Большая четверка - Кристи Агата - Страница 16

• Предыдущая
• 16/38
• Следующая

— Номер Четыре — палач-экзекутор, — мрачно подтвердил Пуаро мою догадку.

Хотя Пуаро постоянно твердил мне, что мы не теряем времени зря, что мы все больше проникаем в особенности деятельности Большой Четверки, мне лично казалось, что мы все время топчемся на месте.

С тех пор как мы устремились в погоню за Большой Четверкой, они совершили два убийства, похитили физика Холлидея и едва не убили нас с Пуаро, — а мы не только не смогли поймать их, но даже доказать, что все эти преступления были совершены ими.

Пуаро меня успокаивал:

— До сих пор, Гастингс, они смеялись над нами. И у них были для этого все основания. Но есть у вас, у англичан, одна мудрая пословица: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним». А вот кто будет смеяться последним, мы еще посмотрим. И помните, мой друг, — добавил он, — что на этот раз мы имеем дело не с обычными убийцами, а с преступниками редкого ума, я бы смело поставил их на второе место в мире — я имею в виду интеллектуальные способности.

Кто занимает первое место, я уточнять не стал, так как заранее знал ответ. Вместо этого я попытался выудить у него, какие меры он предпринимает в настоящий момент — относительно наших врагов. Он, как обычно, ушел от прямых ответов. Но, насколько я мог судить по отдельным его высказываниям, Пуаро вошел в контакт с секретными службами Индии и Китая, и по их сообщениям. Большая Четверка активизировала свою деятельность.

Мой друг совсем забросил частную практику, он при мне отказался от нескольких выгодных дел, мотивируя свой отказ большой занятостью. Иногда, правда, он вдруг брался за расследование, но, убедившись, что преступление никак не связано с деятельностью Большой Четверки, тут же его прекращал и передавал дело полиции.

Такая ситуация очень устраивала нашего друга из Скотленд-Ярда — инспектора Джеппа. Он пользовался результатами начатых Пуаро расследований, и это помогло ему поймать нескольких опасных преступников, что в конечном итоге принесло ему почет и славу.

В благодарность за это Джепп регулярно информировал Пуаро о тех делах, которые, по его мнению, могли заинтересовать «маленького бельгийца». Однажды ему передали расследование дела, которое журналисты окрестили «тайной „желтого жасмина“», и он сразу телеграфировал нам, приглашая Пуаро ознакомиться с имеющимися фактами.

И вот, месяц спустя после моих малоприятных приключений в доме Эйби Райленда, мы уже садимся в поезд, направляющийся в маленький городок Маркет-Хэндфорд в графстве Вустершир, где, собственно, и разворачивались загадочные события.

Едва мы расположились в своем купе, Пуаро спросил:

— Что вы думаете об этом деле, Гастингс?

Ответить сразу я не рискнул и, подумав, начал очень осторожно:

— Такое запутанное дело…

— Вы в самом деле так считаете, Гастингс? — оживился Пуаро.

— А разве тот факт, что мы мчимся на всех парах к месту происшествия, не свидетельствует о том, что вы тоже так считаете? Вы ведь тоже думаете, что это не несчастный случай и не самоубийство? Пейнтера конечно же убили?

— Вы меня не поняли, Гастингс. Даже если предположить, что Пейнтер умер в результате несчастного случая, то все равно остается много чего непонятного.

— Это я и имел в виду, когда сказал, что дело очень запутанное, — поспешил ввернуть я.

— Давайте вспомним все известные нам факты и постараемся расположить их в хронологическом порядке.

Я принялся излагать события в хронологическом порядке, стараясь не упустить ничего важного.

— Начнем, пожалуй, со сведений о самом Пойнтере. Ему было пятьдесят пять лет. Состоятельный. Образованный. Объездил весь земной шар. За последние двенадцать лет в Англии был всего несколько раз. Устав наконец от кочевой жизни, решил осесть в Англии. Купил маленькое поместье «Крофтлендс» около местечка Маркет-Хэндфорд в графстве Вустершир. Первым делом сообщил об этом своему единственному родственнику, Джеральду Пейнтеру, сыну его покойного младшего брата, и предложил ему переехать жить к нему. Племянник, бедный молодой художник, с радостью согласился, и, таким образом, они прожили вместе около семи месяцев — до самой трагедии.

— Вы отменный рассказчик, Гастингс, — заметил Пуаро. — Если бы я вас не знал и слушал в первый раз, то подумал бы, что вы писатель.

Не обращая внимания на шутливый тон Пуаро, я продолжал:

— В доме Пейнтера жили шесть слуг и его личный камердинер, китаец А Линь.

— Ага, — пробормотал про себя Пуаро. — Значит, китаец А Линь.

— В прошлый вторник Пейнтер вскоре после обеда вдруг неважно себя почувствовал, и одного из слуг послали за врачом. Наотрез отказавшись лечь в постель, Пейнтер принял его в своем кабинете. О чем они говорили, никто не знает, но, прежде чем уйти, доктор Квентин сообщил домоправительнице, что для стимуляции сердца он сделал больному укол, и порекомендовал в этот вечер больше хозяина не беспокоить. Затем почему-то начал расспрашивать ее о слугах в доме: откуда они родом, сколько лет работают в доме и прочее.

Домоправительница ответила на все вопросы, но никак не могла понять, зачем это доктору понадобились подобные сведения.

Трагедия обнаружилась на следующий день утром. Одна из горничных, спускаясь по лестнице, почувствовала запах паленого мяса, и ей показалось, что он доносится из кабинета хозяина.

Она попыталась открыть дверь, но та была заперта изнутри. Джеральду Пойнтеру с помощью слуги-китайца удалось взломать дверь. Когда они вошли в кабинет, то увидели ужасающую картину: Пейнтер лежал около камина. Голова его, засунутая в камин, была обуглена до неузнаваемости.

Естественно, что в первый момент они решили, что произошел несчастный случай. Обвиняли только доктора Квентина — за то, что он, по-видимому, дал пациенту какое-то сильнодействующее лекарство и оставил одного — в столь тяжелом состоянии. Но потом они увидели кое-что еще.

На полу рядом с телом лежала газета, выпавшая, по всей вероятности, из ослабевших рук старика. Когда ее перевернули, то увидели, что на ней поперек всей страницы были нацарапаны какие-то слова. Кресло, в котором обычно сидел Пейнтер, было плотно придвинуто к столу, а указательный палец на правой руке покойного был запачкан чернилами. По-видимому, Пейнтер был слишком слаб, чтобы удержать ручку, поэтому он обмакнул палец в чернильницу и из последних сил вывел два слова.

Слова удалось прочесть, но смысл их был абсолютно непонятен: «Желтый жасмин».

Стены «Крофтлендса» сплошь увиты вьющимся желтым жасмином, и все думали, что в предсмертном бреду старик вспомнил почему-то про эти цветы. Вездесущие репортеры, жаждущие из любого пустяка сделать сенсацию, вмиг окрестили эту трагедию «Тайной „желтого жасмина“», хотя, скорее всего, эти слова не имеют какого-то особого значения.

— Не имеют, говорите? — переспросил Пуаро. — Да, конечно — раз уж вы так считаете…

Я пытливо посмотрел на него, но не увидел в его глазах никакой насмешки.

— Потом, — продолжал я, — во время дознания выяснились кое-какие интересные факты…

— Да, представляю, как взыграет ваше красноречие, — чуть ли не промурлыкал Пуаро.

— Вначале, — стойко продолжал я, — возникли кое-какие подозрения относительно доктора. Во-первых, он не был постоянным врачом Пойнтера, он только подменил доктора Болито, уехавшего на месяц в отпуск. Во-вторых, все единодушно считали, что причиной смерти Пойнтера была непростительная беспечность при оказании помощи. Но показания доктора Квентина оказались подлинной сенсацией. Оказывается, с первых же дней после своего приезда в «Крофтлендс» Пейнтер жаловался на недомогание. Доктор Болито прописал ему какое-то снадобье. Когда же сам Квентин осмотрел Пойнтера, некоторые симптомы его болезни поставили его в тупик. Оказывается, еще до того как его позвал слуга, сам Пейнтер уже вызывал Квентина в тот день и повел себя очень странно: как только они остались одни, шепотом сообщил ему, что чувствует себя вполне прилично и позвал его только потому, что его очень смутил вкус тушеного мяса, приправленного карри, которое подавали за обедом. Он сказал, что, отправив слугу под каким-то предлогом из столовой, переложил то, что осталось, в салатницу, которую и вручил доктору с просьбой отдать все это на анализ.

• Предыдущая
• 16/38
• Следующая