Сказочные повести. Выпуск пятый - Чеповецкий Ефим Петрович - Страница 46

• Предыдущая
• 46/61
• Следующая

— Ура! — отозвались рыбки. — Ура-а-а!

Рыбка-губан подпрыгнула от радости до потолка и запела:

И тут наша Ложка расхрабрилась, оттолкнула рыбок и пошла вприсядку:

— Эх! — Рыбка-тубан рванула на себе чешую так, что чешуйки полетели серебряными блестками, и прыгнула с этажерки на пол да стала выделывать кренделя — и чечетку отбивать, и пошла вприсядку, и через голову, и плавниками хлопала, да еще подпевала:

И мы хлопали в ладоши, отбивая ногами.

И пошло веселье, пошла гулянка на всю ночь.

Рано утром, когда еще только светало, из дома шумной компанией вывалились медузы, рыбки и Морской Конек.

— Ну чего? Давайте прощаться, — сказал Морской Конек.

Рыбка-губан все притопывала и пришлепывала хвостиком.

— Приезжайте еще, дорогие гости, — говорила она. — Попоем вместе. Ох и певуньи у нас есть, прямо заслушаешься! Это медузы не поют, больше поесть любят, а рыбки-то ох как славно поют!

— А у нас тоже в деревне… Э-э-э-ха-ха! — смеялась Ложка. — Три-та-тушки, три-та-та! И-и-их!

— Собирайтесь! Собирайтесь! — торопил Морской Конек. — Дорога не ближняя.

— Да ты погоди! — смеялась Ложка. — Не суетись ты, господи боже мой!

Ослик тоже вышел нас провожать. Торопун-Карапун подошел к нему.

— Если что будет нужно, — сказал он, — мы всегда поможем.

Ослик кивнул.

— Все будет хорошо, — сказал Торопун-Карапун. — Теперь тебя никто не посмеет обидеть.

— Садитесь! Садитесь! — торопил Морской Конек. — А я сзади поскачу.

У порога ждали длинномордые рыбы-тунцы. Мы уселись верхом на тунцов. Я успел погладить упрямого Ослика. Шерстка у него была мягкой и теплой.

— Как хорошо, что мы встретились. Ослик! — шепнул я. — Мы тебя не забудем!

— Я тебя тоже. И Торопуна, — сказал Ослик.

Мимо меня промчались Торопун-Карапун, Цыпленок, Солдатик и Ложка. Мой тунец рванулся вслед за ними. Дорогу нам показывала Рыбка-кормчий. Мы быстро уходили все глубже в море. Еще только светало, а мы летели в темноту, будто назад — в ночь.

Ложка, ехавшая впереди меня, оглянулась и крикнула:

— А ничего погуляли! Губан этот здорово отплясывал! — она засмеялась.

— «Березничек кустовой, осинничек листовой…»

Я сильнее сжал коленями своего тунца. Тунец рванулся вперед, обогнал Ложку, Солдатика и стал приближаться к большому тунцу Торопуна-Карапуна.

Торопун-Карапун заметил это слишком поздно. Я вырвался вперед.

— Догоняй! — крикнул я.

Мне стало весело. Глаза Торопуна-Карапуна заблестели.

— Алеро! Алеро! — крикнул он на языке, который только что придумал.

И тунец его понял. И прибавил скорость. И начались гонки.

Дж-ж-ж-жжжих! — это в вихре промчался мимо меня Солдатик.

— Ха-ха! Счастливо оставаться! — мимо пронеслась Ложка, обдав меня волной.

Дж-ж-жх-жих! — промчался мимо меня Торопун-Карапун.

— Эй-эй! Поднажми! — подбадривал я своего тунца.

Но что это? Меня обгонял Цыпленок. Даже Цыпленок обгонял меня.

— Э-эй! Прибавь хоть чуточку скорости! Мы ведь почти ползем!

Мой тунец все отставал и отставал. И я понял. Я вдруг понял: ведь я тяжелее их! Ведь я дяденька. И мне ли угнаться за ними…

— Тише! Прошу вас, потише! — простонал, задыхаясь, Морской Конек. Он с трудом поспевал за нами.

— Действительно, зачем нам спешить? — сказал я, притормаживая своего тунца. — А далеко ли еще до городка?

— До ночи не успеем, — сказал Морской Конек. — Придется переночевать в пути.

Мы мчались на своих тунцах в полной тишине. В поле, мимо которого мы ехали, беззвучно покачивались водоросли. Неподалеку был лес, но оттуда не слышно было птиц.

— Глуховато у вас, — сказал я Морскому Коньку, невольно переходя на шепот.

— Такое время года.

В этих лесах, подумал я, нет рыжих белочек. Они не раскачиваются на ветках, не строят домиков, не собирают шишек. Зайцы не оставляют следов на дорожках. Потому что нет зайцев в этих лесах, нет птиц. Вот и тихо.

Мы проехали мимо деревни, где жили морские звезды. Но и здесь не слышалось ни звука. Звезды молча открывали двери своих маленьких домов и удивленно смотрели нам вслед. Сразу за деревней дорога свернула к болоту — бесконечному и унылому. Впереди виднелась черная туча. Мой тунец сильно отстал.

— Эй! Подождите-е-е! — крикнул я.

И эхо глухо ответило: «Ите… ите…»

Двигался я совсем уж медленно. Хвост моего тунца вяз в черной трясине. Дороги не было видно…

— Не отставайте! — прохрипел Морской Конек.

Говорить мне было трудно, и я только молча кивнул.

— Поднажмите еще немножко, — сипел Морской Конек. — Они нас подождут.

И правда, скоро я увидел Торопуна-Карапуна. Он сидел на своем тунце и ждал. «Какой заботливый наш капитан, — подумал я. — С таким не пропадешь».

Когда мы остановились, было уж совсем темно. Над лесом поднялась рыба-луна.

— Тут недалеко тропинка, — сказал Морской Конек. — Она ведет в ущелье. А там речка, пресная вода. Можно напиться вдосталь и отдохнуть. Только туда очень страшно спускаться.

— Как это — страшно? — удивился Торопун-Карапун. — Раз надо, значит, спустимся.

Мы отпустили своих тунцов, они махнули нам хвостами и поплыли назад, а мы все заскользили по тропинке вниз и скользили все быстрее и быстрее, пока не полетели куда-то в темноту и шлепнулись на что-то мягкое.

— Приехали! — сказал Морской Конек.

При свете рыбы-луны мы увидели, что находимся на полянке среди белых цветов. Одних только белых цветов. И вдруг что-то знакомое, страшно знакомое пахнуло на меня из моего детства. Я задрожал от волнения.

— Здесь, здесь! — закричал я. — Я помню эту поляну…

— Я помню эту поляну, — закричал я, — и эти белые цветы!

В то давнее, давнее время — это было еще задолго до войны — я жил в маленьком городке. Городок наш был такой маленький, что каждое утро кузнечики будили его своим звоном. Просыпаясь, я тут же бежал через овраг к старой колокольне. Крыша на колокольне была наполовину сорвана. И когда дул ветер, железо на крыше скрипело и стучало. На камнях разрушенной ограды росла трава.

В то лето было очень жарко. Я жил тогда у бабушки на самом краю города. По оврагу можно было выйти к кладбищу. Но я никогда не ходил — боялся. А ночами иногда шумели ливни. И мы плохо спали. Где-то рядом хлопало, и я догадывался, что, наверно, моя бабушка тоже боится. Самое страшное — это филин. Он жил на кладбище и прилетал оттуда. Садился на забор возле нашего дома и ухал.

«Бабушка, — шептал я, — я боюсь…»

Я забирался к ней в постель, а она гладила меня, приговаривая: «Ну чего ты… Поспи до кузнечиков».

Но я не спал. Я всматривался в темноту, пока не уставали глаза. Было тихо. Ни один звук не нарушал тишины. Но я-то знал, что на кладбище, неподалеку от нас, есть черный дом с одним окном. Спиной к двери, скрючившись, сидит сам хозяин дома в очках на крючковатом носу и старыми, жилистыми руками перелистывает железные, ржавые страницы книга, и они стучат и скрипят, стучат и скрипят. А когда поднимается луна и желтый ее свет проникает в окошко, старик с треском захлопывает книгу и страшно так вздыхает: «Ух! Ух!» Я знал, кто этот старик. Филин. Он полетит к нашему дому.

• Предыдущая
• 46/61
• Следующая