Мифологемы - Холлис Джеймс - Страница 29

Зависимости присущи всем людям. Стоит лишь посмотреть на цикличные методы борьбы с тревогой, которые развились на рефлекторной основе в повседневной жизни. Вопрос заключается не в том, существует ли зависимость, а в том, какая существует зависимость, какую символическую форму она принимает, в какой степени она развивается и каковы масштабы ее последствий. Что же касается парафилии, то Американская психиатрическая ассоциация (АРА) здесь снова прибегла к метафоре. Термин парафилия означает «всевозможные видоизменения нашей любовной тоски», – тоски, которая, наверное, может найти удовлетворение только в соединении с богами.

Все мы тоскуем вследствие расщепления души. Одна часть души жаждет зацепиться за землю в хтоническом объятии; другая тоскует по небесам, по трансценденции, по духовному пристанищу. Таким образом, в наиболее часто встречающихся формах психопатологии – зависимостях и парафилиях – мы видим тоску по единению с исчезнувшими божествами, источниками жизни, первоисточниками нашей энергетической системы, хранилищем смысла – с домом, от которого мы отделились и к которому, естественно, стремится наша душа.

Пока мы будем называть «богом» того, по кому мы тоскуем, и признавать силу своей тоски [182], только ограничиваясь психологическими рамками повседневности, мы будем лишь манипулировать своим поведением, поддерживать шаткую силу Эго, переживать рецидивы, навязчивые повторения и чувство вины [183]. Пока мы не сможем сознательно подчиниться тоске по богам, мы будем по-прежнему вязнуть в трясине материализма, пребывать в тупике бесплодных фантазий относительно изменения своего поведения и продолжать очернять человеческую душу.

Вместо того чтобы стремиться к восстановлению почтительного отношения к таинствам, наши современники, благодаря высоко научным психиатрическим установкам, оставляют эти вещи далеко за пределами нашего внимания. Поэтому наши болезни прогрессируют сильнее, а состояние нашей культуры становится все более безнадежным.

Когда мы не можем сформировать правильное отношение к собственной душе, нечто у нас внутри стремится нас защитить. Поэтому часто DSM-IV и те, кому приходится применять существующие в нем предписания, помещают своих клиентов в футляры поверхностных и умаляющих человека диагнозов. Достоинство и глубина каждой человеческой души, независимость духа и отдельный путь индивидуации, которым должен следовать каждый из нас, приносятся в жертву фантазии об обозначении, контроле и исправлении. Но богов нельзя поставить в дурацкое положение, и в результате таких усилий лишь увеличивается патология и клиента, и терапевта.

Вместе с тем парадокс заключается в том, что если боги – это болезни, то наши болезни являются религиозными. Если боги -это персонификации сил, которые правят Вселенной, то наши расстройства – это нарушения этих энергий и их намерений в отношении нас.

Другая категория возрастающей диагностической заболеваемости связана с тем, что сегодня называется «расстройствами личности». Ранее называвшиеся характерологическими расстройствами, словно они относились к недостаткам характера, не соответствующему какому-то коллективному смыслу морали, личностные расстройства являются недостатками «личности». Здесь мы снова сталкиваемся с влиянием метафоры, даже исходящей от АРА. Некоторые юнгианские теоретики называют эти феномены «расстройствами Самости», предполагая, что отношение к Самости было нарушено: чаще всего в родительской семье или в результате культурной травмы. Эта метафора является довольно полезной в той мере, в которой человек хочет приравнять деятельность Самости к телеологии богов. Что касается меня, то мне хочется иметь такое метафорическое равенство.

Действительно, метафорой является сама Самость. Это – не сущность, это – деятельность. Самость самоосуществляется; боги – «божествуют», так сказать. (Заметим, как трудно в нашем нарицательном, называющем языке превратить эти существительные в истинную идентичность, выраженную в глагольной форме. Это звучит ужасно, даже смешно, однако мы должны приложить усилия, чтобы восстановить динамическую, телеологическую и вместе с тем непредсказуемую сущность богов в их божественной деятельности.)

Конечно, я был несправедлив к АРА и к DSM-IV, ибо они создавались добросовестно, с серьезными намерениями, и существующая бюрократизация в нашей службе охраны психического здоровья, быть может, даже неизбежна. Простите меня за некоторую риторическую гиперболу, но все же позвольте мне настоять на своем. Мне хочется, чтобы мы не были околдованы сухим диагностическим языком, пустой псевдонаучной номенклатурой, этой книгой посланий Папы Римского, этой терапевтической Торой, как ими околдованы множество практикующих психологов, на которой настаивают многие страховые компании и из-за которой столько людей на всю жизнь почувствовали себя униженными, оскорбленными, с приклеенным ярлыком на всю оставшуюся жизнь.

Нельзя выписать рецепт, подходящий нашему общему состоянию: не существует прозака для человеческой личности, нет се-рентила для лечения прекращения деятельности души, нет рисперидона [184]в качестве духовного рецепта, как нет возможности избежать нашей аномии [185]. Если внешний и внутренний миф у нас не совпадают, то и душа остается разделенной. Если внешний миф не поддерживает индивидуацию, то мы проживаем экзистенциальную диссоциацию.

Такова атмосфера и таков контекст нашего времени, и именно поэтому в конце XIX века была изобретена глубинная психология.

К концу XIX века человеческая душа оказалась в пропасти между медицинской моделью, которая по своей сути прекрасна и полезна, – и екклесиастической моделью – такой тесной, которой она стала. Кто-то должен был опуститься в те глубины в поисках души, чтобы пойти по следу богов вплоть до их древней обители. Фрейд и Юнг, а также их последователи совершили этот шаг во внутреннюю пропасть, ибо они должны были его сделать. Это нужно было не только их пациентам, но и им самим, ради спасения своей собственной души. Снижение значимости родовой мифологии привело их к поиску истока всего мифа, движения души, обители богов и поля их действия.

Психоанализ – это не суррогатная религия, как заявляли некоторые критики. Тем не менее этот процесс может вызвать у человека возобновление трепетного ощущения при движении трансцендентных сил у него внутри. Как нам известно, институциональная религия часто может служить защитой от возможного религиозного переживания. И современная психотерапия в сильной степени является защитой от возможности истинной психологической встречи, которая происходит у тех людей, которые никогда не были ни на одной сессии индивидуального анализа. А что было бы, если бы к психике пришлось отнестись всерьез? Тогда следовало бы признать присутствие тех, кого мы метафорически называем богами] тогда можно было бы отказаться от фантазий о контроле и управлении и начать разгадывать покрытые мраком тайны своего странствия.

Истинная практика терапии заключается в приближении к нуминозному, к тому, чтобы под его воздействием снова испытать страх и трепет и тот душевный подъем, который бывал в детстве, и ощутить волю недремлющих богов в слабой плоти, в загадочных сновидениях и, наконец, быть может, благодаря расширению и углублению сознания.