Третья девушка - Кристи Агата - Страница 36

• Предыдущая
• 36/50
• Следующая

Пуаро глубоко вздохнул.

— Ну что, не очень-то я вам помог? — спросил старший инспектор.

— Всегда полезно иметь официальную информацию. Правда, то, что вы сообщили, навряд ли мне пригодится. — Он еще раз вздохнул и неожиданно спросил:

— Если бы при вас случайно упомянули, что женщина, молодая привлекательная женщина носит парик, о чем бы вы подумали?

— Да ни о чем! — отозвался старший инспектор Нил, а потом добавил с легким раздражением:

— Моя жена носит парик, когда мы путешествуем. Удобно и позволяет сэкономить массу времени.

— Ну не обессудьте, если отнял у вас слишком много времени, — сказал Пуаро.

Когда они прощались, старший инспектор спросил:

— Сведения о самоубийстве, которое вас интересует, вы получили? Я распорядился послать материалы на ваш адрес.

— Да, благодарю. Все официальные бумаги я получил. Сухой деловой отчет, так сказать.

— Вы сейчас что-то упомянули, что-то связанное с этим самоубийством. Вот только что? Да, история грустная, но.., не такая уж редкая. Веселая, жизнерадостная и вроде бы вполне благополучная женщина, обожающая мужское общество; все чаще пьет и постепенно начинает катиться под гору. Затем вдруг зацикливается на своем здоровье. Ну сами знаете, с женщинами такое бывает: вобьет себе в голову, что у нее рак или еще какая-нибудь пакость, и, конечно, сразу же к врачу, тот заверяет, что она вполне здорова, но она тем более проникается уверенностью, что у нее смертельный недуг и что врач, следуя профессиональной этике, всячески от нее это скрывает. Хотите знать мое мнение, откуда это идет? Чувствуют они, бедняжки, что все меньше привлекают внимание мужчин, а в результате депрессия. Да, история известная. Страдают от одиночества… Вот так и миссис Шарпантье… Не думаю, чтобы… — Он умолк. — Ну да, конечно! Вы же спрашивали про нашего драгоценного парламентария мистера Риис-Холленда. Он ведь тоже большой жизнелюб. Только у него все шито-крыто, комар носа не подточит. Ну да как бы то ни было, Луиза Шарпантье одно время была его любовницей. Вот так-то.

— Серьезные отношения?

— Не сказал бы. Вместе посещали сомнительные клубы и прочие злачные места. Вы ведь знаете, мы следим, что и как, естественно, очень деликатно. В прессе, правда, ничего не было. Никакой огласки.

— Ах, так!

— Но роман длился довольно долго. Их видели вместе примерно полгода, хотя не думаю, чтобы все это время у него больше никого не было, да и у нее тоже. А потому вам вряд ли что-нибудь удастся извлечь из этого, а?

— Да, вряд ли, — согласился Пуаро.

«Тем не менее, — думал он, спускаясь по лестнице, — тем не менее это звено в моей системе. Теперь понятно, почему вдруг смутился мистер Макфарлейн. Да, звено, маленькое звено между Эмлином Риис-Холлендом, членом парламента, и Луизой Шарпантье, Скорее всего, оно ничего не значит. С какой, собственно, стати? И все же, и все же… Я знаю слишком много! — сердито подытожил Пуаро. — Слишком много! Знаю что-то о всех и вся, но не могу выстроить стройную систему. Половина фактов к делу не относится. Мне нужна система. Да, система!»

— Все царство за систему! — добавил он вслух.

— Прошу прощения, сэр? — сказал лифтер, с недоумением оборачиваясь к нему.

— Это я так, — объяснил Эркюль Пуаро.

Пуаро остановился у дверей Уэддербернской галереи, рассматривая афишу с тремя воинственными коровами, весьма удлиненными к хвосту и зажатыми между колоссальными и весьма причудливыми ветряными мельницами. Коровы были словно сами по себе, мельницы сами по себе, а жутковатый лиловый цвет — сам по себе.

— Интересно, не правда ли? — произнес мурлыкающий голос.

Возле его локтя возник пожилой мужчина, обнажив в улыбке огромное количество превосходных зубов.

— Такой свежий взгляд! — У него были крупные пухлые белые руки, которые словно выделывали сложные танцевальные па. — Чудесная выставка. Закрылась на прошлой неделе. Выставка Клода Рафаэля открылась позавчера. Обещает иметь успех. Очень большой.

— А! — сказал Пуаро и позволил увлечь себя сквозь серые бархатные портьеры в длинный зал.

Пуаро обронил несколько осторожных, но не слишком восторженных замечаний, и толстяк тут же ловко им завладел, видимо, почуяв, что здесь требуется бережное отношение — чтобы не спугнуть. Всеми тонкостями обольщения потенциального покупателя толстяк владел в совершенстве. Вы сразу ощущали, что он будет сердечно рад, если вы проведете у него в галерее целый день и ничего не купите. А просто будете наслаждаться восхитительными картинами — пусть даже на первый взгляд вы отнюдь не сочтете их восхитительными. Но, уходя, вы уже будете знать точно, что они действительно достойны всяческого восхищения. Не поскупившись на несколько полезных наставлений относительно того, как следует воспринимать живопись, и выслушав несколько дилетантских оценок вроде «а вот, пожалуй, недурно», мистер Боскомб перешел к тактичному, но более активному натиску:

— Очень интересное замечание. Оно, скажу вам со всей откровенностью, указывает на большую чуткость. Видите ли, ею одарены далеко не все. Большинство предпочитает что-нибудь.., ну, скажем, более очевидное, вроде вот этого. — И он указал на чередующиеся голубые и зеленые полосы в углу холста. — Но тот фрагмент.., да, вы уловили самую сущность произведения. Я бы сказал.., но, конечно, это лишь мое личное мнение, что это один из шедевров Рафаэля.

Они вместе дружно наклонили головы набок, созерцая перекошенный оранжевый ромб, к которому на тонких нитях были подвешены два человеческих глаза. Доверительные отношения были установлены, время, по-видимому, не ограничивалось, и Пуаро небрежно сказал:

— Если не ошибаюсь, у вас работает мисс Фрэнсис, не правда ли?

— А, да, Фрэнсис! Умная девочка. Есть чутье и вкус, и организационные способности вдобавок. Только что вернулась из Португалии, где устраивала для нас выставку. Весьма успешную. И сама недурно пишет, но ей недостает истинно творческого начала. Вы меня понимаете? Деловая сторона — вот в чем ее сила. И по-моему, она сама это сознает.

— Как я слышал, она умеет отыскивать новые таланты?

— О да. Интересуется Les Jeunes[64]. Поощряет многообещающих. Прошлой весной уговорила меня устроить выставку молодых художников. Имела большой успех.., отмечена прессой… Но, конечно, без особых сенсаций. Да, у нее есть свои протеже.

— Я, как вы понимаете, несколько старомоден. Некоторые из этих молодых людей… Vraiment![65] — Пуаро выразительно развел руками.

— О! — снисходительно промолвил мистер Боскомб. — Не судите о них по внешности. Просто мода, и ничего больше. Бороды и джинсы, парча и кудри. Все это преходяще…

— Дэвид.., как его там? Я забыл фамилию. Мисс Кэри, кажется, высокого о нем мнения.

— А вы уверены, что его зовут не Питер Кардифф? Он ее нынешний протеже. Учтите, я не так в нем уверен, как она. Он не столько авангардист, сколько консерватор.., если не реакционер. Чистый.., порою чистейший Берн-Джонс[66]! Но как знать заранее? Случаются всякие всплески. Она иногда ему позирует.

— Дэвид Бейкер! Вот как его фамилия, — сказал Пуаро.

— Недурен, — ответил мистер Боскомб без всякого восторга. — Правда, слишком мало своего, по моему мнению. Из той же группы художников, о которой я только что упомянул. Неплох, конечно, но ничего выдающегося. Эклектичен[67].

Пуаро отправился домой. Мисс Лемон принесла ему письма на подпись и удалилась. Джордж подал omelette fines herbes[68], сдобрив его тактичным сочувствием. Перекусив, Пуаро устроился поудобнее в кресле с квадратной спинкой и уже собрался взять чашечку с кофе, как зазвонил телефон.

• Предыдущая
• 36/50
• Следующая