Большая книга ужасов 2013 (сборник) - Щеглова Ирина Владимировна - Страница 35
- Предыдущая
- 35/106
- Следующая
Эрик беспомощно посмотрел на Смилю. Взгляд его замер. Зрачок превратился в булавочную головку. Он так пристально смотрел, что Смиля подумала – сейчас поцелует. Именно так смотрят на своих избранниц киношные красавцы. Она даже успела немного побороться со своей совестью, потому как поцеловаться с Эриком очень хотелось, но делать это без любви не стоило. К тому же он вроде как с ее подружкой Верой, и вставать на пути их счастья тоже вроде как нехорошо. И вот этот вопрос между хочется и не стоит… что выбрать… А что будет потом… Позовет ли на свидание…
Целовать он не стал. Наоборот, откинулся назад, нахмурился.
– Ты ничего не слышишь? Вроде ходит кто-то.
Эрик съежился, поджал ноги. Взгляд уперся в темноту под столом.
– Мама, наверное.
Теперь и Смиле показалось, что кто-то ходит. Быстрый, еле слышный топоток, как будто тяжелый мячик пропрыгал в угол комнаты и там затих.
– Ты меня пытаешься своим глюком заразить? – забеспокоилась Смиля. Она тоже подобрала ноги и стала с тревогой смотреть на пол.
– Молоко есть?
– Зачем? Ты голодный? – Упоминания о еде сейчас были настолько неуместны, что в Смиле проснулось вчерашнее раздражение.
– Не я. – И снова кивок под стол.
– У меня нет кошки, – стала злиться Смиля.
Эрик посмотрел на нее невидящими глазами.
– Апокалипсис какой-то, – пробормотал он.
– При чем здесь это?
Смиля глянула на дверь. А ну как Эрик буянить начнет. Посидит-посидит и накинется? Это надо в «Скорую» звонить, в полицию.
– В момент апокалипсиса силы дьявола начинают побеждать силы добра. Будет война.
– С кем?
– Они сначала армию соберут, – быстро зашептал Эрик. – Всякая нечисть станет показываться людям. А потом они набросятся. Состоится большое сражение. И все погибнут.
Смиля представила вчерашнюю Лауму. В то, что она набросится, верилось с трудом.
– Я сейчас молоко принесу.
Может, он газов каких надышался на улице, пока шел? Молоко, говорят, оттягивает, от разных отравлений помогает.
Целый пакет, только что открытый. А к нему чашка, керамическая кружка и тарелка с печеньем. Эрик печенье смахнул на кровать, налил молоко в тарелку. Это было до того страшно, что Смиля снова покосилась на дверь. Бывает же так: то ничего-ничего, а то человек начинает молоко из тарелки лакать, как кошка. И зовет он себя кошкой. Хотя лучше бы Эрик стал прикидываться тараканом. Тараканы живучи. Говорят, они единственные, кто выживет после ядерного взрыва. Ну и еще мелкие бактерии. Но до бактерий Эрику было далеко. Потому что ни одна бактерия в здравом уме и твердой памяти не полезет с тарелкой молока под стол. А Эрик полез. Его тощий зад в черных джинсах беспомощно торчал за стулом.
– Слушай, у тебя ничего не болит? – Так и тянуло по этому заду врезать, но Смиля сдержалась. Как-то не пристало приличной девушке так себя вести. А что если все-таки в нее влюблены…
– Еще, знаешь, что происходит в апокалипсис? Граница между миром живых и миром мертвых исчезает, и все мертвые приходят сюда.
Если бы он с такими речами заявился к Скелету, то был бы вторично послан в грубой форме. А у Смили может вполне получить дружескую поддержку. Вот и пришел.
– С чего ты взял, что апокалипсис случится в Калининграде?
– Где-то он ведь должен начаться, – как само собой разумеющееся сообщил Эрик.
Смиля посмотрела на него долгим взглядом. На горизонте прошла мысль – правильно она сделала, что не стала в него влюбляться. Шальной он какой-то. И целоваться она с ним не будет.
– Ты спать не пробовал?
Эрик покосился на Смилю с обидой, словно она предложила ему что-то непристойное. Например, сесть заняться алгеброй или физикой. Это в разгар лета!
– Пойду я, – пробормотал Эрик, потирая лоб ладонью, будто грязь хотел стереть. – Голова болит. Что-то я запутался. Я зачем пришел-то?
– Кольцо мне отдал, – растерянно пробормотала Смиля.
– Зачем?
Теперь она смотрела на своего вожака во все глаза. Такого с Эриком еще не случалось. Это и правда было похоже на провал в памяти. Причем такой… капитальный. А Эрик уже топал к выходу. У двери остановился, уперся взглядом в косяк. В вампиры подался? Нет, вампиры просят разрешение на вход, а тут человек выйти не может. Усмехнулся рваной, болезненной улыбкой.
– Знаешь, – заговорил он умирающим голосом, – мне кажется, что все это неспроста. Сначала мы всех отгоняли от Дома, теперь нас… выгоняют. Все логично. Только мы это делали любительски, а они обратились к профессионалам. Какой-нибудь Копперфильд устраивает фокусы, разыгрывает спектакли. А мы, вместо того чтобы аплодировать, бегаем, по кустам жмемся. Ты чего испугалась-то?
– Где? – Вопрос напряг. Лучше бы спросил, где и когда она не пугалась.
– Вчера в библиотеке. Увидела чего?
Смиля молчала. Смотрела на Эрика и поджимала губы, чтобы ничего лишнего с них не сорвалось.
– Ну, вот и ты… – Эрик тяжело вздохнул. – Верка тоже не рассказывает.
И вышел. Без объяснений. Без тронной речи и прощальных слов.
Хлопнула дверь. Сквозняком потянуло по ногам. Смиля стояла в коридоре и озадаченно смотрела, как покачивается около зеркала в прихожей колокольчик из толстых полых трубочек. И до того засмотрелась – не сразу поняла, что давно уже слышит совершенно неуместный для их квартиры звук. Кто-то играл в мячик. Увесистый такой мячик. Он мелко прыгал по полу, выстукивая по паркету тяжелую дробь. И по ковру – тоже дробь.
Дыхание сбилось. Смиля поймала себя на том, что боится оглянуться. Пока стоишь и смотришь на колокольчик – ничего. Стоит шевельнуться – появится. Задышит в затылок, просверлит макушку взглядом. Кто? Да хоть кто!
«Ходит кто-то», – всплыли в памяти слова.
А ведь и правда не прыжки. Топоток. Кто-то двигался по комнате мелкими перебежками. Уверенно. Почему-то представилась лошадь, вышагивающая на задних копытах. Смиля сама не поняла, откуда взялся этот образ.
На всякий случай позвала:
– Мама!
Топоток прекратился. «Пришел», – догадалась Смиля.
– Чего? – с заметным опозданием отозвалась мама.
– Ничего, – дернула плечом Смиля. – А что она могла сказать? Что у нее в комнате лошадь чечетку бьет?
Образ лошади убил тревогу, оставив влажную слабость в теле. Чего-то у нее сегодня с фантазией не того… слишком буйная. Кофе с утра перепила, вот и чудится разное. Хотя какое кофе? Она еще не завтракала.
Лошади, конечно, не было. Здесь вообще никого не было. Может, за окном? Распластался там по стене, человек-паук недоделанный!
Дверной звонок заставил подпрыгнуть, зачем-то схватиться за стул, а потом его еще и уронить. Снова мама поторопилась. Дверь распахнула, гостя впустила.
– Добрый день! – соловьем пел Гера. Мало что по-гусарски каблуками не щелкнул и к ручке маминой не приложился. – Мне бы со Смиляной повидаться.
И оттуда только такие слова знает? Он ведь книжек в жизни не читал.
– Да, если она свободна, – опешила мама. – У нее был гость.
– Сейчас мы этого гостя…
Смиля успела представить напряженное злое лицо Генриха, а потом он и сам появился. Точно с таким выражением лица, какое она себе нарисовала.
– Где он?
И вылетел из пещеры страшный Змей о трех головах, из ноздрей пар валит, из пасти огонь пышет.
Смиля попыталась улыбнуться приветливо.
– Ушел! Или не пришел. Ты о ком?
– Конкурентов не потерплю!
Или это они все вместе газом надышались? Чего на одного Эрика валить? Вместе вчера были: и в библиотеке, и в Доме.
Смиля потянулась к молоку и стала пить прямо из пакета, из разреза.
– Проголодалась? – сразу смягчился Гера.
Смиля кивнула.
– Это хорошо, – благодушничал Гера.
Смиля кивнула.
– Люблю, когда у девушек хороший аппетит.
Смиля подавилась.
– Влюбился, что ли? – перешла она сразу к делу.
– Ну, – расплылся в глупой улыбке Гера. – Все взаимно.
И на свет появился мятый листок бумаги. Его мало что не пожевали, но в кулаке потискали изрядно.
- Предыдущая
- 35/106
- Следующая
