — накинулась на него Вишенка. — Опять принимаешься за вчерашнее?
— Завтракал, — упрямо повторил Зенек. — Юлек мне купил хлеба.
— То хлеб, а то булка с маслом и колбасой! Бери, не то разозлюсь.
— Возьми, — сказала Уля.
Зенек взял наконец и начал есть маленькими кусочками, словно бы неохотно. Дунай, учуяв соблазнительный запах колбасы, встал и, как всегда, замер в ожидании. Вишенка заявила, что сегодня и она хочет попробовать покормить собаку с руки. Она старалась вести себя точно так же, как Уля: положила кусок булки на ладонь и, став на колени, долго и терпеливо манила Дуная к себе. Но он не шел. Страх был сильнее голода.
— Ничего не выйдет. Ладно, пусть Уля ему даст, — сказала наконец Вишенка с некоторым раздражением. Не отдавая себе в этом отчета, она считала естественным, что у нее все и всегда должно получаться лучше, чем у Ули.
К Уле Дунай подошел гораздо скорее, чем вчера, и уже не кидался на хлеб так отчаянно. Однако, когда она во время еды попыталась его погладить, он отскочил назад.
— Рано еще гладить, — сказал Зенек. — Такие животные приручаются не сразу.
— Он уж такой, — с гордостью сказал Зенек. — Где бы он ни работал, его ни за что не хотят отпускать. Уважают его. — Ты нам еще не показывал компас, — вспомнила Вишенка.
— Это мне на память, — объяснил он, доставая компас из кармана. И добавил, не дожидаясь расспросов: — Я родился вскоре после того, как дядя вернулся в Польшу. И он дал его маме — для меня.
- Предыдущая
- 17/46
- Следующая