По воле судьбы - Маккалоу Колин - Страница 11

Цезарь, все говорят, что именно я должна сообщить тебе эту весть. О, как хотела бы я от этого отказаться! У меня нет ни мудрости, ни какого-то приходящего с возрастом опыта, так что прости меня, если по глупости я заставлю тебя еще больше страдать.

Когда Юлия умерла, сердце твоей матери не выдержало. Ведь для нее та была больше дочерью, чем внучкой. Аврелия вырастила ее. И так радовалась, глядя, как она счастлива в браке. Ей было отрадно, что у Юлии все идет хорошо.

Мы в Domus Publica ведем очень уединенное существование, как и подобает дому, в котором живут весталки. Хотя вокруг бурлит шумный Форум, всякие увеселения и события мало касаются нас. Мы с Аврелией предпочитали такой образ жизни — в мирном женском сообществе, без скандалов, упреков и подозрений. Но Юлия, часто нас посещавшая, вносила с собой дыхание внешнего мира — взрывы веселости, сплетни, шутки и смех.

Когда она умерла, сердце твоей матери разбилось. Я была там, возле постели Юлии, и видела, какой сильной была твоя мать ради Помпея, ради Юлии. Такая добрая! Такая здравая во всем, что говорила. Улыбалась, когда чувствовала, что так надо. Держала Юлию за руку, а Помпей — за другую. Это она удалила из комнаты всех врачей, когда поняла, что никто и ничто уже не поможет Юлии. Это она внесла мир и покой в последние роковые часы и минуты. А после уступила место Помпею, оставив его в одиночестве возле усопшей. Выпроводила меня и увела обратно к весталкам.

До Domus Publica мы добирались в молчании. Аврелия не проронила ни слова. Но когда мы пришли, издала ужасный крик и завыла. Это был не плач, а жуткий вой. Она рухнула на колени, слезы текли ручьем, она била себя в грудь, рвала на себе волосы и царапала щеки. Взрослые весталки сбежались, стараясь поднять ее на ноги и успокоить, но сами не могли сдержать слез. Кончилось тем, что все мы повалились рядом с ней на пол, прижались друг к другу и так провели эту ночь. А Аврелия все рыдала.

Но утром все кончилось. Она привела себя в порядок и вернулась в дом Помпея, чтобы помочь ему в печальных приготовлениях. А потом умер бедный ребенок, но Помпей отказался взглянуть на него. Так что Аврелия сама занялась этими похоронами. Мальчика провожали только она, я и несколько взрослых весталок. У него не было даже имени, а потому мы, подумав, нарекли его Квинтом. Звучит хорошо. На могиле младенца будет написано: Квинт Помпей Магн. А пока его прах хранится у меня. Мой отец занимается погребальными хлопотами, потому что Помпей заботиться этим не стал.

Как хоронили Юлию, ты, наверное, знаешь. Помпей должен был тебе написать.

Мать же твоя не сумела оправиться от утраты и с каждым днем отдалялась от нас. О, это было ужасно! Кого бы она ни увидела — прачку, Евтиха, Бургунда, Кардиксу, весталку, — она останавливалась, смотрела на нас и спрашивала: «Почему она, а не я?» И что мы могли на это ответить? Как могли удержать свои слезы? А она начинала выть и снова спрашивала: «Почему же не я?»

Так продолжалось два месяца, но только в своем кругу. При посетителях, выражающих соболезнование, она брала себя в руки и держалась как полагается. Хотя ее внешний вид всех повергал в ужас.

А вечерами она запиралась в своей комнате, садилась на пол и, раскачиваясь, непрерывно мычала. Потом громко вскрикивала и вновь принималась мычать. Мы пытались помыть ее, переодеть, уложить в кровать, но она не давалась. И ничего не ела. Бургунд зажимал ей нос, а Кардикса вливала в рот разбавленное вино. На большее мы не решались. Мы все — Бургунд, Кардикса, Евтих, весталки и я — сочли, что ты бы не захотел, чтобы ее кормили насильно. Если мы ошибались, прости.

Сегодня утром она умерла. Смерть была легкой. Никакой агонии (Попиллия, старшая весталка, говорит, что это милость богов). Она много дней не произносила ни слова, но перед смертью заговорила логично и ясно. В основном речь шла о Юлии. Аврелия просила всех нас — взрослые весталки тоже присутствовали — принести за Юлию жертвы Великой Матери, Юноне Спасительнице и Bona Dea. Кажется, о Bona Dea она особенно беспокоилась. И настаивала, чтобы мы обещали помнить о ней. Я, например, поклялась, что в течение года каждый день буду давать змеям этой богини яйца и молоко. «Иначе, — сказала она, — с твоим мужем случится что-то ужасное». Она не называла тебя по имени до самой последней минуты, а тогда изрекла: «Передайте Цезарю, что все делается к его вящей славе». Потом закрыла глаза и перестала дышать.

Больше сказать нечего. Мой отец занимается похоронами. И он, конечно, напишет тебе. Но он настоял, чтобы скорбную весть сообщила тебе именно я. Мне очень жаль. Я ее очень любила.

Пожалуйста, береги себя, Цезарь. Я знаю, каким это будет ударом для тебя, особенно после смерти Юлии. Хочу понять, почему так выходит, но не понимаю. Зато почему-то ее понимаю смысл последней фразы Аврелии. Боги посылают больше испытаний тем, кого любят. Все это — к твоей вящей славе.