Смерть приходит в конце - Кристи Агата - Страница 35

• Предыдущая
• 35/43
• Следующая

– Он красивый и приятный молодой человек, ты согласна?

– О да.

– Но тебе не хочется выходить за него замуж? – участливо спросил Яхмос.

Ренисенб, бросила на брата благодарный взгляд. Он не заставлял ее спешить с ответом, не принуждал делать то, что ей не по душе.

– Я и вправду не знаю, чего хочу. – И быстро продолжала:

– Глупо, конечно, но я сегодня немного не в себе. Это… Это от напряжения, в котором мы живем.

– Рядом с Камени ты будешь чувствовать себя защищенной, – настаивал Имхотеп.

– А тебе не приходило в голову сделать Хори мужем Ренисенб? – спросил у отца Яхмос.

– Да, пожалуй…

– Его жена умерла, когда он был совсем молодым. Ренисенб хорошо его знает, и он ей нравится.

Пока мужчины разговаривали, Ренисенб сидела словно во сне. Это ее замужество они обсуждали, и Яхмос старался помочь ей выбрать того, кого ей хотелось, но она оставалась безучастной, как деревянная кукла Тети.

И вдруг, не дослушав, что они говорят, она перебила их:

– Я выйду замуж за Камени, если вы считаете, что так будет лучше.

Имхотеп с одобрительным восклицанием поспешно вышел из зала. А Яхмос подошел к сестре и положил руку ей на плечо.

– Ты этого хочешь, Ренисенб? И будешь счастлива?

– А почему нет? Камени красивый, веселый и добрый.

– Я знаю. – Но Яхмос все еще сомневался. – Важно, чтобы ты была счастлива, Ренисенб. Ты не должна безвольно следовать настояниям отца и делать то, к чему не лежит душа. Ты ведь знаешь, он всегда стремится настоять на своем.

– О да. Уж если он вобьет себе что-то в голову, всем нам остается только подчиняться.

– Совсем не обязательно, твердо возразил Яхмос. – Если ты не согласна, я ему не уступлю.

– О Яхмос, ты никогда не возражал отцу…

– А на этот раз возражу. Он не заставит меня согласиться с ним, я не допущу, чтобы ты была несчастлива.

Ренисенб посмотрела на него. Каким решительным было его обычно растерянное лицо!

– Спасибо тебе, Яхмос, – ласково сказала она, – но я поступаю так вовсе не по принуждению. Та прежняя жизнь здесь, та жизнь, к которой я была так рада вернуться, кончилась. Мы с Камени заживем новой жизнью и будем друг другу настоящими братом и сестрой.

– Если ты уверена…

– Я уверена, – сказала Ренисенб и, приветливо улыбнувшись, вышла из главных покоев. Потом пересекла внутренний двор. На берегу водоема Камени играл с Тети. Ренисенб осторожно подкралась и следила за ними, пользуясь тем, что они ее не заметили. Камени, веселый, как всегда, был увлечен игрой не меньше, чем ребенок. Сердце Ренисенб потянулось к нему. «Он будет Тети хорошим отцом», – подумала она.

Тут Камени повернул голову и, увидев ее, с улыбкой поднялся с колен.

– Мы сделали куклу Тети жрецом «ка», – объяснил он. – Он совершает жертвоприношения и поминальные обряды.

– Его зовут Мериптах, – добавила Тети. Личико ее было очень серьезным. – У него двое детей и писец, как Хори.

Камени засмеялся.

– Тети большая умница, – сказал он. – И еще она сильная и красивая.

Он перевел глаза с ребенка на Ренисенб, и в их ласковом взгляде она прочла его мысли – о детях, которых она ему родит.

Это вызвало в ней неясное волнение и в то же время – пронзительную печаль. Ей хотелось бы в эту минуту видеть в его глазах только себя. «Почему он не думает обо мне?» – пришло ей в голову. Но чувство это тут же исчезло, и она нежно улыбнулась ему.

– Отец разговаривал со мной, – сказала она.

– И ты ответила согласием?

– Да, – не сразу кивнула она.

Последнее слово было сказано. Все кончено и решено. Но почему она испытывает такую усталость и безразличие?

– Ренисенб!

– Да, Камени…

– Покатаемся по реке? Я все время мечтал побыть с тобой наедине в лодке.

Странно, что он заговорил о лодке. Ведь когда она впервые его увидела, перед ее мысленным взором встала река, квадратный парус и смеющееся лицо Хея. А теперь она уже не помнит лица Хея, и вместо него в лодке под парусом будет сидеть и смеяться Камени…

И все это натворила смерть. Только смерть. «Мне видится это», – говоришь ты, или: «Мне видится то», но все это лишь слова, на самом деле ты ничего не видишь. Мертвые не оживают. Один человек не может заменить другого…

Зато у нее есть Тети. А Тети – это новая жизнь, как воды ежегодного разлива, которые уносят с собой все старое и готовят землю для нового урожая.

Что сказала Кайт? «Женщины нашего дома должны быть заодно»? Кто она, Ренисенб, в конце концов? Всего лишь одна из женщин этого дома – Ренисенб или какая-то другая женщина, не все ли равно?

И тут она услышала голос Камени – настойчивый, чуть обеспокоенный:

– О чем ты задумалась, Ренисенб? Ты иногда куда-то исчезаешь… Покатаемся в лодке?

– Да, Камени, покатаемся.

– Мы возьмем с собой и Тети.

Это похоже на сон, думала Ренисенб, – лодка под парусом, Камени, она и Тети. Им удалось уйти от смерти и страха перед смертью. Начиналась новая жизнь.

Камени что-то сказал, и она ответила, не услышав его…

«Это моя жизнь, – думала она, – уйти от нее нельзя…»

Потом растерянно: «Но почему я все время говорю „уйти“? Куда я могу уйти?»

И снова перед ее глазами предстал грот рядом с гробницей, где, подперев подбородок рукой, сидит она…

«Но то только в мыслях, а не в жизни. Жизнь здесь, и уйти от нее можно, лишь умерев…»

Камени причалил к берегу, и она вышла из лодки. Он сам вынес Тети. Девочка прильнула к нему, обхватив его за шею руками, и нитка, на которой висел его амулет, порвалась. Амулет упал к ногам Ренисенб. Это был знак жизни «анх» из сплава золота с серебром.

– Ах, как жаль! – воскликнула Ренисенб. – Амулет погнулся. Осторожней, – предупредила она Камени, когда он взял его, – он может сломаться.

Но он своими сильными пальцами согнул его еще больше и сломал пополам.

– Зачем ты это сделал?

– Возьми одну половинку, Ренисенб, а я оставлю себе другую. Это будет означать, что мы две половинки единого целого.

Он протянул ей кусочек амулета, и, не успела она взять его в руку, как что-то пронзило ей память с такой отчетливостью, что она ахнула.

– В чем дело, Ренисенб?

– Нофрет!

– Что Нофрет?

Уверенная в своей догадке, Ренисенб убежденно заговорила:

– В шкатулке Нофрет тоже была половинка амулета. Это ты дал ей ту половинку… Ты и Нофрет… Теперь я все понимаю. Почему она была так несчастна. И знаю, кто принес шкатулку ко мне в комнату. Я знаю все… Не лги мне, Камени. Говорю тебе, я знаю.

Но Камени и не пытался ничего отрицать. Он стоял и смотрел ей прямо в глаза. А когда заговорил, голос у него был глухим, и впервые с его лица исчезла улыбка.

– Я не собираюсь лгать тебе, Ренисенб. – Он помолчал, сдвинул брови, словно собираясь с мыслями, и продолжал:

– Я даже рад, Ренисенб, что ты знаешь, хотя все было не совсем так, как ты думаешь.

– Ты дал ей половинку амулета, как только что хотел дать мне, и сказал, что вы две половинки единого целого. Сейчас ты повторил эти слова.

– Ты сердишься, Ренисенб, но я доволен: это значит, что ты меня любишь. И тем не менее ты не права, все произошло вовсе не так. Не я, а Нофрет подарила мне половинку амулета… – Он помолчал. – Можешь мне не верить, но это правда. Клянусь, что правда.

– Я не говорю, что не верю тебе… – призналась Ренисенб. – Вполне возможно, что это правда.

И опять она увидела перед собой разгневанное лицо Нофрет.

– Постарайся понять меня, Ренисенб, – настойчиво убеждал ее Камени. – Нофрет была очень красивой. Мне было приятно ее внимание, и я был польщен. А кто бы не был? Но я никогда не любил ее по-настоящему…

Жалость охватила Ренисенб. Нет, Камени не любил Нофрет, но Нофрет любила Камени, любила отчаянно и мучительно. Именно на этом месте на берегу Нила она, Ренисенб, заговорила с Нофрет, предлагая ей свою дружбу. Она хорошо помнила, какой прилив ненависти и страдания вызвало у Нофрет ее предложение. Теперь причина этого была понятна. Бедняжка Нофрет – наложница старика, она сгорала от любви к веселому, беззаботному, красивому юноше, которому до нее было мало, а то и вовсе не было дела.

• Предыдущая
• 35/43
• Следующая