Сверкающий цианид - Кристи Агата - Страница 9

• Предыдущая
• 9/43
• Следующая

– Кто вам сказал?

– Один неизвестный, кто вас знает.

– Кто он? Я не шучу, Розмари. Я должен знать.

Игривый взгляд метнула она в его сторону.

– Мой беспутный кузен Виктор Дрейк.

– Я никогда не встречал человека с таким именем.

– Полагаю, в то время, когда вы знали его, он пользовался другим именем. Берег фамильную честь.

Антони медленно произнес:

– Понимаю. Это было в тюрьме?

– Да. Я говорила с Виктором про его беспутную жизнь – сказала, что он позорит всех нас. Разумеется, у него в одно ухо вошло, а в другое вышло. Потом он усмехнулся и сказал: «Да и вы не безгрешны, моя прелесть. Прошлым вечером я видел, как вы танцевали с одним парнем – эта пташка уже побывала в клетке, а теперь он один из ваших лучших друзей. Слышал, называет себя Антони Брауном, в тюрьме-то он был Тони Морелли».

Антони непринужденно сказал:

– Мне хотелось бы возобновить знакомство с этим другом моей юности. Старые тюремные связи прочные.

Розмари мотнула головой.

– Вы опоздали. Сейчас он плывет в Южную Америку. Вчера отправился.

– Ясно. – Антони глубоко вздохнул. – Значит, вы единственный человек, которому известны мои тайны.

Она кивнула.

– Я вас не выдам.

– Так будет лучше. – Голос его сделался строгим и мрачным. – Послушайте, Розмари, не играйте с огнем. Вы ведь не хотите…

– Вы угрожаете мне, Тони?

– Предупреждаю.

Вняла ли она этому предупреждению? Почувствовала ли таящуюся в нем угрозу? Безмозглая дурочка. Ни крупицы здравого смысла в ее красивой пустой голове. Она надоела ему. Захотелось уйти, но кто за нее поручится? В любой момент проболтается.

Она улыбнулась очаровательной улыбкой, которая оставила его равнодушным.

– Не будьте столь жестоки. Возьмите меня на танцы к Джарроу на следующей неделе.

– Меня здесь не будет. Я уеду.

– Но не раньше моего дня рождения. Вы не можете покинуть меня. Я рассчитываю на вас. Не говорите нет. Я так тяжело болела этой ужасной флю и до сих пор отвратительно чувствую себя. Не спорьте со мной. Вы обязаны прийти.

Он должен был устоять перед ней. Должен был послать к черту и уйти не оглядываясь.

Но в эту минуту сквозь открытую дверь он увидел спускающуюся по лестнице – Ирис – стройную, изящную, черноволосую, с серыми глазами на бледном лице. Ирис не блистала красотой Розмари, но обладала такой внутренней силой, которой Розмари явно не хватало.

В эту минуту он почувствовал то же, что чувствовал Ромео, пытавшийся думать о Розалинде, когда он впервые увидел Джульетту.

Антони Браун изменил свое решение. В мгновение ока он наметил совершенно иной план действий.

Стефан Фаррадей думал о Розмари – думал с тем боязливым изумлением, которое в нем всегда пробуждал ее образ Обычно он подавлял все мысли о ней, как только они появлялись, но бывали минуты, когда и после своей смерти с такой же настойчивостью, что и при жизни, она неотвязно преследовала его.

И так только вспоминалось происшедшее в ресторане – его пронизывал панический ужас. Не надо думать об этом. Надо думать о живой Розмари, улыбающейся, взволнованной, погружающейся в его глаза… Каким дураком – каким несусветным дураком он был!

И недоумение охватывало его, неподдельное, вызывающее раскаяние недоумение. Как все это произошло? Непостижимо. Жизнь его раскололась на две части: одна, большая часть, где все продумано, уравновешено, подчинено строгому порядку, и другая – сверкающая каким-то непонятным безумием. Две части, которые невозможно было между собой совместить.

При всех его способностях, уме, проницательности Стефан не имел того внутреннего чутья, которое позволило бы ему осознать, что обе эти части на самом деле как нельзя лучше дополняли друг друга.

Временами он оглядывал прожитую жизнь, оценивал ее спокойно, без излишних эмоций, но и не без самолюбования. С ранних лет он поставил себе цель добиться в жизни положения и, несмотря на встретившиеся ему на первых порах затруднения, значительно преуспел.

Его мировоззрение было простым: он верил в Настойчивость. Чего человек пожелает, того он и добьется!

Маленький Стефан упорно тренировал свою настойчивость. Надеяться, кроме как на свои силы, ему было не на что. Невысокий, бледный, скуластый, большелобый семилетний мальчик, он вознамерился достигнуть высот – и довольно значительных. Родители, он уже это понял, ничем ему не помогут. Его мать вышла замуж за человека, который был значительно ниже ее по положению, – и горько в этом раскаивалась. Отец – убогий подрядчик, злобный, хитрый, скупой, в открытую презирался женой, а также и сыном… К своей матери – болезненной, безвольной, с часто меняющимся настроением, Стефан относился с недоумением, пока не нашел ее повалившейся на угол стола. Тут же валялась порожняя бутылка из-под eau de cologne . Ему не приходило в голову объяснять пьянством неуравновешенность своей матери. Она никогда не пила ни вина, ни пива, а он не понимал, что ее пристрастие к eau de cologne имеет совсем иное основание, чем туманные ссылки на головные боли.

В эту минуту до него дошло, насколько мало он любит своих родителей. Он и раньше догадывался, что на них надеяться нечего. Для своего возраста он был мал, тих, к тому же немного заикался. Отец называл его маменькиным сынком. Смирный ребенок, в доме от него не было особого беспокойства. Отец предпочитал бы иметь более отчаянного сына. «В его годы со мной сладу, не было», – говорил он.

Всякий раз, поглядывая на Стефана, он чувствовал свою социальную неполноценность по сравнению с женой. Стефан унаследовал от матери ее воспитанность.

Не торопясь, основательно Стефан наметил курс своей жизни. Он должен завоевать положение. В качестве первого испытания воли он решил избавиться от заикания. Говорил он медленно, запинаясь на каждом слове. Через некоторое время его усилия увенчались успехом. Он больше не заикался. В школе он учился усердно. Необходимо было получить образование. Вскоре учителя, заметив его прилежание, начали его поощрять. Ему назначили стипендию. Школьное начальство обратило внимание родителей – мальчик подает надежды. И убедило мистера Фаррадея, успевшего к тому времени прикарманить значительные суммы, потратить деньги на образование сына.

В двадцать два года Стефан заканчивает Оксфорд, где он приобрел диплом, репутацию остроумного оратора и сноровку писать статьи. Он также приобрел несколько полезных друзей. Политика – вот что привлекало его. Он научился преодолевать свою природную застенчивость и воспитал в себе качества, вызывающие в обществе восхищение: скромность, доброжелательность, лоск-все то, что заставляет людей говорить: «Этот парень далеко пойдет». Несмотря на свои симпатии к либералам, Стефан понял, что в настоящий момент, что ни говори, а либеральная партия умерла. Он вступил в ряды лейбористов. И вскоре приобрел известность благодаря прозвищу «юного дезертира». Но и лейбористская партия не удовлетворяла Стефана. Он считал ее не столь открытой новым идеям, более догматичной, чем ее могущественная соперница. Консерваторы, в свою очередь, приметили многообещающее юное дарование.

Они оценили Стефана Фаррадея – такой человек как раз и был им нужен. Ему удалось склонить на свою сторону также часть лейбористских избирателей и, благодаря им, получить незначительное большинство. Он почувствовал себя триумфатором, когда занял свое кресло в палате общин. Начало его карьере было положено, желания стали осуществляться. На этом поприще найдут себе применение все его способности, осуществятся честолюбивые замыслы. Силы его бурлили, он чувствовал, что может управлять, и управлять хорошо. Он обладал талантом руководителя, знал, когда надо людям польстить, а когда приказать. В один прекрасный день – он в этом поклялся – он станет членом Кабинета.

Мало-помалу возбуждение от выборов в палату прошло и сменилось быстрым разочарованием. Во время ожесточенной предвыборной борьбы он был у всех на виду, теперь же стал всего лишь незначительным винтиком огромного механизма, способствующего преуспеванию партийной верхушки. Выбиться в люди здесь было нелегко. Старики с опаской поглядывали на молодежь. Требовалось нечто большее, чем способности. Требовалось влияние.

• Предыдущая
• 9/43
• Следующая