Сказочные повести. Выпуск десятый - Виткович Виктор Станиславович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/60
• Следующая

— Выбирай свою смерть! — повторил дэв.

— Надо подумать, — хладнокровно сказал Аладдин. — Каждая из этих смертей имеет свои достоинства.

Он задумчиво поглядел на дэва, перевел взгляд вверх на лампу, где горел огонек, затем поднял свой меч, который уже почернел и остыл.

Дэв смотрел на Аладдина, в его глазах танцевали искры.

— Можно мне погадать, какую смерть выбрать?

— Можно, — презрительно прохрипел дэв.

Аладдин взял меч в руки, сделал им несколько замысловатых движений. И вдруг с силой швырнул вверх.

Со свистом меч взлетел под самый свод пещеры и (мы должны похвалить Аладдина за меткость) сшиб лампу. Лампа полетела вниз и шлепнулась прямо в водоем.

И тогда произошло то, чего поистине не видел никто из живущих. Огонек лампы, попав в воду, вспыхнул ярчайшим светом и зашипел. Не забывайте — ведь это был не огонек, а сердце дэва. Вода в мраморном водоеме сразу превратилась в расплавленную ртуть. Потом вскипела и взлетела вверх клубящимся облаком пара, все погасив.

В то же мгновение дэв с пронзительным воем начал рассыпаться, с него падали во все стороны языки пламени. Они тут же гасли и разлетались хлопьями пепла. Что было дальше, Аладдин не видал, так как облако пара все от него заслонило.

А когда туман рассеялся, Аладдин обнаружил на месте огненного дэва лишь груду черного пепла. По стенам и сводам пещеры сочилась вода. Деревья волшебного сада были мокры, будто только что прошел дождь. Влажные рубины, сапфиры и изумруды излучали рассеянный свет. И при этом свете Аладдин различил водоем.

Он подошел к его краю. Водоем был пуст. А на мраморном дне лежали лампа и меч.

Аладдин спрыгнул в водоем и сел на корточки на почтительном расстоянии от лампы. Неужели та самая лампа? Вокруг никого. Он и лампа. Обыкновенная старая лампа.

— Хм… — сказал Аладдин.

Вложив меч в ножны, он взял лампу, вылез из водоема. И, позабыв про рубины и изумруды, зашагал к выходу.

Проходя через пещеру, где недавно с ним разговаривал низкий голос, Аладдин сказал наугад:

— Спасибо.

Никто не ответил.

Тогда Аладдин пошел дальше. И стал на ощупь подниматься по выщербленным ступеням, пока не увидел впереди слабый отблеск луны.

Магрибинец устал ждать. Он ходил у входа в пещеру туда и сюда, и за ним двигалась его тень в лунном свете. Невдалеке на древней гробнице тускло светились изразцы. В стороне неподвижно стоял черный верблюд.

Но вот Худайдан-ибн-Худайдан увидел Аладдина, вылезающего из пещеры: в его руках была лампа. Выражение злобы вмиг сменилось на лице магрибинца маской необыкновенной доброты.

Сияя, Аладдин протянул ему лампу. Магрибинец дрожащими руками схватил ее, стал рассматривать.

Аладдин спросил:

— Та самая?

Магрибинец не ответил. Он взял из рук Аладдина свой меч, положил лампу на камень, вынул меч из ножен. И занес — да, да, занес! — меч над головой своего племянника.

— Что ты делаешь, дядя? — воскликнул Аладдин.

— Дядя?! — захохотал магрибинец и с силой опустил меч.

Аладдин увернулся, но потерял равновесие и провалился обратно в пещеру.

А меч угодил в лампу. Она со звоном подпрыгнула и исчезла вслед за Аладдином.

Магрибинец испустил самое длинное из своих проклятий. Однако тут же бросился к пещере и закричал:

— Куда ты? Возлюбленный племянник! Куда?! Я пошутил! Скорей вылезай!..

Из пещеры не доносилось ни звука.

Потрясенный Аладдин сидел в полутьме на выщербленных ступенях. Рядом валялась лампа. Сверху слышался голос:

— Аладдин!.. Аладдинчик!..

Аладдин не двигался и размышлял.

Потом он взял в руки лампу и увидел какие-то арабские буквы, покрытые налетом нагара. Чтобы разглядеть их, он стал полой халата осторожно тереть край лампы.

И вдруг — о чудо! — из лампы взлетели белые струи. Они мчались кверху, расширяясь, пока не приняли очертания джина. От неожиданности Аладдин повалился на спину. И высоко над собою увидел огромную добродушную голову джина. Посреди его лба торчал рог.

— Слушаю и повинуюсь! — сказал джин.

— Кто ты? — спросил Аладдин, когда к нему вернулись слова.

— Я раб этой лампы! Приказывай!

— Ты джин?

— Да-а.

— Ах, джин, — обрадовался Аладдин, сразу все поняв. — Слушай, джин. Почему дядя хотел меня убить?

— Он не дядя, — сказал джин. — Он злой магрибский колдун.

— Колдун?!

Аладдин не мог прийти в себя от изумления.

— Да! Мы, джины, его знаем. Знаем целых восемьсот лет… Приказывай!

— Что?

— Ну как что! — удивился джин. — Удавить его? Утопить? Стереть в порошок?

— Нет, нет, что ты? Зачем? Пусть отправляется обратно в Магриб.

— Слушаю и повинуюсь! — сказал джин и исчез.

В этот полуночный час в Багдаде на вершине недостроенного минарета работали два старых мастера. Как всегда, эти мастера клали кирпичи и изразцы ночью, при звездах, чтобы люди своими пустыми криками не мешали им работать. Смазывая жидкой глиной кирпичи и разглаживая ее лопатками, они прилепляли изразцы и беседовали об Аладдине и его дяде, о котором целый день болтал базар и которого они даже встретили вечером, когда тот с племянником направлялись за город.

— Ты думаешь, богатый дядя — это хорошо? — сказал мастер Абу-Яхья, лоб которого был туго повязан платком, а под ним шевелились седые мохнатые брови. — Богатый дядя — плохо.

— Почему? — спросил Абу-Наиб, борода которого была покрашена хной.

— То, что дается даром, потом обходится дорого, — сказал первый, подняв голову, и его брови замерли от изумления.

Рыжая борода второго тоже торчком уставилась в небо.

Над ними, среди звезд, мчался на черном верблюде дядя Аладдина. Мало того — его верблюд летел хвостом вперед.

Мастер Абу-Яхья помедлил и сказал:

— Я живу шестьдесят лет, но первый раз вижу дядю, который летел бы на верблюде и к тому же хвостом вперед…

В этот же самый час, проходя по спящему городу, Абд аль-Кадир ударил в колотушку и завопил:

— Спите, жители Багдада! Все спо…

Но, увидев в небе верблюда и на нем дядю Аладдина, осекся, всхлипнул, закрыл рукою глаза. А когда отодвинул ладонь и решился взглянуть на небо, там уже никого не было — только сияла луна да слабо мерцали звезды.

И сторож закричал, правда уж без прежней уверенности:

— …Все спокойно!

Мы сразу же должны вам рассказать (а то потом будет некогда), что случилось дальше с Худайданом-ибн-Худайданом: куда он делся и отказался ли от того, чтобы при помощи лампы стать повелителем мира?

С ним было вот так. В далеком Магрибе, куда отправил его Аладдин, в доме этого колдуна пировали слуги, нисколько не помышляя о возвращении своего хозяина. Развалясь на шелковых подушках, они ели, пили и что-то во всю глотку кричали на своем тарабарском языке.

Вдруг среди вин и яств появился верблюд: он стоял с невозмутимым видом прямо на столе, а на верблюде сидел хозяин.

В горле у слуг застряли куски и кости, с воплями они попадали на ковры. Только один сказал находчиво:

— Со счастливым возвращением, господин!

И низко поклонился, подхватив обеими руками живот.

Худайдан-ибн-Худайдан посмотрел на него и разразился такими проклятиями, что слуги покатились в разные стороны.

А магрибский колдун стащил своего верблюда со стола.

Схватил одну из медных ламп, горевших в углу, погасил, вылил масло, сунул ее себе за пазуху, вывел верблюда за дверь и шепнул ему на ухо: «Скорей обратно в Багдад!» — вскочил на верблюда и скрылся в темноте.

• Предыдущая
• 42/60
• Следующая