На Севере дальнем - Шундик Николай Елисеевич - Страница 19
- Предыдущая
- 19/71
- Следующая
«А задача как же?» — Мальчик с шумом захлопнул ящик и принялся вчитываться в условие задачи. Но сосредоточиться он не мог.
«Как же это?.. — Кэукай приложил руки ко лбу. — Неужели я не смогу решить? Что же я тогда скажу завтра Нине Ивановне?..»
Учился Кэукай хорошо, хотя и не очень ровно. Ни одного предмета, кроме рисования, он, казалось, не выделял. Но рисование Кэукай любил и славился как лучший художник среди учеников младших классов.
В противоположность Эттаю тетради у Кэукая всегда были чистые, без малейшей помарки, завернутые в белую бумагу, разрисованную цветными карандашами или красками.
Рисовал Кэукай всегда и везде.
Однажды Нина Ивановна дала своему классу на дом работу: написать сочинение «Как мы провели выходной день». Когда, проверяя сочинение, она дошла до тетради Кэукая, то увидела целую серию рисунков с короткими надписями. Сочинения здесь почти не было, но выразительные картинки рассказывали учительнице забавную историю знакомства Кэукая, Пети и Эттая с русской девочкой Соней. В рисунках было столько юмора, что Нина Ивановна смеялась до слез. Особенно понравились ей те рисунки, на которых изображалось, как Кэукай и Петя, влекомые любопытством, подкрадывались к окну дома доктора, чтобы посмотреть на Соню, и затем уже почти в самом конце, как Соня с растопыренными ручками, с изумленным лицом смотрит на ползущих мальчиков и спрашивает, всегда ли они ходят животом или иногда и ногами.
«Вот так сочинение! Что же мне сказать ему?» — задумалась учительница.
На другой день она задержала Кэукая после уроков, села с ним за парту, открыла его тетрадь:
— Значит, ты очень любишь рисовать?
— Да. Я всегда рисую, везде рисую: на бумаге, на стенах, на снегу, — ответил Кэукай.
Заметив, что под его сочинением-рисунками нет отметки, он помрачнел.
— Рисунки твои мне нравятся, — сказала учительница.— Ты очень хорошо нарисовал, как вы познакомились с Соней.
— Очень хорошо? — недоверчиво спросил Кэукай. — А почему же нет отметки?
— А вот давай договоримся с тобой так: если это тетрадь не для сочинений, а по рисованию, тогда я поставлю тебе отметку.
— Ай хорошо, очень хорошо! Пусть теперь всегда так будет: другие сочинения пишут, а я рисую — рисунками рассказываю то, что они словами рассказывают.
Нина Ивановна посмотрела в возбужденные глаза мальчика и, немного подумав, ответила:
— Видишь ли, Кэукай, тебе не только рисунками надо учиться рассказывать, но и словами. Это очень важно — научиться хорошо словами рассказывать. Так что теперь, после нашего разговора, когда все ученики будут писать сочинения, ты тоже будешь писать, а не рисовать.
Восторга на лице Кэукая как не бывало.
— Пробовал я словами—-не получается.
— А ты вот словами рисовать попробуй. Делай то же самое, что карандашом и красками делаешь, только вместо карандаша и красок бери слова...
— Как это? — удивился Кэукай.
— Да так. Вот здесь, на рисунке, ты показываешь, как Петя на руках ходит. Это же самое словами покажи. Ведь когда ты книгу читаешь, ты видишь все, о чем в ней написано: и людей, и море, и различные цвета. Не кажется ли тебе, что все это как бы словами нарисовано?
— Да, да, правильно! Теперь я понимаю! — обрадовался Кэукай. — Вот я возьму и все это, что карандашом нарисовал, попробую нарисовать словами.
— Как раз об этом я и хотела тебя попросить... А за рисунки эти я тебе ставлю пять.
Нина Ивановна обмакнула перо в чернила и аккуратно вывела самую высокую отметку под рисунками Кэукая.
Через несколько дней Кэукай отдал учительнице на проверку свое сочинение. Было оно довольно длинное и очень неровное, но Нину Ивановну поразило стремление мальчика к образности. Он действительно пытался рисовать словами.
Выслушав замечания учительницы и еще раз переделав сочинение, Кэукай принялся за второе. Новое увлечение его было настолько сильным, что он незаметно для себя стал отставать по остальным предметам. Получив однажды по арифметике три, Кэукай удивился, но вскоре забыл об этом. И вот настал день, когда Кэукай по той же арифметике получил два.
— Как же это? Почему голова моя испортилась, почему я задачи разучился решать? — растерянно бормотал Кэукай; в глазах его стояли слезы.
— Я давно за тобой, Кэукай, наблюдаю, — спокойно сказала учительница. — Заметила я, что, когда ты одним делом увлекаешься, все остальные дела забываешь. Это нехорошо. У настоящего человека всегда разных дел очень много, и он не забывает ни одного из них. Ты посмотри на отца: сколько дел у него! Дома надо достроить, к зимней охоте на песца подготовиться, моржового и нерпичьего мяса на зиму заготовить, учиться ему тоже надо...
— У отца моего очень много работы. И он всегда успевает!
— И тебе успевать необходимо. Ясно теперь, в чем дело?
— Кажется, ясно...
Вскоре Кэукай подтянулся по арифметике. Но вот косторез Кэргыль увлек мальчика-художника своим ремеслом — и началась новая беда.
...Кэукай вчитывался в условие задачи, а перед глазами его по-прежнему стояла начатая им статуэтка.
В соседней комнате послышался голос отца. Кэукай прислушался.
— Зима совсем уж пришла. Надо к охоте на песца колхоз готовить, надо свежей нерпы как можно больше на приманки вывезти, чтобы задержать песцов, которые у подкормок но- рились, — говорил он матери Кэукая, гремя умывальником.
— Трудно тебе... устал, наверное, — отозвалась Вияль.
— Трудно — это верно. Но усталости нет! Э, я молодой еще, рано уставать мне!
В голосе отца Кэукай почувствовал столько бодрости, что невольно заулыбался.
Вияль гремела посудой — видно, накрывала на стол.
— Голоден сильно, — продолжал Таграт. — Вот поем и побегу к Виктору Сергеевичу.
—Зачем? — спросила Вияль.
—Да дело такое, понимаешь... Обещался с Илирнэйской полярной станции печника прислать, и вдруг заболел печник. А тут зима пришла, в домах печи поскорее ставить надо, но как их поставить, если не умеешь? Вот я и хочу Виктора Сергеевича просить поучить людей наших печи ставить. Ты же знаешь, он все делать умеет.
— Уметь-то он, конечно, умеет, а вот, может, у него еще больше дел всяких, чем у тебя.
— Думал я об этом, да ничего придумать не мог. Нельзя же дома на целую зиму пустыми оставить.
«Ой, сколько дел у отца! — невольно пришло в голову Кэукаю. — И он все равно во всем успевает. А я вот сижу целый час, а задачу решить не могу».
Тряхнув головой, Кэукай снова попытался вдуматься в условие задачи. «Ну да, один самолет, значит, пролетел за три часа тысячу двести километров, второй — за пять часов... А все же зря я сразу из клыка резать стал, надо было сначала из дерева...»
Долго еще сидел Кэукай за своим столом, а задачу все же не мог решить. За этим занятием и застал его Петя.
— Ты задачу сделал? — спросил Кэукай друга.
— Да, сделал, — ответил 'Петя, подозрительно глядя на Кэукая: недавно на заседании совета отряда Кэукай получил замечание за то, что плохо готовил уроки.
— Так, значит, решил задачу? — снова спросил Кэукай, хмуря брови.
Где-то в подсознании у него теплилась надежда, что вот сейчас Петя подойдет к нему, подскажет, как надо подступиться к задаче, и с домашним заданием будет покончено.
Петя действительно спросил его:
— Может, подсказать?
— Нет, нет, что ты говоришь такое!..
— А долго еще так сидеть будешь? — поинтересовался Петя.
— Да не знаю... минут десять или двадцать, — неуверенно промолвил Кэукай.
— Жаль, что так долго. У меня новость хорошая есть. Хотел пригласить тебя в одно место. Эттая я пригласил — задачу он давно уже решил. Крепкая, знаешь, у него башка на задачи: за пять минут решил!
— За пять минут решил! — не без зависти повторил Кэукай.— А новость, новость какая, скажи? Куда пригласить меня собираешься?
— Сейчас твой отец приходил к нам. Просил папу научить колхозников делать печи. Долго они думали, кого печниками поставить. Сначала хотели стариков просить, но потом решили, что это дело для них непривычное. Мой отец так сказал: «Давай печному делу учить будем молодежь, комсомольскую бригаду Тынэта. Этим всё привычным кажется, эти быстро научатся». Ну вот, твой отец с моим отцом согласился. Так что комсомольцы с завтрашнего дня печному делу учиться будут. Тынэт уже сегодня начал готовить кирпичи и глину.
- Предыдущая
- 19/71
- Следующая
