В поисках божественной обители. Роль мифа в современной жизни - Холлис Джеймс - Страница 24

Основатели современной психологии, включая Фрейда и Юнга, для построения своих теорий в основном использовали психодинамические подходы и предпосылки. Однако недавно проведенные исследования говорят о том, что лишь десять процентов американских психологов считают свой подход преимущественно психодинамическим. Отдавая дань современной тенденции практически все измерять количественно, большинство терапевтов предпочли бихевиоральные подходы, когнитивную коррекцию или фармакологическую интервенцию. Хотя все эти методы, вне всякого сомнения, имеют свои достоинства, они привлекают многих людей, потому что позволяют получить результаты, поддающиеся оценке, и концентрируются на краткосрочном решении проблем, преодолении кризисной ситуации и адаптации. Трансформация не является их целью, ибо достижение этой цели требует длительного времени и огромных усилий; оно недоступно оценке и связано с немалым риском.

Многие критики пытаются развенчать научную основу психодинамической терапии, а некоторые просто называют ее псевдорелигией. Ни одно из этих критических замечаний не следует отрицать, хотя некоторые необходимо переформулировать. Деятельность психики нужно считывать на символическом языке, и даже научные понятия при их буквальном понимании рискуют превратиться в старую ересь. Их следует понимать символически, то есть видеть в них образы, выходящие за пределы своих ограничений и обращенные к движениям души. Такими понятиями являются метафоры, которые соединяют нас с непостижимым, и по-другому считают только люди, никогда не вступавшие в диалог со своим бессознательным.

Психодинамическая терапия появилась вследствие разрушения великих мифов и социальных институтов, которые поддерживали эти мифы. Хотя существуют и явная патология, и проявления характерных симптомов, указанных в справочнике DSM-IV, они не имеют отношения к глубинной работе; первичная травма современного человека – это чаще всего душевная травма. Упав с крыши средневекового собора, мы попали в пропасть. Глубинная психология – это процесс, благодаря которому может произойти исцеление расщепленной психики, человек может узнать свой индивидуальный миф, и этот миф вытеснит культурную идеологию, которая потерпела банкротство. Это не догма, а скорее методология, позволяющая человеку искать возможность соприкоснуться с внутренней трансформирующей энергией. Это не Новая Эра, а Древняя Эпоха, возраст которой соответствует возрасту архетипов.

Глубинный метод исследования психики требует серьезного наблюдения за состоянием человека, чтобы отмечать приступы страха и трепета из-за воздействия динамических сил бессознательного. Древние греки отдавали дань уважения этим силам в драматургии, создав образ Медеи, которая так подчинялась воле богов, что была вынуждена убить своих детей. Древние греки создали и образ Эдипа, который не мог осознать самого простого – своей идентичности, а также образ Клитемнестры, которая могла быть скорбящей матерью, проницательным политиком, любовницей и вместе с тем мстить своему мужу Агамемнону, сначала заманивая его в ловушку, а затем убивая.

Человеку, посвятившему себя глубинной психологии, приходится часами размышлять над деятельностью психики: как в сновидение могут вплетаться отдельные фрагменты, создавая критическую канву повседневной сознательной жизни, как ребенок незаметно проживает непрожитую жизнь родителя и как легко соблазняется Эго, слыша то, что хочет слышать. Точно так же аналитик размышляет над возможностью психической энергии служить самоисцелению психики, а также внутреннему стремлению человека к достижению целостности, когда ему приходится переживать самые ужасные травмы. Этот трепет перед таинством – ежедневное переживание аналитика или любого другого человека, всерьез занимающегося исследованием души.

Нам говорят, что среднестатистический человек тратит на сон шесть лет жизни. Это поразительное посягательство на время жизни – часть телеологического намерения психики. Сны отражают внутренний мир души и формируют процесс создания мифа у отдельно взятого человека. Сложное переплетение мельчайших подробностей, связь с законами, присущими месту и времени, синтетическая энергия новых сочетаний фрагментов, многочисленные связи с прошлыми переживаниями – все эти свойства сновидений известны их исследователям. Работа со сновидениями удивительна, она часто сбивает нас с толку и всегда включает в себя таинство. Если человек в какой-то период времени может проследить свои сны, они обязательно укажут на внутреннее движение, представят, как человек работает над проблемами и решает их. В совокупности эти сновидения формируют героический эпос, не хуже произведений Гомера или Данте. Погружение в «мир мертвых», ужасные чудовища, самые разнообразные персонажи, титаническая борьба – все это составляет содержание мифов.

Другие погружения в мир мертвых приводят к созданию такого же мифологического материала. Фрейд в основном работал с истерией (или, говоря на современном языке, соматоформны-ми расстройствами), тогда как Юнг сначала работал с шизофрениками. Оба они обнаружили, что людям, которых в соответствии с медицинским диагнозом поместили в психиатрическую клинику, всегда было что рассказать; они заслуживали уважительного отношения и усилий, необходимых для того, чтобы их понять. В третьем томе собрания сочинений Юнга («Психогенезис психических расстройств») можно прочитать об усилиях, необходимых для интерпретации смысла, который можно найти в деятельности психики с явно выраженными расстройствами. В самом начале XX века Юнг узнал о том, что несколько десятилетий спустя описал Сильвано Ариетти:

Даже слово шизофрения, как и слова миф, трагедия и герой, все чаще употребляются в обыденном контексте. Так, например, человек, пребывающий в состоянии неопределенности, говорит: «У меня шизофрения». Потеря организующего центра цивилизации вызывает в обществе анархию, низвержение организующего центра «мятежными» частями психики. (Вспомним Йейтса: «Все распадается вокруг, и центру не сдержать распад / Анархия царит над миром» [118].) С точки зрения отдельной личности, утрата центра, то есть потеря Эго с его способностью к обработке информации, а также потеря аффективной энергии, которая ощущается в самой крайней форме, определяет сущность заболевания, называемого шизофренией. (В начале XX века руководитель Юнга доктор Эйген Блейлер ввел этот термин, чтобы заменить термин dementia praecox, «раннее сумасшествие», возникший вследствие типичных ранних приступов болезни в отличие от dementia senilis.)

Этиология шизофрении до сих пор остается неясной, несмотря на общее согласие о присутствии в ней биохимического компонента. Существуют медикаменты, снижающие остроту симптомов, но в целом лечение шизофрении до сих пор не изобретено. Какие-то ее проявления могут возникать периодически или один раз в жизни, или же такое состояние может быть хроническим. Во всяком случае человек испытывает дезориентацию, напоминающую ощущение наших современников, утративших связь с мифом. Тогда его искаженный взгляд на мир и свое «Я» становится таким же эксцентричным и сконцентрированным на идее, как в случаях крайней изоляции или публичного отречения. Юнг первым стал утверждать, что результаты деятельности психики, страдающей такими расстройствами, могут иметь очень важное значение и выполнять некую телеологическую функцию; вслед за Юнгом об этом стали говорить Р.Д. Лэйнг и Джон Уэйр Перри.