Убийство по алфавиту - Кристи Агата - Страница 38

• Предыдущая
• 38/41
• Следующая

Сист помолчал.

— Конечно, она ошибалась. Я понял это сам очень рано. Мне не суждено было пробиться. Всегда я делал глупости — надо мной смеялись. А я робел, боялся людей. В школе мне пришлось плохо.., когда мальчишки узнали, как меня зовут, они принялись дразнить меня… Учился я плохо, со спортом у меня не ладилось… Он покачал головой.

— Потом матушка умерла. Она бы огорчилась, если бы узнала… Даже в коммерческом училище дела у меня не пошли на лад — и машинописи, и стенографии мне пришлось учиться дольше других. Но дураком я себя не считал, понимаете?

Внезапно Сист с мольбой посмотрел на Пуаро.

— Понимаю, — ответил Пуаро. — Продолжайте.

— Я только чувствовал, что другие считают меня дураком. А это меня лишало сил. То же было и позже, в конторе.

— А еще позже, на войне? — поинтересовался Пуаро.

Неожиданно лицо мистера Систа осветилось.

— Знаете, — признался он, — на войне было хорошо. По крайней мере, мне. Впервые в жизни я чувствовал себя таким, как все. Мы все попали в переплет. И я был не хуже других.

Улыбка на его лице померкла.

— А потом я получил ранение в голову. Легкое ранение. Но выяснилось, что у меня припадки… Я, конечно, и раньше знал, что по временам сам себе не могу дать отчета, что делаю. Страдал провалами памяти. Ну, и раз-другой упал. Но, по-моему, не стоило из-за этого увольнять меня из армии. Несправедливо это.

— Ну а потом? — спросил Пуаро.

— Я поступил на место клерка. Во время войны можно было недурно заработать. Да и потом дела шли неплохо. Конечно, жалованье стало поменьше… Да и по службе я не продвигался. Меня всегда обходили. Пробивной силы не хватало. Стало трудно, по-настоящему трудно… Особенно когда начался кризис. Сказать по правде, еле на прожитье хватало, а ведь у клерка должен быть приличный вид — и тут подоспело это предложение насчет чулок. Жалованье плюс комиссионные!

Пуаро негромко спросил:

— Но ведь вы знаете, что фирма, которая якобы вас наняла, это отрицает?

Мистер Сист снова разволновался.

— Это потому, что они тоже в заговоре.., в заговоре против меня. — Он продолжал: — У меня есть доказательства.., письменные доказательства… У меня сохранились письма из фирмы с указаниями, куда поехать и каких людей посетить.

— Но эти письма напечатаны на машинке…

— Какая разница! Естественно, что большая оптовая фирма рассылает машинописные письма.

— Неужели вы не знаете, мистер Сист, что можно установить, на какой машинке напечатано письмо? Все эти письма напечатаны на одной и той же машинке.

— Ну и что?

— На вашей собственной машинке — ее нашли у вас в комнате.

— Мне прислали эту машинку из фирмы, когда я начал работать.

— Да, но эти письма были получены после этого. Тем самым получается, что это вы их напечатали и отправили сами себе.

— Нет-нет! Все это — часть заговора против меня!

Неожиданно Сист добавил:

— Кроме того, естественно, что их письма напечатаны на машинке той же марки.

— Той же марки — да, но не на той же машинке!

Мистер Сист упрямо повторил:

— Это заговор.

— А как объяснить справочники “Эй-би-си” у вас в шкафу?

— Я ничего о них не знаю. Я думал, там одни чулки.

— Почему вы пометили птичкой фамилию миссис Эшер в списке жителей Эндовера?

— Потому что я решил начать с нее. Надо же откуда-то начать.

— Да, вы правы. Откуда-то надо начать.

— Я вовсе не это имел в виду! — воскликнул Сист. — Я не имел в виду того, что вы.

— Откуда вы знаете, что я имею в виду?

Мистер Сист не ответил. Его бил озноб.

— Я этого не делал! — воскликнул он. — Я не виноват! Все это ошибка. Возьмите второе преступление — убийство в Бексхилле. Я в это время играл в домино в Истборне. Не будете же вы с этим спорить!

В его голосе звучало торжество.

— Да, — ответил Пуаро задумчиво и мягко, — но разве трудно ошибиться на один день? И если вы тверды и упрямы, как мистер Стрейндж, вы и не подумаете о том, что могли ошибиться. Вы будете держаться за собственные слова… Стрейндж как раз такой человек. А что касается гостиничной регистрационной книги, то ничего не стоит, ставя в ней свою подпись, указать неверную дату, — этого, скорее всего, никто не заметит.

— В тот вечер я играл в домино!

— Говорят, вы прекрасно играете в эту игру.

Мистер Сист слегка смутился.

— Я? Да.., я неплохо играю.

— Это ведь очень увлекательная игра, требующая большого искусства?

— О да, для домино нужна хорошая голова, хорошая голова! В Сити мы часто играли во время обеденного перерыва. Вы не поверите, как домино сближает совсем незнакомых людей.

Сист усмехнулся:

— Вспомнил я одного человека.., да и как его забыть — ведь он мне такое сказал… Разговорились мы с ним за кофе и сели играть в домино. Так вот, минут через двадцать мне уже казалось, что мы знакомы всю жизнь.

— Что же он вам сказал? — поинтересовался Пуаро. Лицо мистера Систа помрачнело.

— Мне тогда стало жутко.., я испугался. Он мне говорил, что можно прочесть судьбу человека по руке. И показал мне свою ладонь и линии, которые предвещали, что он дважды будет тонуть, но избежит смерти — так в его жизни и вышло. А потом он посмотрел на мою ладонь и предсказал мне удивительные вещи. Я, мол, перед тем как умру, прославлюсь на всю Англию. Вся страна обо мне заговорит. А еще он сказал.., он сказал…

Голос мистера Систа дрогнул.

— Что же?

В спокойном взгляде Пуаро было нечто магнетическое. Мистер Сист поглядел на него, отвернулся и снова посмотрел ему в глаза, как загипнотизированный кролик.

— Он сказал.., он сказал, что мне, похоже, предстоит умереть не своей смертью, и со смехом добавил:

“Выходит, вам не миновать смерти на эшафоте”. А потом захохотал и сказал: это-де все шутка…

Внезапно мистер Сист умолк. Он снова отвел бегающие глаза.

— Головные боли.., они истерзали меня.., иногда голова просто раскалывается. А бывает, что я не знаю.., не знаю…

Сист замолчал.

Пуаро подался вперед. Он заговорил негромко, но с большой твердостью.

— Вы ведь знаете, — сказал он, — что это вы совершили убийства?

Мистер Сист поднял глаза. Взгляд его был бесхитростен и прям. Сопротивляться он больше не мог. Странно, но он как будто бы успокоился.

— Да, — кивнул мистер Сист, — знаю.

— Но вы ведь не знаете, зачем вы их совершили?

— Нет, — ответил он. — Зачем — не знаю.

Мы сидели, напряженно вслушиваясь в объяснения Пуаро, завершавшие дело.

— Все это время, — признался Пуаро, — меня беспокоил ответ на вопрос: почему? Недавно Гастингс сказал мне, что дело закончено. Я ответил ему, что дело — это человек. Тайна заключена не в убийствах, а в самом убийце! Почему он счел необходимым совершить свои преступления? Почему он избрал в качестве противника меня? Сказать, что этот человек психически неуравновешен, не значит ответить на эти вопросы. Думать, что преступник совершает безумные действия просто потому, что он безумен, глупо. Безумец так же логичен и последователен в своих поступках, как и нормальный человек, но он опирается на безумную точку зрения. К примеру, если кто-то разгуливает по улицам в одной набедренной повязке, это может показаться чрезвычайно эксцентричным. Но если вам известно, что чудак искренне считает себя Махатмой Ганди, его поведение сразу становится логичным и объяснимым. В нашем деле необходимо было вообразить себе личность, устроенную так, что для нее объяснимо и логично пойти на четыре убийства — а то и больше — и с помощью писем предуведомить о преступлениях Эркюля Пуаро. Мой друг Гастингс подтвердит вам, что с момента получения первого письма я был обеспокоен и удручен. Мне сразу показалось, что с этим письмом не все обстоит гладко.

— И вы были совершенно правы, — суховато произнес Франклин Сислей.

— Да. Но с самого начала я допустил грубую ошибку. Я не позволил этому ощущению, очень сильному ощущению, перерасти в нечто большее. Я обошелся с ним так, словно это проявление интуиции. В уравновешенной, мыслящей голове нет места интуиции, то есть озарению! Вы, конечно, вправе гадать, и догадка окажется либо верной, либо ошибочной. Если она верна, вы назовете ее интуицией. Если она ошибочна, вы, скорее всего, выбросите ее из головы. Однако то, что нередко именуют интуицией, есть не что иное, как впечатление, основанное на логической дедукции или опыте. Когда специалисту кажется, что картина, предмет искусства или подпись на чеке — фальшивка, то, в сущности, это впечатление зиждется на массе неприметных признаков и деталей. Специалисту нет нужды во все это вникать: за него это делает опыт, а в результате у него создается твердое убеждение в том, что дело нечисто. Но это не догадка — это впечатление, основанное на опыте. Eh bien, должен признать, что не отнесся к первому письму надлежащим образом, хотя и был в высшей степени встревожен. Полиция усматривала в письме розыгрыш. Я подошел к нему серьезно. Я не сомневался, что в Эндовере, как и было обещано, свершится убийство. Как вы знаете, так оно и вышло. Мне было ясно, что в тот момент никакими средствами нельзя было установить личность преступника. Единственный возможный для меня путь заключался в том, чтобы представить себе, какого типа личность могла на это пойти. Кое-какими данными я располагал. Письмо.., техника преступления.., личность убитой… Мне оставалось определить мотивы, вызвавшие преступления и появление письма.

• Предыдущая
• 38/41
• Следующая