Тайна графа Эдельмута - Мелкумова Анжелина - Страница 18

• Предыдущая
• 18/73
• Следующая

— Вы от Бартоломеуса?

Густые брови поднялись в недоумении.

— Вы от… от Жозефины? — поправились они.

— Да.

— Ах, проходите! Пожалуйста! Расскажите же скорей, как она! Что с ней?

Пройдя в комнату, незнакомец грузно опустился на стул.

— Что с Жозефиной?.. — Он помолчал, как будто пытаясь осмыслить вопрос. — Жози больше нет.

— А кто теперь есть? — улыбнулась Эвелина, пытаясь представить, какую роль играет теперь Бартоломеус.

Однако, припомнив, что сундучок с головами Бартоломеус с собой не взял, осеклась. А увидав лицо гостя, и вовсе похолодела.

Щетинистый подбородок гостя дрожал, а ресницы вдруг часто-часто захлопали.

— Кто теперь есть? — прохрипел он глухо. — Только я. Один… На всем белом свете. — Он вздохнул. — И с камнем на сердце.

Это было уже слишком.

— Что вы такое говорите?! — возмутилась Марион. А поскольку гость молчал, кинулась к нему и, ухватив за воротник, затрясла что было сил: — Отвечайте же наконец, не мучьте честных людей!

— Да, что же с Барто… с Жози… Ж-жозефиной? — все еще пытаясь улыбаться, жалобно пролепетала Эвелина.

— Они убили ее! Убили! Убили!.. — прорвало вдруг гостя. Он закрыл лицо руками и разрыдался, как дикий зверь. — Сегодня утром…

Теперь, если мы хотим узнать, что случилось с Бартоломеусом — а мы хотим, правда? — вернемся недельки на две назад и переместимся в замок графа Шлавино: да не в тот, что на холмах, а в другой — что на воде.

Замок Наводе уже сто лет как стоял на маленьком островке. Таком совсем небольшом — как раз по размерам замка. И соединялся с берегом длинным мостом. Остров располагался посреди озера. А озеро — посреди густого леса. На ночь часть моста, связанную с замком, убирали — и замок отгораживался от остального мира широкой водной преградой. Такое расположение делало замок почти неприступным. И именно потому граф Шлавино так его любил. И именно потому держал там свою лабораторию.

Вы спросите: какую такую лабораторию?

А забыли, что наш граф увлекался изготовлением волшебных порошков? Порошок, заставляющий соглашаться, порошок, превращающий в лягушку, порошок, помогающий плакать… Ну, про другие мы, кажется, не знаем. Из них же он делал свои конфеты — такие красивые и вкусные на вид.

Поскольку остров был крохотный, то и замок был совсем небольшой, и слуг было немного, зато самые преданные графу.

Жозефина попала сюда случайно. Шла-шла — и пришла. Да по дороге упала в берлогу медведя, да с перепугу все позабыла: кто она, куда шла… Помнила только, что зовут Жозефиной и что не прочь наняться горничной.

Все это неважно. Важно, что Жозефина была ужас до чего красивая девушка. Это и решило все дело. Встретивший ее на берегу камергер графа не стал даже выслушивать путаных объяснений про лес и про берлогу медведя: просто отвел в замок, сунул в руки тряпку и велел наводить чистоту.

А дальше было вот что.

…Стоял солнечный полдень. Во внутреннем дворике замка было пустынно. Из кухни доносились слабое позвякивание посуды, голоса поварят и вкусный запах жареной курицы.

Жозефина вышла из кухни и остановилась, оглядываясь. С одной стороны высились величественная главная башня и строение пониже с жилыми помещениями. С другой — тянулись хозяйственные постройки. По обеденному времени во дворе никого не было.

Жозефина медленно пересекла мощеный камнем двор и остановилась перед входом в графскую лабораторию.

Подергав замок на дубовой, обитой железом двери — черт, заперто! — она снова оглянулась. Подобрала юбку, уселась на корточки. И вытащив из складок подола хитро закрученную отмычку, быстро сунула в скважину замка.

Трик-трик, скрипела палочка, трик-трик! И что-то, кажись… ей-ей, что-то поддавалось!

Неужто получится? Склонившись над замком, Жозефина затаила дыхание.

Трик-трик! — пела палочка — сейчас-сейчас!

— Что это ты тут делаешь? — раздался голос за спиной.

Трым-брым… осеклась палочка, сломавшись. Подскочив, как ужаленная, Жозефина выпрямилась.

— Колдуешь над замком? — спросил господин Швайн, камергер графа. То был широкоплечий сутулый урод с на удивление низким лбом и весь с ног до головы покрытый черно-бурыми волосами.

Жозефина улыбнулась как можно глупее:

— Да вот, пытаюсь вычистить до блеска.

— Ты умница, старательная девушка, — похвалил Швайн, по-доброму прищурив маленькие глубоко посаженные глазки. — Но за этой дверью — еще одна, а за ней — еще четыре. Неплохо бы и там замки почистить.

— Буду просто счастлива! — искренне обрадовалась Жозефина.

— Однако позволить тебе этого не могу: вход в лабораторию запрещен под страхом смерти.

— Ах, боже мой! — всплеснула девушка руками и заморгала как можно испуганнее.

— Ты славная девушка, — улыбнулся Швайн. — И вот что, знаешь, иди-ка на кухню: помоги кухарке заточить ножи да начисть до блеска посуду. Завтра в замке ожидаются важные господа.

Важные господа начали прибывать к полудню.

Каждый был страшно важен, у каждого была куча слуг и замок в пределах графства. Попросту говоря, каждый из них был вассалом графа Шлавино.

Гости въезжали во двор замка, где их встречал сам его сиятельство, и исчезали в покоях главной башни.

Последний прибыл уже после захода солнца. Толстый и мрачный, как монах, опустив голову, скрытую широким капюшоном, он поднялся на крыльцо и проследовал за Вилли Швайном в графские покои.

Ржали лошади, суетился народ. А к вечеру, когда сумерки поглотили окрестные леса, замок засиял, освещенный пылающими факелами-начался пир.

В самой большой зале был установлен длинный стол. Граф сидел во главе, гости — вдоль. Стол был уставлен аппетитными кушаньями — уткой, начиненной яблоками, жареным зайцем под острым соусом, запеченной олениной с жареными грибами — и сиял свечами.

Ах, роскошные наряды были у гостей: бархатные кафтаны, один другого пестрее, шелковые рубахи, золотое шитье. На головах у дам красовались высоченные головные уборы, украшенные искусным шитьем. В свете свечей блестели беличьи и горностаевые меха. А под потолком, с маленького балкончика, услаждали слух сеньоров виолы и флейты музыкантов.

Было весело, и хотелось разглядеть всю эту красоту поближе. Но что поделаешь, скромную горничную дальше растворенной двери не пускали.

— Живо, живо, живо, живо! — командовал Вилли Швайн, направляя процессию слуг.

Неся на вытянутых руках блюда с жареной дичью, ароматными супами и румяными булками, слуги стройной вереницей носились из кухни в обеденную залу, из залы — обратно на кухню.

Жозефина совсем сбилась с ног, разнося постели и взбивая перины для важных гостей.

Причем каждый раз путь ее, как ни странно, пролегал мимо графской лаборатории. (Увы, тяжелый замок как висел, так и продолжал висеть).

И каждый раз, как ни странно, ей на пути попадался подмигивающий Вилли Швайн.

— Что, крошка — скучаешь?

— Ах, я каждый раз прохожу мимо этой ужасной лаборатории и думаю: а что, если я пройду как-нибудь мимо, а дверь открыта? Знаю, что не удержусь от любопытства и загляну внутрь. Что же тогда будет? Ох, что же тогда будет!

— Повесят — не больше и не меньше.

— Только и всего-то?

— Ты милая девушка, — улыбнулся Швайн. — Остроумная и веселая. И, мне кажется, любишь прогулки при луне.

— При луне?.. — переспросила в задумчивости. Жозефина. — Ах, при луне! Да, это мое любимое занятие.

— Тогда приходи в полночь к главным воротам. Сегодня будет чудесная лунная ночь.

Ночь и вправду оказалась лунной. Прогуливаясь маленькими шажками перед воротами и беспокойно поглаживая свои тонкие пальцы, истерзанные чисткой подсвечников, Бартоломеус поглядывал на часового, мелькавшего наверху, на дозорной башне.

• Предыдущая
• 18/73
• Следующая