Тропами карибу - Крайслер Лоис - Страница 75
- Предыдущая
- 75/77
- Следующая
Алатна, низко склоня голову, стремглав неслась под гору, сумасшедше разбрасывая лапы во все стороны и бросаясь то туда, то сюда; она словно обезумела от радости и свободы и порывалась бежать по всем направлениям сразу. За нею вихрем крутилась снежная пыль.
Внизу под нами долину заполняла тень хребта, воздух был холоден и чист, дышалось удивительно легко. Мы начали спускаться в тень долины, чтобы по реке вернуться домой. Вдруг у меня захватило дух: показался самолет.
Мы выбежали на открытое пространство среди ив. Самолет пролетел над нами. Мы стали бегать взад и вперед по снегу, размахивая малицами.
Энди сел на прозрачное стекло льда в дальнем конце озера Тулиалек. По какой-то непонятной нам причине самолет так и остался на месте, не подрулив к куче нашего багажа, сложенного у той бухточки, возле которой я когда-то – теперь уже давным-давно – жила в палатке одна.
Мы побежали вдоль берега – снежные наносы служили надежной опорой ногам – и осторожно, как по стеклу, подошли к самолету. Лед был такой темный и прозрачный, что мы видели под водой каждый камень. Энди неподвижно сидел в кабине. Казалось, самолет в любую секунду провалится под лед. Увидев нас, Энди сел здесь, а не полетел к горе, где посадочный знак Криса ободряюще возвещал: «Лед 13».
Крис обвязал веревку вокруг хвоста самолета. Мы развернули машину носом к груде багажа. Энди стал подруливать к ней, Крис веревкой удерживал хвост от заноса. На гладком, как стекло, льду машина едва повиновалась пилоту.
Густошерстые волки, кремовые и серые, стояли на берегу в последнем снопе солнечного света, прорвавшегося между горными пиками, и наблюдали за нами.
Теперь – поймать их. Окровавленные рты, кусающие цепь. Двое втиснуты в старый ящик, в котором были привезены Леди и Курок. Трое привязаны. Конец свободе.
Пока Энди грузил наши пожитки, мы с Крисом побежали к горе за последними, забытыми второпях вещами. Мы забыли забрать драгоценную зеленую петрушку, буйно процветавшую в парниковом ящике у Криса. Она казалась нам слишком роскошной для того, чтобы ее съесть. Рядом с нею по-глупому лежал пластикатовый мешочек – специально на тот случай, чтобы взять ее с собой.
Когда мы вернулись к самолету, солнце уже село. Еще десять минут, сказал Энди, и он будет вынужден заночевать здесь.
В полете Крис сидел сзади. Мистер Барроу залез к нему на руки и уткнулся мордой в плечо. Север прижался к его ногам и спрятал голову в колени. Тундре было дурно, она превозмогала тошноту. Она прятала голову в багаже.
Все то время, пока мы летели через хребет, запад горел угасающим огнем, освещая Арктику падающим сверху светом. Над ровным ковром еловых лесов царила тьма, когда внизу показалась крошечная продолговатость желтых огней Бетлса.
Второпях выгрузили волков, второпях привязали их так, чтобы цепи не перепутались. Аэродромные гостиницы нельзя было узнать: кафельная ванная наверху. Теперь здесь жили приезжие из Штатов. Начинался наплыв кадров для смертоносной системы дальнего обнаружения.
Очная ставка дикой природы и цивилизации, которой с самого начала было чревато наше предприятие, исподволь надвигалась на нас. Ввергнув свободных зверей в неволю, мы поставили себя на грань этого события. При этом нас раздирали противоречивые чувства, ибо мы познали дикую природу, но не могли обойтись без цивилизации.
После себя мы оставили погибель. Курку вскоре предстояло быть убитым ради вознаграждения в пятьдесят долларов. (Леди могла считать, что ей повезло.) В результате бессмысленного отравительства погиб такой замечательный волк, как мисс Тундра. (В ближайшие месяцы нам довелось лучше узнать ее.) Система дальнего обнаружения, дотоле казавшаяся фикцией на бумаге, катила свой фронт все вперед и вперед, уничтожая первобытную природу и диких животных; это было самое широкое и самое основательное вооруженное вторжение из всех, какие когда-либо предпринимались человеком в хрупкой арктической зоне жизни. Из тысяч людей, что прибывали сюда на сотнях самолетов и судов, едва ли находился один, не жаждавший убивать. Убивать белых медведей, моржей, песцов, волков – словом, убивать все, что только движется. Небольшой самолет не может сесть в сумерках на торосистом льду, но все равно – стреляй по медведю. Дело сделано – медведь уползает раненый.
Построенный нами с таким трудом барак станет притоном для охотников на волков. Мы будем жалеть, что, уходя, не подожгли его. Но мы были связаны обязательством.
С чудовищным стоицизмом волков, признающих безнадежность борьбы, наши любимцы вытерпели самолеты и поезда. Север спокойно лежал на руках нашего друга Целии Хантер, когда ему делали укол – предписанную законом прививку от бешенства.
Случались и смешные эпизоды, но наши сердца разрывались от горя.
Вспомнить хотя бы меловое лицо и каменное оцепенение главной медсестры денверской больницы, когда я захотела провести мистера Севера к доктору Олаус Мюри, известному биологу, знатоку диких животных, которая находилась в этой больнице на излечении. Или нервозно – гордое заявление доброго старого проводника в багажном вагоне: «Мне сроду не приходилось брать на свое попечение волков».
Он держал дверь вагона открытой, чтобы этим густошерстым тварям, которые сидели теперь каждый в отдельной клетке, не было жарко. Он прикрывал клетки газетами: «Мне кажется, тогда они немножко едят». На одной долгой стоянке, проводя мимо клеток рычащую Тутч, мы слышали, как он авторитетно объяснял другим проводникам: «Это их нянька».
Что касается Тутч, которая совсем по-волчьи ни разу не была в течке за два года своей жизни, то она запустовала у нас в купе.
На холодном рассвете 23 октября мы сгрузили клетки с нашего джипа у хижины в горах Тэрриол, привязали волков под открытым небом и, поспав несколько часов, принялись строить для них первый загон.
Ценой огромных усилий мы соорудили Домашний загон, затем Дворовый загон, жили вместе с волками в Хижине краба. И наконец, Большой загон. Для волков это было ничто, нас это разорило.
Послесловие
Отличительная черта книги Л. Крайслер новое «открытие» автором своеобразного мира полярных стран, их удивительного обаяния. Хотя о волках и северных оленях, лапландских подорожниках или поморниках написано уже немало строк как в научных, так и в художественных сочинениях, Л. Крайслер в своей книге заново открывает мир четвероногих и пернатых обитателей арктических тундр, и особенно их «внутреннее мироощущение».
Книга Л. Крайслер обладает большими художественными достоинствами. Ее отличает своеобразная, живая и свободная манера изложения, выразительный, яркий язык. Подкупают в ней точно и правдиво, может быть даже несколько сухо (возможно, книга от этого лишь выигрывает), переданные картины арктических пейзажей – спокойных и предельно лаконичных. Повествование о нелегком труде и быте двух человек – кинооператора и его помощницы, впервые оказавшихся в тундре и на ходу приспосабливающихся к жизни в ней, насыщено мягким юмором.
Человеку, не обремененному предвзятым мнением, обладающему к тому же даром тонкого наблюдателя, при первой встрече с каким-либо явлением нередко удается обнаружить в нем новые, не известные дотоле качества или стороны.
Так случилось и с Л. Крайслер. Книга ее поражает обилием настоящих открытий, относящихся к образу жизни и поведению животных Арктики, их взаимоотношениям. Можно надеяться поэтому, что книга найдет признание не только среди широких кругов читателей, интересующихся описаниями арктической природы и путешествий в эти районы, но и обогатит новыми фактами и наблюдениями специалистов – зоологов, зоопсихологов, географов.
Главные «персонажи», с которыми встречается в книге читатель, ~ дикие северные олени карибу и их «серые пастухи» – волки. Олени широко распространены на севере Евразии и Северной Америки. Среди многих их рас (подвидов) выделяются две основные группы – лесных и тундровых животных.
Если первые из них ведут относительно оседлый образ жизни, то вторым, как правило, свойственны регулярные и протяженные миграции. Лето они проводят на открытых пространствах тундры, на морских побережьях, где их меньше беспокоит гнус: комары, мошки и оводы – и где они обеспечены травянистыми кормами. На зиму олени откочевывают в лесотундру, в горные редколесья или на север лесной зоны: ветер здесь гораздо слабее, чем в тундре, снежный покров зимой более рыхлый, и животным легче добывать из-под него лишайники и травы.
- Предыдущая
- 75/77
- Следующая