Храм украденных лиц - Красавина Екатерина - Страница 5

• Предыдущая
• 5/68
• Следующая

— Дальше…

— С двух до четырех Николай Дмитриевич отвечал на телефонные звонки и смотрел медицинские карты пациентов, которым предстояли операции в ближайшее время.

— Звонки были обговорены заранее?

— Какие-то — да, какие-то — нет.

— Кто звонил ему по договоренности?

— Матросов Петр Павлович, директор фирмы «Алонда».

— Что за фирма?

— Она поставляла нам рабочие материалы. Сотрудничаем мы с ней давно. Около трех лет. Был звонок из Франции. Жерар Батистьен, французский хирург-пластик, консультировался с Николаем Дмитриевичем.

— Лактионов знал французский язык?

— Переводила я, — лаконично ответила Юлия Константиновна. — Были звонки из региональных больниц. Тоже консультации. Потом — три звонка от людей, которые хотели лечь в клинику. Обговаривались детали предстоящих операций.

— Николай Дмитриевич охотно консультировал? — удивился Губарев. — Он же как бы раскрывал секреты своей профессии. Ноу-хау.

— Ноу-хау он не раскрывал. Это совсем другое. Но, в принципе, Николай Дмитриевич считал, что, если к нему обращаются с вопросами, он просто обязан проконсультировать. Он же много лет проработал хирургом в государственном учреждении. У него сохранились связи с коллегами из других регионов и стран СНГ. Он неоднократно подчеркивал, что должен помогать им, чем может. — Секретарша сделала легкую паузу, а потом продолжила: — В четыре часа Николай Дмитриевич вызвал меня к себе и надиктовал статью для английского журнала «Пластическая хирургия». В семнадцать пятнадцать он вызвал Ирину Владимировну.

— Зачем? — перебил ее Губарев.

— Обсудить производственные вопросы. Беседовали они до семнадцати сорока.

— Он каждый день вызывал своего зама к себе?

Нет. По мере надобности. Затем он отдал по телефону задание некоторым сотрудникам. Потом занялся своими делами.

— Какими?

Юлия Константиновна выразительно посмотрела на Губарева.

— Ну вы же понимаете, что Николай Дмитриевич не посвящал меня буквально во ВСЕ, — подчеркнула она это слово.

— Когда вы видели его в последний раз?

— В восемнадцать двадцать. Я подготовила для него текущую корреспонденцию и отнесла на просмотр. Затем спросила, нужна ли я ему еще. Николай Дмитриевич сказал, что я могу быть свободна. И… я ушла домой.

Губарев достал свою записную книжку и сделал пометку:

— Это было в восемнадцать двадцать, — задумчиво сказал он. — А кто последний видел его живым?

— Охранник. Он сейчас приедет.

— А почему, Юлия Константиновна, вы сегодня опоздали?

— Я предупредила Николая Дмитриевича, что буду попозже. Мне надо было с утра в поликлинику. А потом еще пробки на дорогах. Мой джип застрял капитально.

Губарев невольно усмехнулся. Конечно, такая секретарша-терминатор может ездить только на джипе. Всякие легковесные автомобильчики — не для нее.

— Юлия Константиновна, — обратился к ней Губарев. — Вы такая умная-разумная, — на самом деле он говорил без тени иронии. — Пожалуйста, подскажите нам, что вы думаете об этом убийстве? Если ваш начальник был таким хорошим специалистом и суперпрофессионалом, то кто мог его до такой степени ненавидеть, чтобы пойти на убийство? Ведь у него, по вашим словам, нет ни одной неудачной операции. То же самое сказала и Ирина Владимировна. Как же одно стыкуется с другим?

Юлия Константиновна помолчала, а потом сказала:

— Не знаю. Если бы знала, то сказала бы. Не сомневайтесь.

После беседы с секретаршей они с Витькой не успели перекинуться и двумя словами, как приехал охранник, дежуривший в тот день, когда убили Лактионова. Конченко Андрей Викторович. Молодой белобрысый парень ответил на все вопросы четко и по существу. Да, он последним видел Николая Дмитриевича в восемь часов вечера. Потом начальник отпустил его, а сам остался.

— Раньше так было?

— Да. Иногда он работал допоздна.

— Но почему он оставался один? Вы что, ему мешали?

— Не знаю. Мне сказали, и я ушел.

— У вас не сложилось впечатление, что он кого-то ждал?

— Не знаю. Ничего такого не видел.

— Он не сказал вам, до скольких собирается работать?

— Нет.

— Он сам вышел к вам?

— Да.

— Во сколько обычно приходила уборщица?

— В девять.

— Ваш обычный рабочий день длится до которого часа? С каких и до каких?

— Заступаем мы в восемь, заканчиваем в двенадцать. С девяти до одиннадцати приходит уборщица. Иногда она убирается до одиннадцати тридцати. Потом охранник делает обход комнат и закрывает все двери.

— Труп обнаружила уборщица. Как она проникла в здание?

— Уборщица знает код входной двери. И у нее есть ключи от второй двери.

Значит, — рассуждал Губарев, — она открыла первую дверь, потом вторую… Надо позвонить ей домой. Поинтересоваться: может ли она приехать сюда, чтобы дать показания. Вчера у нее плохо с сердцем было. И она ни слова не могла вымолвить.

Отпустив охранника, Губарев тяжело вздохнул и посмотрел на Витьку:

— Интересное дело. Никакой мотивации убийства. Замечательный человек, отличный профессионал, строгий, но справедливый руководитель. Ни с какой стороны не подкопаешься. И все-таки его убили. Судя по всему, этот человек хорошо знал Лактионова, раз он сумел набрать код, у него были ключи от двери… Как-то он раздобыл их.

— А вдруг это Лактионов сам открыл ему дверь? Может, у него была важная встреча. И он не хотел, чтобы о ней знали. Собирался с кем-то побеседовать тет-а-тет, — предположил Витька.

— Этот вариант вполне приемлем. Все сходится. Отослал охранника, остался один. Уборщица должна была прийти через час. Для начала надо попросить секретаршу скопировать страницу ежедневника. Нет, возьму-ка я его целиком и просмотрю внимательно. Надо проверить все контакты Лактионова за последний месяц.

Беседы с сотрудниками клиники ничего не прояснили. Рабочий день закончился в шесть часов. Все разошлись по домам, и о том, что произошло между восьмью и девятью часами вечера, никто не знал. О своем начальнике все говорили только хорошее. Искренне или нет — поди разберись. Бывает так, что внешне — один глянец, а слегка поскребешь — такое вылезет!

Они уже собирались уходить, но тут приехала уборщица. Лицо — белое, губы — с синюшным оттенком.

— Садитесь, — указал Губарев на стул. И заглянул в лист, лежащий перед ним. — Баринова Марья Николаевна?

Та только кивнула головой.

— Расскажите, как вы обнаружили труп Лактионова.

При слове «труп» уборщица вздрогнула. Ее губы искривились, словно она собиралась заплакать.

— Ну, ну, — ободряюще сказал Губарев. — Не надо плакать.

Она шмыгнула носом.

— Пришлая, значит, убираться…

— Во сколько?

— Как обычно. В девять часов. Набрала код…

— Вы всегда набираете код? — перебил ее Губарев. — Или нажимаете на кнопку звонка, чтобы вам открыл охранник?

— Нет. Сама набираю. Я же не посторонняя. Это посторонние звонят. А я тут работаю.

Уборщица была еще не старая женщина. Лет пятьдесят с небольшим. Крашеные волосы тускло-рыжего оттенка, чуть скуластое лицо. Невысокого роста.

— Продолжайте, — сказал ей Губарев.

— Набрала код. Открыла дверь. Входную. Потом другую. Ключами. Здесь вижу — Андрюши нет.

— Охранника?

— Охранника.

— И что вы подумали?

— Что Николай Дмитриевич решил поработать один.

— И часто он оставался один?

— Когда как. По-разному.

— Ну примерно: раз в неделю? Раз в две недели? Уборщица задумалась.

— Ой, не могу сказать. По-разному. Но раньше было чаще.

— Вы давно здесь работаете?

Да. Пять лет. — И вдруг она затараторила: — Он такой хороший был, такой хороший! Я ведь без работы была. Приехала из Киева. Дочка там с внучкой остались. Ее муж-пьяница бросил. Денег совсем нет. Я и приехала. Учительница я бывшая. На рынке торговала. Привозила сало и продавала. Ну, еще там всяким барахлишком… На рынке мы и познакомились. Он сало очень любил. Специально сам ходил на рынок покупать сало. Говорил: жене не доверяю. Только я могу выбрать настоящее сало. И стал его брать у меня постоянно. Разговариваем мы с ним, он что-нибудь смешное скажет. Веселый был. Шутку любил, юмор. А однажды увидел меня заплаканной и спросил: что такое? Я ему и говорю, что ездить больше не смогу. Плохо с торговлей стало, да и личные проблемы замучили. А он и говорит: пойдете ко мне работать? Я говорю: кем? А он: уборщицей. У меня своя клиника. Я хирург. Пойду, отвечаю. Он смеется: вы даже не спрашиваете, сколько я вам платить буду! Вы хороший человек, не обидите, говорю. Тогда договорились, сказал. По рукам. Завтра я жду вас у себя. И адрес написал. Только, говорит, салом меня иногда вашим кормите. Хорошо? Ой, да я вас завалю им, отвечаю. Ну и прекрасно, смеется он. А потом, когда я приехала сюда, так и обомлела! Я и не знала, что он — такой известный. Я думала: простой человек. А он — знаменитый хирург! И с жильем мне помог устроиться. Первое время я в общежитии медицинского института жила. Потом продали квартиру в Киеве и купили комнату в коммуналке. Так я ему за все благодарна, так благодарна! — Из глаз Марьи Николаевны полились слезы. — Кто его убил? Своими руками бы задушила этого подонка!

• Предыдущая
• 5/68
• Следующая