Рони, дочь разбойника - Линдгрен Астрид - Страница 23

• Предыдущая
• 23/33
• Следующая

Темнело. Скоро спустится ночь, и, если Бирк сейчас не вернется, бедная кобыла больше не увидит солнца.

Но Бирк вернулся и принес большую охапку белого мха. Никогда еще Рони не была так рада Бирку, это она ему когда-нибудь обязательно скажет, но не теперь, теперь надо действовать. И побыстрей!

Они вместе приложили белый мох к ее ране и увидели, что он тут же намок от крови. Тогда они положили сверху еще слой и закрепили его, как смогли, своими ремешками. Кобыла покорно стояла и не мешала им – она, видно, понимала, что ее лечат. А вот лохматый тюх, который выглядывал из-за ближайшей ели, этого не понимал.

– Зачемханцы выханцы такханцы делаетеханцы? – мрачно спросил он.

Рони и Бирк обрадовались, увидев лохматого тюха, потому что это означало, что медведь ушел. Ведь медведи и волки боятся лесной нечисти. Ни лохматым тюхам, ни темным троллям, ни злобным друдам, ни серым гномам нечего остерегаться хищных зверей. Учуяв их запах, медведь в страхе припускается в лесную чащу так, что только пятки сверкают.

– Жеребенокханцы, – проговорил лохматый тюх, – большеханцы неханцы прыгаетханцы. Нетуханцы его-ханцы.

– Это мы знаем, – печально ответила Рони.

Всю ночь они не отходили от кобылы, почти не спали и окоченели, но даже не замечали этого. Они сидели рядышком под густой елью. И говорили о чем угодно, но только не о ссоре. Словно они о ней забыли. Рони собиралась рассказать Бирку про то, как медведь задрал жеребенка, но не смогла, это было слишком тяжело.

– Да в любом лесу это случается, – сказал Бирк.

После полуночи они сменили мох на ране, потом немножко поспали и проснулись, когда стало светать.

– Гляди, рана уже не кровоточит. Мох сухой, – сказала Рони.

Они отправились к своей пещере, ведя за собой кобылу. Ведь нельзя же было оставить ее одну. Бедняга с трудом передвигала ноги, но все же охотно шла.

– На такую крутизну даже не всякая здоровая лошадь поднимется, – сказал Бирк. – Где мы ее поставим?

Неподалеку от пещеры был родничок, он вился между корнями елей и берез. Там они обычно брали воду. И теперь привели туда кобылу.

– Пей, – сказала Рони, – чтоб у тебя новая кровь прибывала.

Кобыла долго и жадно пила. Потом Бирк привязал ее к дереву.

– Тебе придется остаться у нас, пока не заживет рана, – сказал он. – Здесь тебе ничего не грозит.

– Не убивайся так. – Рони погладила кобылу. – На будущий год у тебя будет другой жеребеночек.

И тут она увидела, что из сосцов кобылы капает молоко.

– Это молоко для твоего жеребенка, но теперь ты можешь его нам отдать.

Рони побежала в пещеру и вернулась с деревянной миской. Вот наконец и она пригодилась.

И она подоила кобылу. Набралась полная миска молока. Для кобылы было большим облегчением, что ее набрякшее вымя опустело. А Бирк очень любил молоко.

– Теперь у нас появилось домашнее животное, – сказал он. – Лошади надо дать имя. Как бы ее назвать?

– Давай назовем ее Лита, – предложила Рони, не задумываясь. – У Маттиса в детстве была кобыла, которую так и звали – Лита.

Оба решили, что Лита – отличное имя для кобылы, которая, это уже было ясно, не умрет от потери крови. Они нарвали травы, принесли Лите, и она стала жадно есть. И только тут Бирк и Рони почувствовали, что они сами голодны. Им пора возвращаться назад, в пещеру, и отдохнуть.

Когда они уходили от Литы, кобыла повернула голову и тревожно поглядела им вслед.

– Не бойся, – крикнула Рони, – мы скоро вернемся. И спасибо тебе за молоко.

Пить свежее молоко, да еще охлажденное в роднике, что может быть лучше. Они сидели на площадке перед входом в пещеру, ели хлеб, запивали его молоком и глядели, как всходит солнце.

– Жаль только, что у нас нет ножа, – сказала вдруг Рони.

И тогда Бирк вынул нож из кармана и протянул ей.

– Я нашел его, – сказал Бирк. – Он лежал себе под мхом и тихонько ждал, пока мы ссорились.

Рони долго сидела молча, потом сказала:

– Знаешь, о чем я думаю? О том, как легко все разрушить, и из-за чепухи…

– Вот и давай теперь, – сказал Бирк, – остерегаться чепухи… А знаешь, о чем я думаю? О том, что ты мне дороже, чем тысяча ножей!

Рони поглядела на него и улыбнулась.

– Ты что, обалдел, что ли?

Так Ловиса говорила иногда Маттису.

Мелькали дни, весна сменилась летом, пришла жара. И дожди. Несколько суток подряд дождь хлестал как из ведра, и лес напился до отвала и стал свежим и зеленым, как никогда прежде. А когда дождевые тучи ушли и снова засветило солнце, лес заблагоухал такими ароматами, что Рони спросила Бирка, пахнут ли другие леса, как их лес. И Бирк ответил, что, скорее всего, нет.

Рана у кобылы давно уже зажила. Они отпустили Литу на волю, она теперь жила в табуне диких лошадей, но молоко у них было по-прежнему. Под вечер табун всегда пасся на лужайке недалеко от пещеры, и каждый вечер Рони и Бирк ходили на эту лужайку и звали: «Лита! Лита!» Она откликалась, и ребята шли на ее ржание. Она хотела, чтобы ее доили.

Остальные лошади в табуне тоже скоро привыкли к ним, к этим человеческим детенышам, и больше их не боялись. Пока Рони доила Литу, другие лошади подходили совсем близко и с любопытством глядели на них – прежде они никогда ничего подобного не видели. Хитрюга и Дикарь тоже частенько подходили к ним чуть ли не вплотную, так что Лита прижимала уши и, казалось, вот-вот рассердится. Но их это ничуть не смущало. Резвясь, кони толкали друг друга, прыгали, вставали на дыбы – ведь они были еще жеребята и им просто хотелось поиграть. И вдруг они ни с того ни с сего срывались с места, галопом мчались к лесу и скрывались в чаще.

Но на следующий вечер кони снова паслись на лужайке и ни на шаг не отходили от Литы, пока ее доили. Бирк и Рони всегда разговаривали с Хитрюгой и Дикарем, и в конце концов жеребята настолько освоились, что позволяли себя погладить. Бирк и Рони гладили их весьма усердно, и это как будто очень нравилось молодым коням. И все же в их глазах была не покорность, а нечто вроде «нас не проведешь!».

Но вот однажды настал вечер, когда Рони сказала:

– Помнишь, я решила скакать верхом – значит пора начинать.

В этот вечер Литу доил Бирк, а Хитрюга и Дикарь, как обычно, стояли рядом и глазели.

– Ты слышал, что я сказала?

Она обращалась к Хитрюге. И вдруг схватила его за гриву и взлетела ему на спину. Он сбросил ее, но не так мгновенно, как в первый раз. Но теперь она была к этому уже подготовлена и знала, чего ей ждать. Когда же она снова вскочила ему на спину, он долго прыгал, лягался, но никак не мог ее скинуть. Правда, в конце концов ему это все же удалось, и Рони, вскрикнув от злости, снова очутилась на траве. К счастью, расшиблась она не сильно, хоть и больно стукнулась о землю.

– Ты как был Хитрюгой, так им и остался, – сказала она, вставая и потирая локоть. – Но учти, я не сдамся!

Она и в самом деле не сдалась. Каждый вечер, подоив Литу, Рони и Бирк пытались все снова и снова подчинить себе коней. Но кони оказались просто необучаемыми, и Рони тысячу раз летела на землю, ловко сброшенная Хитрюгой.

– Теперь у меня все тело болит, просто живого места нет, – сказала она и шлепнула Хитрюгу по крупу. – И это твоя работа, наглец.

Хитрец спокойно стоял – казалось, он был очень доволен.

А Бирк тем временем продолжал свое единоборство с Дикарем. Дикарь был таким же своенравным конем, как и Хитрюга, но у Бирка все-таки хватало силы удерживаться у него на спине. Да, он, представьте, усидел верхом, держась за холку, и Дикарь, вконец выбившись из сил, сдался.

– Гляди, Рони, – крикнул Бирк. – Он больше не вскидывается!

Дикарь испуганно косился, ржал, но с места не трогался. А Бирк все оглаживал его и так безудержно расхваливал, что Рони даже возмутилась:

• Предыдущая
• 23/33
• Следующая