Большая книга ужасов 2013 (сборник) - Щеглова Ирина Владимировна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/106
• Следующая

После опят мы выбрались из оврага и потянулись на север, немного прошагали по лесу и погрузились в другой овраг, а потом в следующий, а потом лес превратился в лабиринт, состоящий из заросших распадков, ям, пересохших ручьев и поваленных деревьев, и все это походило на настоящую засечную черту. Мне пробираться через всю эту чехарду было довольно просто, в основном я подныривал под стволы, потому что елки и палки все лежали на уровне человеческих плеч, отчего Костику приходилось сложней. Подлезать ему было неудобно, приходилось перелезать. На некоторых деревьях успела замерзнуть роса, отчего они сделались скользкими, Костик обрывался и падал, цеплялся ватником за сучки. Телогрейка уже изрядно обтрепалась, из дыр торчали клочья утеплителя, я представил, сколько за время нашего похода мы оставили ватных следов на деревьях, и загрустил – твари пройдут по ним, как по указателям. Тут слепой пройдет, а они ой как не слепы.

А к вечеру мы остановились совсем. Даже не к вечеру, раньше, солнце начало скатываться за полдень, и стало стремительно холодать, видимо, с севера сползал сильный заморозок. Костик прятал руки в рукавах, часто дышал в ладони и стучал зубами. Ватник, конечно, вещь хорошая, но вот валенки в подвале он взять не догадался, пережить зиму в кедах вряд ли получится. И эту ночь тоже.

Наверное, Костик это понимал. Он совсем погрустнел и ссутулился, дышать стал громко и часто. Прихрамывать опять начал, и в конце концов поскользнулся на очередном дереве, закатился под вывернутый корень. Я полез за ним и обнаружил, что Костик уснул – под корнями был собран мох и сопревшие еловые ветки, видимо, когда-то раньше здесь располагалась лежка. Или волк, или медведь, запах почти растворился, я чувствовал только давнего зверя, да и то уже совсем смутно. Только бурая шерсть клоками. Костик свалился на мох и теперь спал, свернувшись калачиком, я попробовал его разбудить. Бесполезно, отключился.

Нехорошее место. Темное какое-то. Я выбрал не до конца поваленную сосну, верхушкой покоившуюся на другом дереве, и попробовал на нее взобраться. Дерево лежало достаточно полого, сучья начинались выше, и у меня получилось подняться метра на три от земли.

Я видел перед собой поломанный сине-черный лес, ночной, неподвижный. Там, в глубине этого леса, нас ждало что-то страшное и чужое, и я знал, что обойти это не получится.

Кора съехала из-под когтей, я едва не сорвался, с трудом удержал равновесие. Возвращаться на землю пришлось пятясь.

Костик спал, с хрипом выдыхал воздух.

Наверное, его все-таки можно было разбудить, например, немного прикусить за ухо – вскочит, никуда не денется. Но я не стал этого делать, лег рядом. Пусть. Если заморозок будет настоящим, сильным, то скорее всего…

Костик улыбался во сне.

Я свернулся почти в клубок, подобрал под себя лапы, спрятал морду. Лесные звери очень хорошо умели делать себе лежки, тепло и сухо. Можно перезимовать. Уснуть и спать до весны, скоро выпадет снег, и спрячет нас под корнем, и вообще все спрячет, весь мир, останутся только сны, земляника воспоминаний, рассыпанная по забытым полянам детства.

Яблочное варенье. С корицей, прозрачное, с золотистыми ломтиками, густое и вкусное, однажды Па уронил пластиковую банку на кухне, она растеклась по полу, и пока он бегал за тряпкой, мы с Айком успели подобрать почти все. Вкусно.

И теплые носки. Осенью у меня ныли лапы, и Ли надевала мне свои шерстяные носки, и я ходил по дому, поскальзываясь на паркете и стукаясь об углы. А Айк завидовал, и по ночам воровал носки у Па, и натянуть пытался, только туп он был, туп, не мог он их надеть.

Весна, ветреные деньки, когда опадает яблоневый цвет, а воздухом нельзя надышаться.

Это не повторится уже никогда. Уже почти и не снится, сколько глаза ни закрывай.

Я закрыл глаза, а проснулся уже от крика.

Если честно, то я не очень надеялся на пробуждение – заморозок ведь, зима, холодно, очень холодно. А Костик орал где-то неподалеку.

Я открыл глаза и увидел звезду, в морозном воздухе казалось, что небо опустилось еще ниже и давит на затылок, и острые верхушки сосен чуть сгибаются влево под тяжестью ночи. Луна вывешивалась над горизонтом

Я кинулся на крик.

Голос отражался от деревьев, и от живых, и от поваленных, и доносился с разных сторон, точно в лесу был не один, а сразу несколько перепуганных мальчишек, я выбрал ближнего и направился к нему.

Костик продолжал кричать. А я продолжал его искать, потому что там, где я ожидал его встретить, само собой, никого не оказалось. Но я заметил на сосне клочок ваты, а неподалеку еще один. Вата пахла потом и страхом, но Костик вообще пах потом и страхом…

Он крикнул совсем рядом, я повернулся и увидел – он стоял под деревом, вжался в него и кричал. Точно, с ума сошел, свихнулся, кажется. Я подскочил и рявкнул на него, он вздрогнул и отлип от ствола. Левый глаз дергался вместе со щекой, Костик указал пальцем, я посмотрел.

Мне показалось, что это деревья – в морозном лунном свете было сложно различить, лучи дробились сквозь кроны сосен, свет мешался с тенью, полутона и резкие тени, и я почти ничего не мог различить, все-таки человеческое зрение гораздо лучше, я не видел и решил подойти поближе.

Костик всхлипнул и поплелся за мной.

– Я услышал… – шептал он. – Услышал… отца. Он меня хвалил, я хотел плаванием заниматься… И вдруг я слышу – он зовет. Вот так и зовет, как будто рядом где-то, и зовет – и зовет, и зовет, я и проснулся. А он зовет, как настоящий, я и не удержался, пошел… А его все нету и нету, только голос. А потом я и увидел… Тут нет папы вовсе. Ты видишь?!

Теперь я видел.

Тут тоже был овраг, но не продолговатый, а круглый и широкий, словно и не овраг, а воронка, в которой росли деревья, не сосны, какие-то другие, с толстыми ветвями, расположенными довольно низко. Деревья высохшие, в лунном свете слишком черные, и на этих черных деревьях висели мешки. Так я сначала подумал, висят, вытянувшиеся почти до земли, словно какие-то странные черные плоды.

– Они тут… – сказал он. – Тут все…

На меня обрушился запах. Как-то разом, вдруг, со всех сторон, а особенно сверху, вонь стекла с деревьев и заполняла все вокруг, так густо, что стало трудно дышать, в горле словно застряла вонючая плотная тряпка.

На ветках висели люди. Головами вниз. Как колбаса. Как запасы. Их было много, на каждом дереве человека два-три, на коротких веревках, и руки вытянуты вниз, и вообще люди вытянулись, в каждом, наверное, по два метра росту сделалось, и под силой тяжести мясо и кровь слезли под кожей вниз, люди стали похожи на капли, на черную смолу, свисавшую с деревьев.

Логово.

Гнездо.

Вот куда делись все жители села. Они тут висели все. Наверное, твари устраивали такое возле каждого более-менее крупного населенного пункта, только ведь мы вроде ушли… От того села, где сидели в подвале. Почти тринадцать дней мы бродили по лесу, старались оторваться – и не оторвались. Хуже – мы, как дураки, сами явились к ним в пасть. Впрочем, может быть, это было не случайно, может, они заморочили нас еще давно, и все это время они вели нас сюда. Чтобы повесить нас вверх ногами. Впрочем, я им вряд ли был нужен, они выпасали Костика. Он оторвался от них, причем не один раз, и оставить это они не могли никак – они мстительны, как любое порождение тьмы.

Наверное, возле Лисьего Лога они собирались устроить приблизительно это же, там тоже лес, и тоже деревья, только вот пожар помешал. А здесь пожар им не помешает, да и вообще, место тихое.

– Это они, – прошептал вдруг Костик. – Старушки… Как на фотографии. Вместе висят… бабушки… те самые, у которых половики…

Я не стал смотреть на то, как бабушки висят вместе, хватит, насмотрелся я на все на это. Скоро сами повиснем, и вот так же стечем к земле мертвыми каплями, хотя не успеем, нет, замерзнем.

Смех. Звонкий и рассыпчатый. Дети луны ударили по струнам из жил человеческих, отыскали живых своими красными глазами, ну вот оно, началось.

• Предыдущая
• 19/106
• Следующая