Полёт орла - Кришнамурти Джидду - Страница 17

• Предыдущая
• 17/35
• Следующая

Амстердам, 10 мая 1969

Интересно, почему люди во всём мире лишены подлинной страсти? Они жаждут власти, влияния, различных развлечений от секса до религии; есть у них и другие формы вожделений. Но, по-видимому, очень немногие имеют эту глубокую страстность, направленную на понимание всего процесса жизни и не позволяющую растрачивать всю полноту своей энергии лишь на фрагментарную деятельность. Управляющий банка испытывает огромный интерес к банковским операциям, а художник или учёный преданы своим собственным особым интересам, но очевидно реже всего встречается устойчивая мощная страсть, направленная на понимание целостности жизни.

При исследовании вопроса, что такое целостное понимание жизни, любви и смерти, нам потребуются не только наши интеллектуальные способности и сила чувства — нам потребуется нечто гораздо большее: огромная энергия, которую может обеспечить только настоящая страсть. Поскольку перед нами грандиозная проблема, очень сложная, тонкая и весьма глубокая, мы должны посвятить ей всё своё внимание — что, в конце концов, и есть страсть, — чтобы самим выяснить, увидеть, существует ли способ жизни, полностью отличный от того, как мы живём сейчас. Чтобы понять это, следует рассмотреть несколько вопросов, следует исследовать процесс сознания, как поверхностные, так и глубинные уровни нашего ума, а также выяснить природу, сущность порядка; не только вовне, в обществе, но и внутри самого себя.

Следует выяснить значение жизни, не просто придумывая ей смысл, но выясняя, рассматривая, что это значит — жить. Следует также глубоко вникнуть в вопрос о том, что такое любовь и что означает умереть. Всё это надо исследовать и в сознании, и в глубинных, тайных закоулках собственного ума. Человек должен спросить, что значит порядок, что означает жить; мы должны спросить, может ли человек жить жизнью, полной всеохватывающей любви, сострадания и нежности. Следует также выяснить для себя значение того необычайного, что именуют смертью.

Всё это не обрывки, не фрагменты, но единое движение, целостность жизни. Мы будем не в состоянии что-либо понять, если разделим это движение на жизнь, любовь и смерть — это единый поток. Чтобы понять весь этот процесс, требуется энергия, не только интеллектуальная энергия, но энергия сильного чувства, включающая в себя безмотивную страстность, постоянно пылающая внутри человека. И поскольку наши умы фрагментированы, необходимо вникнуть в вопрос сознательного и бессознательного, ибо здесь начинаются все деления на «я» и «не-я», на «ты» и «я», на «мы» и «они». Пока существуют эти разделения — национальные, семейные или религиозные, с их отдельными собственническими зависимостями, — фрагментация жизни неизбежна. Будет повседневная жизнь с её скукой и рутиной, будет то, что мы называем любовью, пронизанной ревностью и собственничеством, зависимостью и превосходством, будет страх и неотвратимость смерти. Можем ли мы вникнуть в этот вопрос серьёзно, не просто теоретически, или на уровне слов, но действительно исследовать его, наблюдая всё это в себе и спрашивая, почему существует эта фрагментация, порождающая так много страданий, замешательства и противоречий?

Легко увидеть в самом себе активность поверхностного ума, с его заботами о хлебе насущном, с его технологическим, научным, стяжательским знанием. Мы наблюдаем, как конкурируем друг с другом на работе, мы наблюдаем поверхностные процессы в своём собственном уме. Но есть скрытые уголки, никогда ранее нами не исследованные; мы даже не знаем, как проводить такое исследование. Если мы хотим осветить их светом ясности и понимания, мы или читаем книги, которые описывают нам эти моменты, или идём на приём к психоаналитику или идём к философу. Сами же мы не знаем, как взглянуть на них; хоть мы и способны наблюдать внешнюю, поверхностную активность ума, но мы явно не способны заглянуть в ту глубокую, в ту потайную пещеру, в которой скрывается всё минувшее. Может ли сознательный ум, с его позитивными желаниями и притязаниями, проникнуть в глубинные уровни своего собственного бытия? Я не знаю, пробовали ли вы это, но если пробовали, делая это достаточно настойчиво и серьёзно, вы могли обнаружить огромный пласт прошлого, расовую обусловленность, религиозные внушения, барьеры, разделения; всё это спрятано там. Кажущаяся случайность мнений исходит от этих прошлых накоплений, которые, по существу, базируются на старом знании и опыте прошлого, с их разнообразными формами умозаключений и мнений. Может ли ум наблюдать всё это, понимать это и подняться над этим, выйти за его пределы, так, чтобы никакого разделения не было бы вообще?

Это важно, поскольку мы обусловлены так, что смотрим на жизнь фрагментарным образом. И пока эта фрагментация продолжается, существует потребность самоосуществления: «я» жаждет осуществиться, достичь, соперничать, «я» жаждет удовлетворить своё честолюбие. Именно эта фрагментация жизни заставляет нас быть одновременно индивидуалистами и коллективистами, заставляет нас быть озабоченными собой эгоистами, стремящимися слиться с чем-то большим, но так, чтобы оставаться отдельными. Именно этот глубокий раскол в сознании, во всей структуре и природе нашего бытия ответственен за раскол и фрагментацию в нашей деятельности, в наших мыслях, в наших чувствах. Поэтому мы разделяем жизнь и то, что зовётся любовью и смертью.

Возможно ли наблюдать движение прошлого, которое является бессознательным? — если можно использовать слово «бессознательное», не придавая ему особого психоаналитического смысла. Глубокое бессознательное есть прошлое, и мы действуем, исходя из него. Так что есть деление на прошлое, настоящее и будущее — то есть время.

Всё это, возможно, звучит довольно сложно, но это не так; всё проясняется, если посмотреть внутрь самих себя, понаблюдать за собой в действии, понаблюдать за работой своих мнений, своих мыслей, умозаключений. Когда вы смотрите на себя критически, вы можете видеть, что ваши действия основаны на каком-нибудь прошлом выводе, формуле или стереотипе, которые проецируют себя на будущее в виде идеала, и вы действуете в соответствии с этим идеалом. Так что прошлое всегда действует вместе со своими мотивами, умозаключениями, формулами и рецептами; ум и сердце перегружены воспоминаниями, которые формируют нашу жизнь, внося в неё фрагментацию.

Можно спросить, способен ли сознательный ум заглянуть в подсознательное настолько полно, что станет понятным всё его содержимое, которое является прошлым? Это требует способности к критике, не самоуверенного критицизма, требует того, чтобы человек наблюдал. Если человек действительно бдителен, это разделение, этот раскол целостности сознания прекращается. Такое пробуждённое состояние возможно лишь тогда, когда имеет место критическое самосознание, свободное от суждений.

Наблюдать — значит быть критичным; быть критичным не в смысле использования критики, основанной на оценках и мнениях, но быть критично-бдительным. Но если эта критичность является личной, отягощённой страхом или какой-либо формой предубеждения, она перестаёт быть подлинно критичной, а становится просто фрагментацией.

То, что интересует нас сейчас, — понимание всего процесса, всей целостности жизни, не отдельного её фрагмента. Мы не спрашиваем, что нам надо делать с какой-то частной проблемой, скажем, с социальной деятельностью, безотносительно к единому процессу жизни; мы стараемся выяснить, что включает в себя понимание реальности, существует ли эта реальность, безмерность, вечность. Именно это целостное, тотальное восприятие — не фрагментированное восприятие — является предметом нашего интереса. Такое понимание всего движения жизни как единого целостного действия возможно лишь тогда, когда из всего нашего сознания исчезают собственные концепции, принципы, идеи и такие расколы и разделения, как разделение на «я» и «не-я». Если это ясно — и я надеюсь, что это так, — то мы можем двигаться дальше, чтобы выяснить, что значит жить.

• Предыдущая
• 17/35
• Следующая