Клон Дьявола - Сиглер Скотт - Страница 7

Вертолет приблизился и, как шумная тень, нырнул вниз к взлетно-посадочной полосе длиной в милю, взбивая облака снежной пыли. Вышли шасси. Бобби Валентайн аккуратно посадил машину.

Чуть погодя над снежным ландшафтом разнесся металлический скрежет. Массивные двери ангара — 240 футов шириной и 70 высотой — медленно расползлись ровно настолько, чтобы прошла автоцистерна. Брэйди вывел ее и остановил рядом с «Сикорским». Колдинг направился к вертолету, поглядывая на ангарные двери: закроются или нет.

Двери остались открытыми. Значит, закрыть их некому: Энди Кростуэйта в ангаре нет.

Воздушный шлюз главного здания открылся. Колдинг ожидал увидеть Энди, но на холод выскочил Гюнтер Джонс. При шести футах двух дюймах он стоял «глаза в глаза» с Колдингом, но был намного худее; его черная куртка с эмблемой «Генады» болталась на тощем теле, как просторная рубашка на плечиках.

— Гюн, где, черт побери, Отморозок?

— Дрыхнет. Не хотел вас, ребята, оставлять недоукомплектованными, — он протянул Колдингу «уоки-токи». — Он врубает видеофон в комнате Энди.

Колдинг вздохнул и нажал тангенту.

— Энди, ответь.

Ответа нет.

— Энди, ответь. Я буду тебя доставать, пока не ответишь.

Динамик проскрипел в ответ:

— Ты мне мешаешь. Я пытаюсь заснуть.

— Давай, шевелись, Энди, топай сюда. Гюнтера пора менять.

— А Гюн здесь?

— Здесь, прикрывает твою ленивую задницу.

— Ну, тогда разрешаю всем расслабиться… Отстань, Колдинг.

— Черт возьми, Энди, давай сюда и делай свою работу.

— Не, я пас. В данный момент мой уровень по шкале GAF [4]крайне низок.

GAF? Колдинг взглянул на Гюнтера.

— Это значит, ему все пофиг, — перевел Гюнтер.

Колдинг считал Энди здесь лишь чуть более полезным, чем собачье дерьмо суточной свежести. Отморозок когда-то служил вместе с Магнусом, и это было единственной причиной, по которой вредный маленький ублюдок вообще получил работу.

— Энди, я…

— О, — донесся голос Энди, — похоже, эта штуковина сломалась…

Щелчок, и разговор прервался. Колдинг решил его не возобновлять.

— Да ладно, не парься, — сказал Гюнтер. — Плевать. Дай мне поздороваться с Бобби, а потом закрою ангар и добавлю тепла. Лады?

Колдинг кивнул. Они с Гюнтером подошли к «Сикорскому», когда вращение лопастей замедлилось и из кабины спрыгнул Бобби Валентайн.

Бобби был частным пилотом братьев Пальоне и универсальным курьером на все случаи жизни. Он откинул густые светло-русые волосы с глаз и сверкнул улыбкой, которая всюду служила ему пропуском. В левой руке Бобби держал металлический ящичек размером с коробку для обедов, правую протянул Колдингу, и тот крепко пожал ее.

— Пи-Джей, ну, как ты тут?

— Отлично, Бобби-Ви, — ответил Колдинг. — Долетел нормально?

Бобби кивнул:

— Все бы ничего, да только бы успеть унести отсюда ноги до прихода циклона. — Бобби протянул руку Гюнтеру. — Гюн, старина, как тебе пишется?

— Хорошо пишется, честное слово! Третью книгу почти закончил. Стефани Мейер никак не узнает, что ударило ее.

— Ну, ты гигант, — похвалил Бобби.

Гюнтер кивнул и потрусил к ангару. Он пробежал мимо Брэйди, который тащил заправочный шланг к «Сикорскому».

Бобби осторожно, словно фамильную ценность, поднял металлический ящик и вручил его Колдингу.

— Вот здесь очередной каталог вымирающих, — сказал Бобби. — Карибский тюлень-монах, стеллерова морская корова, свиноногий бандикут и тасманский волк.

— Тасманский волк? Они же вымерли еще в тридцатых?

Бобби кивнул:

— Мы нашли чучело одного в Окленде. Вытянули ДНК из шерсти или еще откуда… Ну, ладно, посылка доставлена, я — обратно.

— Так сразу? Доктор Румкорф умирает хочет полетать с тобой.

Бобби бросил взгляд на часы:

— А может герр доктор сделать это сию минуту?

— Сию минуту у него самый разгар эксперимента с иммунной реакцией эмбриона.

— Тогда прошу прощения: ждать не могу, — сказал Бобби. — К тому же доку Румкорфу вряд ли нужны еще уроки. Я захвачу его в другой раз.

Колдинг взглянул на свои часы: без десяти одиннадцать. Румкорф и компания трудятся уже три часа и скоро должны закончить. Колдинг поспешил внутрь, оставив Брэйди и Гюнтера, торопящихся поскорее отправить Бобби.

В этот раз, по счастью, в отличие от последних пятнадцати эмбриональных тестов, Колдингу удастся сообщить Данте хорошие новости.

Вот это характер!

Крохотный плавающий кластер клеток не был способен мыслить, не был способен реагировать или чувствовать. А если б мог, то чувствовал лишь одно…

Страх.

Страх к монстру, подплывшему слишком близко. Бесформенный, вероломный, безжалостный монстр дотянулся гладкими, как бы струящимися усиками, которые коснулись сгустка клеток, пробуя поверхность.

Плавающий сгусток чуть вибрировал каждый раз, когда одна из его клеток завершала митоз, деля одну клетку на две дочерние. Все это происходило быстро… гораздо быстрее, чем в любом другом животном, иной биологической форме. Ничтона свете не делилось с такой скоростью и такой эффективностью. Именно с такой скоростью живые сгустки начинали вибрировать каждые три или четыре минуты, клетки делились, с каждым разом удваивая количество.

Бесформенный монстр? Макрофаг, охотник-убийца, белая кровяная клетка, взятая из крови какой-то коровы и упавшая в чашку Петри с гибридной яйцеклеткой.

Усики монстра тянулись вперед — гибкие, бесформенные, струящиеся, словно обладающая интеллектом вода. Они гладили быстро делящееся яйцо, распознавая химические вещества, пробуяяйцо с одной лишь целью: узнать, было ли яйцо своим.

Оно им не было. Яйцо было чужим.

А все чужоедолжно быть уничтожено.

Даже на этой ранней стадии Цзянь знала: их вновь постигла неудача.

Она, Клаус Румкорф, Эрика Хёль и Тим Фили смотрели на гигантский монитор, занимавший всю стену плотно забитой оборудованием генетической лаборатории. Верхний правый угол монитора показывал зеленые цифры: 72/150. На поле широченного экрана светилась сетка квадратов, десять в высоту, пятнадцать в ширину. Больше половины из них были черными. В каждом из остальных квадратов застыло изображение зернистой черно-белой онлайн-картинки сильно увеличенного эмбриона.

Число 150 обозначало количество эмбрионов на момент начала эксперимента. Пятьдесят коров, три генетически модифицированные яйцеклетки от каждой коровы, каждая яйцеклетка вовлечена в воспроизведение без оплодотворения. Как только оплодотворенная клетка, называемая зиготой, делилась на две дочерние клетки, она становилась эмбрионом — растущим организмом. Каждый эмбрион сидел в чашке Петри, заполненной богатой питательной средой и элементами иммунной системы от «родной» коровы: макрофаги, натуральные клетки-убийцы и Т-лимфоциты — элементы, скомбинированные для того, чтобы выполнять функции, образно говоря, «киллеров специальных сил», нацеленных на вирусы, бактерии и другие болезнетворные микроорганизмы.

«72» — количество оставшихся в живых эмбрионов, пока еще не уничтоженных ненасытными лейкоцитами.

Цзянь заметила, как изменились цифры на счетчике: 68/150.

Румкорф, казалось, вибрирует от ярости; частота этой вибрации немного увеличивалась всякий раз, как уменьшалась первая цифра. Ростом он был чуть выше Цзянь, но в весе она превосходила его фунтов на сто. За толстыми стеклами очков в темной оправе глаза ученого очень напоминали глазки жука. Чем больше он кипел, тем больше его трясло. А чем больше его трясло, тем больше расходился зачес на его темени, обнажая поблескивающую лысину.

65/150.

— Скандал… — обронила Эрика, ее интеллигентный голландский акцент сочился раздражением.

Цзянь глянула на чопорную женщину. Она ненавидела Хёль не только за то, что та была законченной стервой, но еще и за то, чем не обладала сама Цзянь: Эрика была хороша собой и женственна. Волосы с серебристой сединой Хёль затягивала в тугой узел — это открывало надменное лицо. У нее были неизбежные для любой сорокапятилетней женщины морщинки, но ни одна из них даже не напоминала морщинку от смеха. Хёль была так бледна, что Цзянь частенько спрашивала себя, видела ли эта женщина последние тридцать лет что-нибудь, кроме бессолнечного лабораторного интерьера.